Лисы взрослым не игрушка (СИ) - Бегун Анна

1.

Я не умею плавать.

Совсем. Страх воды сковывает меня, парализует, и не оставляет ни единого шанса научиться хотя бы держаться на воде. Из груди вырвался крик. Отпущу руки — ветер скинет меня в воду. Не отпущу — быстро поднимающаяся вода всё равно нагонит.

Но это хотя бы шанс.

Пересилив панику, я снова начала взбираться наверх. Ветер тормозил меня, глаза слезились, а волны, казалось, вот-вот коснутся ног.

Пальцы цеплялись за перекладины мёртвой хваткой, но лестница уже была скользкой от брызг, мечущихся в воздухе. Очередной порыв ветра — и руки соскользнули.

Я не успела даже крикнуть.

Вода больно ударила в спину, выбивая из меня дух. Хотела бы сказать: выбивая дыхание, но о каком дыхании может идти речь, когда ты полностью в воде? Паника охватила с головой, отключив разум. Руки сами по себе начали делать движения вверх-вниз, выбрасывая тело на поверхность, но лишь на мгновение. Если бы чуть больше, если бы не одно мгновение, а хотя бы три, чтобы крикнуть, чтобы позвать…

И снова вода давит всей тяжестью. Тут волна ушла в сторону, приподняв меня в воздух. Глоток жизни.

— Успокой её, если сможешь! — успела я услышать, прежде чем уйти в глубину стихии. В этот момент мне почему-то казалось, что она — стихия — радуется.

Радуется… свободе.

Время шло. Грудь сдавило от нехватки кислорода. Руки неистово взбивали воду, поднимая бурю пузырьков, которые уходили наверх и исчезали.

Почему я не пузырёк?

Почему опускаюсь всё глубже?

Так трудно терпеть…

Нельзя вдыхать. Надо подняться.

Руки начали уставать, и двигались всё медленнее. Говорят, в воде есть кислород. Что, если вдохнуть воды, словно рыба? Они ведь как-то дышат.

Когда терпение почти закончилось, когда инстинкт уже чуть не заставил сделать вдох, наполняя лёгкие водой, сильные руки обхватили меня за пояс. Человек прижался к моей спине, и вместе мы начали медленно всплывать.

Я подняла глаза и увидела сквозь толщу воды свет.

Странно, не знала, что можно открыть глаза в воде…

И при этом видеть.

Ещё несколько нестерпимо долгих секунд — и я жадно, с хрипом, вдохнула воздух. Полную грудь, и даже ещё немного. Поверхность была спокойна, а вместо шторма в зале стоял лёгкий бриз. С волос ручьями стекала вода, застилая лицо, но всё моё внимание было сосредоточено на том, чтобы надышаться впрок. С запасом.

— Ты что, плавать не умеешь, недоучка, — проворчал влекущий меня к «суше» Сириус.

Вода поднялась ровно до уровня ниши и остановилась. А на «берегу» стоял Ной с полуприкрытыми глазами. Его руки были сложены в печать. Редкую, очень редкую, о таких, конечно, рассказывали на уроках магии, но мало кому доводилось видеть — постоянную печать. Это не команда, отданная стихие. Это поводок, затянувший ей горло.

— Они меня не слушаются, — тихо сказал Ной.

Толль фыркнул.

— Ещё бы, они ж через меня вышли. Дорвались до свободы. Минут пять продержишь?

Ной неуверенно кивнул.

— А не, — сказал Сириус, глядя на воду, и я невольно оглянулась. Уровень начал падать. — Всё, отпускай.

Мой одногруппник прищёлкнул пальцами, сложил одну за другой ещё две печати, формы которых я даже не успела разобрать, и тут же опустился на колени рядом со мной.

— Нэт, ты в порядке?

— Уйди, — прохрипела я, со злостью глядя ему в глаза. — Кто тебя вообще просил лезть?!

— Нэт, но я же…

— Уйди!

— Дай я тебя хоть обсушу…

Мне в лицо ударил горячий ветер, так что глаза заболели и заслезились.

— Ной, УЙДИ! — рявкнула я, чувствуя, как балансируют внутри меня ярость и желание разреветься. Ветер тут же утих. — И ты, белобрысый, тоже уйди! Видеть вас не хочу! Ни одного из вас!

— Глухой, что ли? — Сириус пнул Ноя коленом под зад. Тот развернулся и уже было замахнулся, но Толль остановил его прожигающим взглядом: — Повторить хочешь? Во второй раз рыжую сам вытаскивать будешь.

Ной опустил руку, смерил Сириуса взглядом, закусил губу и вдруг спросил:

— Я чего-то не понял, ты же не потомственный, как тебе удалось столько призвать?

