Что же я наделала... (СИ) - Росс Даяна

Выйдя на улицу, натянула капюшон и закурила. Смена закончилась, можно выдохнуть и спокойно идти домой. Специально выжидала пару лишних часов и только после этого покидала клуб. Иначе чревато было наткнуться на ярых поклонников, считавших, что пределом моих мечтаний, является секс в подворотне с оборотнем или метаморфом.

А так они уставали ждать, переключали своё внимание на что-то другое и покидали свою вахту. В толстовке, джинсах и разбитых кроссовках, я вряд ли напоминала "Аврору", женщину-вамп, нимфоманку и дикую кошку. Заставлявшую своими танцами и полуобнажённым телом выть волков и свистеть демонов.

Логичный вопрос: кто я сама такая и зачем мне это? Не поверите, я не знаю, кто я. Очнулась в больнице с дикой болью в спине и дырой в голове. Не реальной, а в памяти. Нет, я понимала, как устроен мир, как говорить, есть и так далее. Но вот про себя не могла вспомнить ничего. Врачи разводили руками, исследовали меня, а потом махнули рукой и сказали, что со временем память вернётся.

Пока не особо. Мне очень помог молодой интерн, Иван — худощавый, улыбчивый, с шевелюрой светлых кудряшек на голове. Ухаживал за мной, веселил, и я настолько обнаглела, что теперь жила у него.

Мир… Ужасный наш мир. Людей осталось мало, кстати, я тоже человек. И с каждым годом становится всё меньше. Вокруг разврат, похоть и низменные инстинкты. Всё заполонили существа из других миров. Оборотни, демоны, вампиры, метаморфы и далее по списку. Они использовали людей, как пищу, рабов, энергетические батарейки. Светлые силы редкость тут. Они борются за души, но это место явно осталось за демонами.

Моя душа никого не интересовала, нужны были деньги и, увидев объявление, что требуются стриптизерши, со спокойной совестью пошла на пробы. Взяли меня сразу, тело жило своей жизнью, стоило услышать музыку. И сама того не желая, стала визитной карточкой заведения.

Единственным моим условием было — маска. Кружевная, шелковая, скрывающая лицо. Не хватало, чтобы днём меня узнал кто-то из посетителей. А видела таких часто, то в магазине, то просто на улице.

Ваня возмущался, отговаривал, но меня, как тянуло на всякую гадость. Нет. Никакого интима. Только танцы, но на грани фола. Завести, зажечь, чтобы в штанах тесно стало, а потом, плавно покачивая бедрами, уйти со сцены. Это был мой личный кайф.

Ходить по улицам одной было опасно, но четыре утра, это то время, когда все самые гадкие поступки уже совершены, все сыты и довольны.

Скоро рассвет, а это означает, что на улицах станет безлюдно, серо и дождливо. Солнца давно не видели эти улицы.

Вокруг грохочет музыка, пьяный смех, ругань, стоны. Город погряз в извращениях и преступлениях. А мне плевать. Надела наушники и, включив любимый трек, шлепая по лужам, шла домой.

Старый барак, да вся архитектура города напоминала трущобы, никто не занимался ничем, на улицах свалка, только клубы, да кабаки пестрили вывесками, тут были все деньги. А здесь деревянный пол, ступени скрипят, на втором этаже, вообще, дырка в полу, у соседей слышится мат и драки.

Вставила ключ в замочную скважину, но ее тут же отворил Ваня. На лице беспокойство, сколько ему не говори, чтобы не ждал и спал, бесполезно, ведь утром на дежурство в больницу!

— Всё в порядке? — с тревогой. Сняла капюшон и посмотрела на него. Беленький, кудрявый, с голубыми глазами, как ему удалось сохранить чистоту при всем том, что творится вокруг? Мысленно добавила ему крылья за спиной и усмехнулась.

— Конечно, что со мной будет? Всем Аврору подавай, — разуваясь. — Чего опять не спишь?

— Как тут уснёшь? — сокрушенно. — Ты голодная?

Кивнула, и он заспешил на кухню, гремит тарелками и кастрюлями. Тепло на душе так стало. Почему только возится со мной?

— Вань, — крикнула, заходя в ванну, настолько маленькую, что задеваешь попой стену, он ответил протяжным: "А-а-а?", — девушку тебе надо найти хорошую, — громко и уже себе под нос. — А то, как мамка себя ведёшь.

— Эль, — недовольно за моей спиной. — Мы уже это обсуждали. Нет пока хороших.

