Поцелуй аспида (СИ) - Рокко Джулия

Было такое чувство, что они на пару со своим нетерпеливым приятелем играют в старую набившую оскомину игру «Злой и добрый полицейский».

— Проклятие Манадос! К чему этот балаган? — выругался хозяин топора, который видимо и исполнял роль «злого». — Мы просто теряем время.

— При одном условии: ты не станешь спрашивать наших имен, — подняв руку в окорачивающем жесте, внезапно согласился на мое предложение капитан.

- Договорились, — едва не подпрыгнув от радости, поспешала я скрепить договоренность. — А как мне тогда к вам обращаться?

Я с трудом верила в свою удачу. Если, конечно, её можно было так назвать.

— Зови мен Эфаир, — ответил он.

— Я Крайт, — сделав несколько шагов вперед и поравнявшись с предводителем, сказал еще один «добрый» полицейский.

— Хэм, — также выдвинувшись вперед, подхватил последний из моих потенциальных любовников.

Я, было, открыла рот, по привычке собираясь произнести: «А я Юля», но осеклась.

— Нам известно твое имя, — уничтожив всякую дилемму, сообщил Эфаир. — Мы наблюдали за тобой. Смертные уже очень давно пренебрегают запретом раскрывать свое истинное имя. Однако не бойся. Фейри обретают власть имени только если смертный самолично поведает им его.

— Зачем ты ей это рассказываешь? — на свой привычный манер встрял Хэм.

— Ты разве еще не понял? — вместо капитана ответил ему Крайт. — Девочка несколько необычна. Мы выпустили столько чар, а она…

— Примитивная смертная уже давно бы валялась в наших ногах, срывая с себя одежду. Или ты думаешь, что она держится на голом упрямстве?

Хэм оглядел меня с ног до головы, словно увидел впервые. Пожалуй, из них троих он был самым темпераментным и явно находился в взвинченном состоянии. Его притягательность подпитывалась не столько совершенством черт — хотя и оно присутствовало в избытке, — а какой-то звериной харизмой, дикой и непредсказуемой точно горный обвал.

— Считаю что у девочки есть шанс пережить нашу встречу и сохранить рассудок.

Пока что из всей троицы Эфаир внушал наибольшее доверие. Чувствовалась в мужчине и глубина, и надежность. А после его слов, дарующих мне пускай призрачную, но все-таки надежду, я и вовсе испытала чувство сравни благодарности.

— Ты считаешь мы наткнулись на полукровку? — Во взгляде Хэма проступило что-то похожее на симпатию.

— Нет не на полукровку. Очевидных признаков нет, кроме неожиданно высокой сопротивляемости чарам. Предположу, что её кровь содержит наследие кого-то из Высших.

— Это что получается, я пра-пра-правнучка кого-то из вашей знати? — вклинилась я в мужской разговор.

— Навряд ли вообще возможно установить родство, — ответил мне Эфаир. — Твоя кровь так разбавлена, что неслышно даже отголоска нашей магии, и все же, другого объяснения этой устойчивости нет. Кто-то из твоих далеких предков был одним из нас.

Я словно слушала волшебную сказку, довольно мрачную, но захватывающую. Ту самую, где безродная бродяжка оказывается наследницей престола, а первый принц соседнего королевства без памяти влюбляется в нее. Правда, в этой сказке несколько иначе были расставлены акценты. От реального сюжета прослезился бы в приступе острого счастья не один порно-режиссер.

Боже, во что я вляпалась?! Понимая, что мысли уносят меня куда-то не туда, я постаралась сосредоточиться на главном.

— Тот, первый, кто привел меня сюда, вы назвали его Грач, кто он?

— Безымянный, — практически выплюнул Крайт, и я поняла, что данное определение носит для фейри крайне оскорбительный характер. — Тот, кто утратил имя. Проклятый, нарушивший Основы.

— А что такое Основы?

— Законы нашего мира. Такие древние, что нарушить их, все равно, что нанести самому себе смертельную рану. Но есть ренегаты, которые не заслужили даже смерти. Клятвопреступники, чье Имя было стерто, а силы выпиты Верховным судьями и палачами нашего мира. Мы называем их Манадос.

— Понятно, а почему Грач?

