Подарок для Повелителя (СИ) - Фокс Элинара

Придя к такому выводу, я решила реализовать свой план через пару дней, чтобы успеть подготовиться окончательно, пополнив сумку продуктами на дорогу.

Именно этим я и занималась сейчас, сидя на дереве. Я собрала провизию и укладывала ее в сумку, когда мать начала искать меня. Выдать себя было нельзя, это опасно: вдруг кто увидит мой схрон, тогда о побеге можно и не мечтать. А бежать я собиралась сегодня ночью.

Подождав, пока мать удалится обратно к дому, огляделась вокруг: нет ли кого рядом. Убедившись, что одна, спрыгнула с дерева и, отряхнувшись, зашагала в сторону дома, напевая себе под нос.

Войдя, обнаружила, что у нас гости, а именно: старейшина со своим сынком Троном. Они сидели за столом, разговаривая с моей матерью и отчимом. Вид у них был серьезный: неужели обсуждали мое замужество? Увидев меня, все умолкли на минуту, а потом старейшина проговорил своим скрипучим голосом:

— А вот и наша невеста. Вы вовремя, милочка, мы как раз обсуждаем детали свадьбы.

Я взорвалась от возмущения: какая наглость! Я еще не дала согласия, а они уже обсуждают детали!

Приподняв одну бровь, я ехидненько заметила:

— А не торопитесь ли вы со свадьбой? Вроде рановато для этого, я еще обдумываю предложение.

Старейшина и бровью не повел, оставаясь таким же спокойным, как и до этого.

— Это все формальность, милочка, вы же знаете. Ваши родители дали согласие на брак.

Это уже было слишком! Как они посмели без меня решать такие вещи!

— Мама! — вопросительно перевела на нее взгляд. — Как ты могла так поступить со мной? Даже времени не дала на раздумье!

Мать вздохнула и потупила взгляд.

— У тебя было два дня, ты промолчала. Вот мы и решили, что ты согласна, — ответила она тихо. Отчим взял ее руку в свои и стиснул в знак поддержки.

— Так будет лучше для тебя, — проговорил он. — Ты будешь пристроена, и матери будет спокойно.

— Ах, вот как? Решили меня сбагрить по-быстрому? Я знала, что всегда мешала вам, но не думала, что настолько! — выкрикнула я обиженно отчиму. Он лишь передернул плечами в ответ, мол, думай, как хочешь.

В разговор снова влез старейшина:

— Я не понимаю, милочка, чем вам не угодил Торон? Он — хороший молодой человек и достойный муж для вас.

Во мне бушевала ярость и отрицание всего происходящего. Еще немного — и рванет, поняла я свое состояние, но язык успел первым.

— Я вам не милочка! А ваш сынок и на мужика-то не тянет, так, подобие одно! — крикнула я и зажала рот руками, округляя глаза в испуге.

Что я натворила! Я нахамила и оскорбила старейшину! Мне такого не простят. Отчим вскочил со стула и ударил меня наотмашь, да так, что в моей голове все помутилось, в глазах прыгали искры и слезы застилали взгляд. Я лишь всхлипнула, держась за щеку рукой. Щека пылала, как будто к ней приложили горящий факел.

— Да как ты смеешь, соплячка, так разговаривать со старейшиной! — прорычал отчим, вновь занося руку для удара. Мать вскочила со стула и повисла на муже.

— Не надо, Радик, прошу тебя, — заскулила она испуганно. — Она все осознала, — и быстро глянула на меня, намекая на то, чтобы я извинилась.

В душе моей творилось что-то невообразимое: испуг, страх, ненависть, злость — все смешалось в один большой ком, готовый вырваться из меня и сокрушить все на своем пути. Я лишь плотнее сжала губы, стараясь удержать свои эмоции при себе и не сделать еще хуже. Все смотрели на меня, ожидая извинений и покаяния в своем безобразном поведении, а я не могла заставить себя вымолвить даже слово. Понимала, что надо, но не могла.

Молчаливое ожидание затянулось. Меня сверлили взглядами трое, только Торон сидел, понуро опустив голову. Взглянув на него, я почувствовала укол вины. В принципе, он не заслужил моего оскорбления, ведь не сделал мне ничего плохого. Может, и его заставляли жениться, я же не знала наверняка. Собравшись с духом, я все-таки ответила:

— Торон, прости меня, я не хотела тебя оскорбить, все как-то само вырвалось, — извинилась я, глядя на парня.