— Мне не надо просить, достаточно позволить… — начал что-то объяснять Толль, но я прервала их милую беседу яростным воплем:

— ПОШЛИ ВОН ОБА!!!

А то ишь, нашли место и время обсуждать свою магию.

— Оба! — вторило эхо. — Оба. Оба…

Они посмотрели на меня, словно нашкодившие псы, и по очереди скрылись на лестнице. Я же растянулась на каменном полу, произнесла: «Лава Морус Каватти Сендза», выпустила немного разволновавшейся внутри силы и принялась ждать, когда магия медленно, но верно обсушит мою одежду. Да, это не так быстро, как ультра-феном Ноя, но зато тихо и приятно. А мне сейчас не нужно было ничего, кроме тишины. Снизу, правда, доносились ещё голоса, в которых время от времени угадывались слова, а порой даже фразы. Я усмехнулась: ещё ведь, чего доброго, подружатся на почве общих интересов…

2.

Желая узнать, о чём Толль шепчется с легендарным — и, как многие думают, мифическим, — животным, я попыталась подкрасться поближе, но… Не заметив, что под ногами припорошенный снегом лёд, поскользнулась и больно упала прямо на мягкое место.

Дориэм встрепенулся, повернувшись в мою сторону, и тут же начал превращаться в голубоватый вихрь. Я встала на корточки и, зачарованно глядя на превращение животного, судорожно соображала, что теперь: бежать или…

А какое у меня, собственно, или?!

Вскочив на ноги, я бросилась прочь, то и дело скользя на обледенелой тропинке.

— Стой, рыжая! — проорал за моей спиной Толль.

Делая вид, что не слышу, я бежала без оглядки. Если насчёт дориэма слухи не врали, то может и насчёт жестокой кары — тоже?

Вдруг мои ноги оторвались от земли. То есть, оторвались они вполне предсказуемо — я почти летела, со всех ног удирая подальше от озера. А вот обратно на землю они уже не опустились. Глупо, как в мультиках, ещё несколько мгновений перебирала ногами в воздухе, явно поднимаясь всё выше над поверхностью. Наконец, конечности остановились и бессильно повисли, а из груди вырвался стон отчаяния.

Ну, всё. Мне конец. Единственное, что я могу сделать с этим магом чёртовым — это стукнуть его со спины и надеяться, что он тут же потеряет сознание. Но такого опыта у меня не было, и как надо стукнуть, чтобы человек отключился, я совершенно не представляла.

Может, швырнуть в него сумкой? Он отвлечётся, уронит меня — и в это время снова попробовать удрать?

Оглянулась: Толль был уже слишком близко. Перехватит.

Убегать зигзагом через кусты?

— Да угомонись ты уже, рыжая.

Мы ввалились в номер, не отрываясь от губ друг друга. Подбородок уже гудел, расчёсанный его короткой бородой, но остановиться было невозможно. Краем прикрытых глаз я заметила, как он ощупью запер дверь на ключ, после чего подхватил меня на руки и бросил на большую круглую кровать, застеленную красным шёлком и освещённую крупной белой и полной луной. Я взвизгнула от неожиданности, но, приземлившись, рассмеялась. В самом конце падения он слегка придержал меня дуновением ветра, от чего короткая юбка задралась, открывая его взору кружевные стринги, а волосы взметнулись в воздух и легли в творческом беспорядке.

— М-м-м, — он оценивающе вздёрнул бровь и, рывком сняв с себя майку, прыгнул ко мне в кровать. Его бронзовый торс покрылся тонкой испариной и блестел в свете фонарей, нахально подглядывавших в окно. Он возбуждённо выдохнул и, снова прильнув к моим губам, одним движением отодвинул стринги и вставил палец внутрь до самого конца. Из моей груди вырвался громкий протяжный стон: мышцы резко сократились, обхватив его со всех сторон, и сокращая путь до оргазма как минимум вдвое. Я оторвалась от него, пытаясь перевести дыхание, которое вдруг стало глубоким и тяжёлым. Но он свободной ладонью схватил меня за подбородок и, с силой повернув к себе мою голову, снова впился в гудящие губы и вставил второй палец. Новая волна сводящих с ума ощущений окатила меня до самых кончиков волос, и я застонала вновь. Голос с трудом пробивался сквозь запечатанный поцелуем рот. Когда же он начал резкими толчками, словно биение сердца, массировать меня изнутри, я со всей силы дёрнула головой и заорала, не в силах сдерживать эмоции. Наслаждение захватило меня полностью, унесло так далеко, утянуло так глубоко, что всё на свете стало не важно в тот момент. Мышцы сжались со всей силы, удерживая его внутри, ноги и таз зажили своей жизнью, дёргаясь в ритме джаза.