— По нашим преданиям, Грач — символ бесчестия. Он сеет предательство и несет бесславную смерть тем, кто имел неосторожность ему довериться.

«Надо же, — подумала я, — какие говорящие у сидов прозвища».

— А что означают ваши имена?

Учитывая последнее, было бы совсем не лишним получить краткую характеристику о каждом из Аспидов, которые, к слову сказать, несмотря на нашу увлекательную беседу, продолжали методично разоблачаться. Правда, пока это касалось в основном оружия. Его оказалось так много, что сложи все вместе, получилась бы увесистая такая кучка.

— Ты задаешь правильные вопросы, — с усмешкой похвалил капитан гвардейцев. — Эфаир означает неотвратимость. Хэм — одержимость. Крайт — забвение.

Стараясь особо не пялиться, я посмотрела на последнего. Из присутствующих, он пугал меня меньше всего. Возможно, в том была повинна окружающая его аура покоя и некоторой отсраненности. И если бы не сон, я бы даже и не подумала, что этот образец чинного благородства, наделенный мужественным вкрадчивым голосом, обращается в здоровенного черного змея.

— А мое имя, если верить грекам, означает кудрявая, — так, словно мы вели ни к чему не обязывающий разговор за чашкой чая, сообщила я и тихо ойкнула.

Мужчины покончили с оружием и принялись стягивать с себя одежду.

— «Долгожданная» — среди сидов твое имя переводилось бы так. — Крайт буквально ласкал голосом.

— Снимай платье, — неожиданно хлестко приказал Хэм.

Обнаженный по пояс, под скудным светом ночных небес, он был подобен мраморной статуе Самсона. Без одежды отличающее его превосходство в массе и рельефности мышц, бросалось в глаза. Лунное сияние буквально ластилось к литым мускулам, скользя по бледной коже невесомыми, благоговейными касаниями.

Во рту пересохло. Я, как под гипнозом, не могла престать смотреть на это великолепное зрелище.

— Но вы еще не ответили и на половину моих вопросов, — звуки царапали гортань точно наждачная бумага.

— Мы не уточняли, когда именно состоится наш разговор, — усмехнулся Хэм. — Заключая договор с фейри, следует очень внимательно относиться к деталям. Продолжишь разговор после того, как я с тобой закончу.

Мужчина так быстро оказался подле меня, что я даже испугаться не успела. Он потянул вниз горловину моего платья, достаточно эластичную, дабы открыть грудь в чашечках кружевного бюстгальтера, при этом ничего не порвав.

В ночной темноте раздался его отрывистый, судорожный вздох.

Это мыслилось невозможным, но буквально за мгновение запредельное напряжение, все время владеющее мужчиной, словно уплотнилось, превратившись в головокружительный чувственный кисель, в котором мы все вместе утонули. Сид будто едва мог дышать, захваченный жаждой действовать, и в то же самое время им скованный.

— Как долго… — хрипло прошептал Хэм и провел кончиками пальцев по моим ключицам и ниже к полушариям, покрывшимся мурашками от его прикосновения.

— Хэм, остановись, — осторожно, точно опасаясь внезапного взрыва, вдруг скомандовал Эфаир. И уже гораздо мягче, словно пытаясь уговорить: — Не надо тебе быть первым…

Я, кажется, перестала дышать, увидев, как подобные вулканической лаве желто-оранжевые глаза Хэма затопило алым. Он медленно повернулся к своему капитану, прожигая его взглядом. Словно едва удерживая себя от падения в бездну безумия.

Странно, но почему-то из всей троицы, именно того, кто пугал меня больше всего, я чувствовала наиболее полно. Сейчас я знала: мужчину терзает беспощадная, лютая потребность, и нет его вины в том, что усмирить её ему дозволено только сегодня и только со мной.

Все эти разрушительные, уже не поддающиеся железному контролю чувства и желания, огненными протуберанцами опаляли спутанное сознание сида. Вдруг, захваченная глубоким сочувствием к нему, я решилась и отпустила свой страх.

— Ты знаешь лучше других, — меж тем прохрипел сид, обращаясь к своему капитану, — как долго она держала меня на тугом поводке. Ночь, подобная этой — милость. Целую вечность мне отказывали в ней.