Он поднял на меня взгляд своих голубых глаз. В них горела ненависть, да такая ярая, что мурашки побежали по коже. Вот тебе и невинная жертва. Да, похоже, он желал этой свадьбы не меньше, а теперь еще и хотел отомстить посильнее за нанесенное оскорбление. Я совсем сникла, не зная, что делать. На помощь пришла мама. Она выпустила руку мужа и подошла ко мне, потом обернулась к собравшимся.

— Прошу, простите ее, она просто напугана столь резкой переменой в жизни, — умоляюще обратилась она к старейшине. — Я поговорю с ней и все объясню. Завтра она даст свое согласие и будет счастлива принять предложение Торона. Да, милая? — обратилась она ко мне и строго посмотрела в глаза.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия, чтобы сгладить эту ситуацию. Конечно, я не собиралась соглашаться, но сейчас спорить было бессмысленно и глупо. Мать, извинившись еще раз перед гостями, потянула меня на выход.

Затолкав меня в комнату, она захлопнула за собой дверь.

— Ты с ума сошла? — прошипела она гневно. — Как твой язык повернулся такое ляпнуть! Ты позоришь нас перед уважаемым человеком, да еще оскорбляешь его сына! Мне стыдно за тебя!

Я стояла понуро, опустив голову и делая вид, что очень расстроена своей выходкой, а в голове билась мысль: так им и надо! Нечего заставлять меня делать то, что мне не нужно. Сегодня же сбегу — и пусть сами тут разбираются, кто на ком женится.

Мать, высказав все, что думает, ушла, оставив меня в покое. Я подошла к зеркалу: на щеке краснел отпечаток ладони Радика. Боль уже прошла, а вот краснота и припухлость остались. Смочив ткань в воде, приложила к щеке, ощущая облегчение от прохлады. Это впервые, когда отчим поднял на меня руку, видимо, сильно взбесился. Обиды не было как таковой, но я запомню этот момент. И однажды отплачу обязательно.

Села возле зеркала и уставилась на свое отражение. По меркам нашей деревни я была очаровательна, и знала это. С детства мне многие говорили, что я хорошенькая, а когда вырасту, стану просто красавицей. Что ж, так и получилось.

Мое лицо с изящными чертами выглядело аристократично. Тонкие изогнутые брови придавали ему ироничный вид, они как бы смеялись над всеми сразу. Раскосые глаза, как у кошки, синего насыщенного цвета, смотрели смело и серьезно, иногда там плескалось веселье. Носик прямой, слегка вздернутый к верху кончиком, который смешно шевелился, если я принюхивалась к чему-то.

Губки — пухлые, небольшие, но очень соблазнительные — придавали образу невинности. Черная копна густых волос была убрана назад в высокий хвост, открывая тонкую шею и лицо, делая его еще более нежным, подчеркивая точеные черты. Лоб скрывала небрежная челка, которую я сама себе обрезала год назад, решив, что так буду выглядеть взрослее. А еще мои прекрасные кошачьи ушки красиво лоснились черной шерсткой и имели серебристую опушку по краям. Ушки на макушке придавали мне хитрый вид.

Вообще, лирлоки — это создания, имеющие две сущности. Мы и люди, и звери одновременно. Когда мы спокойны и занимаемся своими делами, мы сохраняем человеческий облик — и только уши выдают нас. А когда мы на охоте или в опасности, организм трансформируется: у нас отрастают клыки и когти для защиты, удваивается сила в теле, ловкость повышается. Мы становимся гибкими, верткими и очень опасными существами.

Но по сути своей лирлоки добродушны, они не любят ругаться, спорить или выяснять отношения. Тут я выбивалась из их рядов, все это мне было чуждо. Я была вспыльчива, любила спорить, особенно, если знала, что права. Была несдержанна и прямолинейна, могла высказать все, что думаю, не считаясь с мнением других. В общем, характер у меня был не сахар.

Сколько мама ни билась над моим воспитанием, все было впустую. Своенравная дочь стала сплошным разочарованием для нее. Зато теперь у нее есть вторая — и можно направить на неё все внимание и заботу, что она и сделала. А меня — просто сбагрить быстрее замуж.