Подняла лицо и, смотря на него через зеркало.

— Тогда более менее нормальную. Я не маленькая, — серьёзно. — Не надо меня оберегать.

— Позволь мне самому это решить, — закидывая полотенце себе на плечо. — Я тебе мешаю?

Сейчас он выглядел очень забавно, ещё и хмурится. Каждый раз разговор приходит вот к этой фразе.

— Нет. Я тебе всем обязана, — всегда отвечаю так.

Удалился. Ведь порчу ему настроение не потому, что плохая, просто, правда, хочу ему счастья.

— Чай или кофе? — раздается через пару минут. Я уже смываю с себя чужие похотливые взгляды и лосьон с блеском для тела.

— Чай, — выкрикиваю. Вытираюсь и надеваю белую простую ночнушку до колен.

На кухне накрыт стол, жареная картошка с яйцами и чай. Запах… В животе заурчало.

— М-м-м, — блаженно тяну, наполняя рот хрустящей картошечкой. — Я тебе говорила, что люблю?

— Раз триста, — подперев подбородок локтем и наблюдая за мной. И ведь не уйдет, пока посуду не помоет за мной.

— Триста первый. Ты лучший, — отпивая сладкий чай.

Подкрепившись, закуриваю и наблюдаю за тем, как мужчина моет тарелку.

— Когда ты бросишь эту гадость? — через плечо. — Это убивает тебя.

— Меня эта жизнь убивает, — легкомысленно отвечаю. — Посмотри в окно. Там кого-то насилуют или истязают, а ты про мою вредную привычку переживаешь.

Качает головой, но больше мы не развиваем эту тему. Квартира однокомнатная. Я сплю на диване, а он на кресле-кровати. Чёрт возьми, ему вставать через три часа, я же смогу спать сколько угодно. Но как с ним бороться?

Проваливаясь в сон, бормочу:

— Спокойной ночи, Ванюша.

— И тебе Эля, — зевок сквозь дрёму. Почему Эля? Решила выпендриться и придумала себе имя — Элионора. Мне нравится, настоящего-то не помню.

Опять этот сон. Ненавижу его. Бесполезный и выматывающий.

Обстановку не рассмотреть, сколько не старалась. Только свет яркий, белый. Аж глазам больно. Голоса. Они спорят, ругаются, а я стою посередине, они расположились кругом. Лиц не видно, да и голова моя опущена. Глупость, но волосы у меня пшеничного цвета, а ещё, знаю наверняка, что и глаза голубые. Почему глупость? Да потому, что это не я. Придя в себя, в больнице, и взяв зеркало, внимательно рассмотрела отражение. Волосы черные, глаза карие, большие и выразительные, ресницы длинные и пушистые. Отвлеклась. Стою и чувствую себя жутко виноватой, опустошенной и точно знаю, что последует наказание. Страшное, непоправимое.

— Ты понимаешь, — этот голос, скручивает вены, пробивает током, вздрагиваю. — За что?

Они всё решили, за такое не прощают…

— Да, — поднимаю лицо, от света начинают слезиться глаза.

— Жаль, — грустно и с теплом. — Я так в тебя верил…

А потом накрывает боль, она выворачивает тело и душу, дикая, ни с чем не сравнимая боль. В спине, в области лопаток. Где-то кричит раненый зверь или нет, это я. Меня бьёт агония, тело скручивает судорогой. Сознание мутится, теряю реальность, падаю и падаю в бездну.

— Эля! — сквозь вату. — Эля! — сквозь слёзы и мой крик. Открываю глаза. Испуганный Ваня. Опять. Опять этот кошмар, опять напугала его и не дала спать.

— Всё в порядке, — шепчу, всхлипывая, волосы прилипали ко лбу, меня саму хоть выжимай. А спина в области лопаток просто горит огнём. — Всё хорошо.

— Снова? — спрашивает, подходя к тумбочке и доставая обезболивающее.

— Да, — смысла врать нет. Эти шрамы, будь они неладны. Мало того, что спину не украшают, ещё и болят. Какой садист мне лопатки располосовал?

— Выпей, — протянул мне две таблетки и стакан. Проглотила и не заметила.

— Вань, — вышло жалобно. Но он понял, мне нужно его обнять, мне очень плохо сейчас. Взял своё одеяло и лег ко мне. Обняла его и так хорошо стало. — Не ходи завтра на работу? — с надеждой.