Анна Кэтрин - Соль и серебро

— Клянусь. — Это может оказаться ложью.

Не то чтобы я решила прикоснуться к Двери в больнице.

Солнце высоко в небе, жарит мне голову. Иногда я жалею, что не блондинка; уверена, что блондинки перегреваются не так быстро, как брюнетки.

— Конечно, — говорит он, и мне ясно, что он не поверил. — Я…

Я никогда прежде не видела, чтобы ему не хватало слов, но он замолкает прямо посредине предложения. Светофор загорается зеленым, но Райан не двигается.

— Ты… — подсказываю я.

— У меня есть идея, — признается он. Я никогда не видела его таким неуверенным. — Где-то есть место, где может быть Дверь, но… на самом деле я никогда раньше не видел, чтобы Двери перемещались. Никогда. Я даже никогда не слышал об этом. Но большинство Дверей — это звучит так глупо, даже для меня, — большинство Дверей находится в торговых центрах.

— В… торговых центрах.

— Много народу, много шуму, много суматохи. Много подвальных помещений, куда никто не заходит. — Райан отмечает пункты, загибая длинные красивой формы пальцы, с которыми у меня связана не одна фантазия. У него всегда чистые ногти, и это весьма впечатляет, учитывая специфику его работы. — Торговые центры — отличные места для демонов, — заканчивает он. — Они перемешиваются с неформальной молодежью. Так что, если твоя Дверь переместилась спонтанно, она могла отправиться туда.

— Что ж, — радостно говорю я, — я спец по торговым центрам. Пошли.

— В Бруклине вообще есть торговые центры или надо ехать на Манхэттен? — Он поправляет стетсон.

— О, конечно, в Бруклине есть торговый центр, и там полно неформалов, — уверяю его я. — Но… — Я останавливаюсь и вздыхаю.

Райан осторожно разглядывает меня:

— Но что? Я хмурюсь:

— Нам придется сесть на автобус.

На самом деле нам приходится сесть на автобус и еще на метро. К счастью, в этом месте поезд идет большей частью по земле. Сейчас не семидесятые годы; нью-йоркское метро больше не внушает ужас. Но это гавань для демонов. Все эти катакомбы, туннели, которые больше не используются… Такое ощущение, что у демонов есть радиокомпас. Те экземпляры, которым удалось выйти из Двери и миновать Райана, всегда направляются в метро.

Я не хочу садиться в поезд. Я действительно не хочу. Не то чтобы я слышала шепот Двери или что-то в этом роде, я просто… не хочу садиться в поезд. У меня такое же чувство, как было в вестибюле больницы. Это плохая мысль.

Райан берет меня за руку и бережно тянет за собой, и я прохожу сквозь открытые двери, вцепляюсь в него и прячу лицо у него на груди. От него больше не пахнет кровью, — должно быть, он принял душ в моей квартире над закусочной, пока мне снились оборотни. Он пахнет сандаловым деревом.

Уголком глаза я вижу тени с крыльями и сглатываю комок, поднимающийся в горле.

— Райан, — настойчиво шепчу я.

— Я вижу их, — спокойно говорит он. Слишком спокойно. — Они не приблизятся к нам. Ты все еще пахнешь смертью.

Он тихо бормочет мне о демонах, животных и важности идентификации по запаху для преимущественно ночных созданий. Звучит как белиберда, но успокаивает. Когда поезд останавливается, мы выходим, хотя это еще не наша остановка. Мы садимся в другой вагон. Здесь тоже некомфортно, но тут нет крылатых теней, так что я просто стою, уткнувшись в грудь Райану, и вдыхаю запах сандала.

Как только мы выходим из автобуса перед торговым центром, до меня доносится шепот Двери. Мы легко находим ее; она в подвале, прямо под магазином на первом этаже.

Эта Дверь уродлива, и это не Дверь из закусочной. Я не узнаю ее, но у нее внутри кованая железная решетка. Я хочу сказать, что на самом деле это не может быть железо, потому что тогда оттуда ничто не могло бы выйти. Или же это действительно железо, и вот почему отсюда не лезет всякая дрянь двадцать четыре часа в сутки и здесь не требуется легион охотников для сдерживания. Может быть, демонам приходится выискивать способы, как проскользнуть мимо железных прутьев, не убив себя.

Я не знаю.

Все, что я знаю, — что вокруг тела мертвых подростков, матерей и детей. Я не могу смотреть. У некоторых высосана вся кровь. У других остались лишь кости. Некоторые просто мертвы, — может быть, это охотники, которые не смогли уцелеть в своей последней схватке.

Мертвецы, если вас это интересует, не похожи на трупы в кино, или в сериале «Закон и порядок», или даже на похоронах с открытыми гробами. Смерть выглядит не так, как мертвецы на похоронах, загримированные, приукрашенные и готовые для шоу.

Смерть выглядит как воск, тяжесть и жир. Смерть такая, как я вижу сейчас.

Хотя запаха нет — воздух наполняют испарения цветочных химикатов сверху.

И все это перекрывает шепот Двери, достигающий меня. Пока Райан осматривается по сторонам, словно тут, в середине помещения, нет огромной кучи гниющих трупов, я сижу на грязном бетонном полу, аккуратная и далекая от тел, Дверей и этого ужаса. Гвоздь в кармане джинсов впивается в ягодицу, но я могу потерпеть неудобство некоторое время. Я голодна, хочу пить и устала, и я все еще зла из-за того, что Нарния убила ту глупую вампиршу, когда я с ней разговаривала, и что я сходила с ума из-за поездов, и Райан это видел, и…

Эти, — шепчет Дверь. Другой голос, более тихий, повторяет: Эти.

Я не обращаю на них внимания.

Эти.

Элли.

Эти?

«Что?» — резко спрашиваю я.

Мы можем дать тебе то, что ты хочешь…

«Что я хочу, — ною я про себя, — так это немножко картошки фри».

Дверь… она хихикает. Это единственное слово, которое я могу использовать. Дверь смеется надо мной. Слышится слабое хихиканье второго голоса, и я подумываю сделать какую-нибудь глупость.

Мы знаем, что ты хочешь, — говорит Дверь. — Маму. Семью. Деньги. Мы…

— Элли! — резко говорит Райан.

По его интонации я догадываюсь, что он зовет меня уже не первый раз.

— Что? — вытягиваю я из себя.

Двери заставляют все двигаться медленно. Мой желудок ноет, когда я вспоминаю, как это было — прикоснуться к Двери в больнице.

— Что она говорит? — спрашивает он. Он опускается на колени передо мной. — Не слушай ее.

— Думаю, что я не настолько глупа, чтобы слушать парочку чертовых Дверей в Ад, — говорю я, не успев подумать.

— Но настолько глупа, чтобы коснуться? — Райан кладет руку мне на колено. — Элли, не слушай ее.

— Я не слушаю.

— Что она говорит? — Этот вопрос, похоже, противоречит его приказу не слушать Дверь.

— Ничего, — вру я. — Просто мое имя.

Райан долго смотрит на меня, потом встает и возвращается к груде тел вокруг Двери. Сапогом он толкает их, разделяет, переворачивает, чтобы увидеть лица.