Алая сова Инсолье 2 - Ива Лебедева

Глава 4

Инсолье

Самое отвратное в восстанавливающих заклинаниях то, что работают они за счет твоих собственных резервов. То есть ускоряется метаболизм. В итоге…

— Жрать хочу, — выдохнул я в пространство, зная, что никто меня не услышит. Благо эти ободранные алые петухи хоть ночной горшок оставили: брезгливо им, видите ли, за мной убирать. В антимагической камере никакими заклинаниями не поразбрасываешься, все надо руками. Так и тянуло сделать им подарок прям под входную дверь, но, во-первых, не доставал, а во-вторых, мне ж самому потом больше пинков достанется.

Какую б гадость я себе ни представлял, какую б тошниловку ни вспоминал, а жрать все равно хотелось. И пить. Желательно чего-нибудь горячего, а то камеры в подземельях никто отапливать и не подумает. И пусть в мире лето — глубоко под землей от этого не сильно легче.

Кап.

Как отдельная форма издевательства — где-то совсем рядом то и дело капала вода. По запаху это, скорее всего, был водосток, но тем не менее звук постоянно напоминал о жажде.

Сколько прошло времени, я с грехом пополам отсчитывал по внутренним ощущениям, а еще по тому, как часто натягивались цепи на руках и ногах. Это у них система такая: когда я в камере один надолго, цепи удлиняются, давая мне возможность лечь или справить нужду. Но как только хоть последний караульный из проштрафившихся адептов приближается к камере ближе чем на десять шагов — получите, наслаждайтесь. Меня растягивало посреди каменного мешка, как шаттову лягушку на учебном столе: препарируй — не хочу.

Да еще и одежду всю забрали. То есть совсем как лягушка, до мелочей. Не то чтобы я стеснялся наготы, но прекрасно чуял, зачем они это сделали. Потому как висеть голым, голодным и обездвиженным, когда тебя время от времени тычут острым или бьют хлыстом, вдвойне унизительно, неприятно и обостряет чувство беззащитности.

Так вот, после очередного хлыста прошло совсем немного времени, я даже отлежаться и замерзнуть на холодном полу не успел. А меня уже снова потащило цепями в разные стороны. Да так сильно, что я едва не заорал — как на дыбу вздернули.

А потом в камеру вошел он. Собственной персоной.

— Какие знакомые и, как бы греховно это ни звучало, приятные сердцу звуки, — нараспев произнес он, будто читая старую поэму. Любит эта сволота красоваться.

Я не стал отвечать. Смысла не видел. Все мои проклятья он слышал еще в прошлый раз, а развлекать его праздными разговорами претит уже мне. Пусть это и могло отсрочить пытки еще на какое-то время.

— Где же твое красноречие, брат Инсолье? — Скажите, как, ну как, как Имран не тошнило от этой улыбки? Нет, я видел, как куча баб сразу млеет, глядя на это красивое лицо. Но Имран же другая… как она могла не заметить фальши? Не видеть, сколько там дерьма под фарфоровой маской?

— Язык к горлу присох, да? — Капитан паладинов вытащил из поясной сумки фляжку, открыл и пролил несколько капель на пол.

Глотку свело спазмом.

— Хочешь пить? Я могу помочь, — с таким искренним участием выдал подлец, что пить мне мгновенно расхотелось. Да я скорее сухие камни в пустыне стану лизать, чем выпью что-то из его рук!

— Ну не упрямься. Что ты как маленький? Я пришел поговорить. Причем, заметь, тебе этот разговор нужен больше, чем мне. Или эти остолопы тебя напугали — приедет грозный капитан, сразу замучает до смерти? Брось, ты же не поверил?

Так, здесь что-то не то. Определенно не то. Филипп пьян? Серьезно, пьян? Этот сучий праведник-трезвенник, который назначает любому хлебнувшему что-то, кроме ритуальной водички, по десятку плетей?

— Все просто, мой наивный темный брат. Здесь, кроме нас, больше никого нет. А я устал притворяться. Раз уж ты такая умная и коварная мразь, что сумела дотянуться до высших сановников и сделать половину моей работы, тебя нельзя не зауважать. И могу я хоть ненадолго расслабиться? Особенно для того, чтобы обсудить взаимовыгодное дельце.

И тут этот сволочной капитан «великолепная праведность» просто взял и вылил мне всю фляжку прямо на голову. Или не всю?

— Со м-х-х-х-ной? — прохрипел я, все-таки облизывая губы.

— Тц… — Общипанный филин схватил меня за волосы, запрокинул голову и сунул железо между зубов, вливая чуть горчащую жидкость прямо в горло. Это было слишком неожиданно, к тому же гад еще и резко, хотя и несильно, хлопнул рукой по горлу, и я невольно сглотнул. Шатт!

— Не шипи. Это питательный раствор. Зелья сожрали все твои внутренние запасы, еще немного — и начнутся критические потери мышечной массы. А для моего дела ты нужен относительно живой и в достаточной степени шустрый.

— Великому светлому понадобился некромант? Глубоко же ты скатился…

— Тебе еще и уши промыть? — поморщился Филипп. — А, темный брат? Я ведь сказал уже, точнее, поблагодарил тебя за то, что ты сделал половину моей работы, выжигая все верховное духовенство. Было бы неплохо, чтоб до конца дожег, но боюсь, если выпустить тебя по такому же сценарию, в столице заподозрят неладное.

— Темный… брат? — До меня вдруг дошло, и я вытаращился на капитана как натуральный совенок. Глупый и неоперившийся, потому как взрослая птица должна смотреть глазами, а не задницей! Он же… темный?! Под этим всем его блестящим оперением бьется темная сила, и надо было вправду ослепнуть, чтобы это не почуять! А я-то считал себя мастером, самым коварным и опытным. В итоге обманулся точно так же, как все светлые олухи!

— О, дошло. — Филипп усмехнулся, и эта усмешка вообще была не похожа на слащавые ослепительные улыбки, какими он одаривал толпу своих поклонников от святости. — Да, ты не ослышался, темный брат. Не один ты спрятался на самом видном месте, под огнем свечи. Просто я умнее. И сдержаннее. И опытнее. И сильнее, чего уж таить. Кстати, там, на площади, ты не смог бы причинить мне вреда, но дал бы возможность оплакать свой отряд и на их костях дать клятву… ну, например, встать во главе отмщения. Точнее, я, конечно, так и сделал, но эффект