Долгая ночь (СИ) - Тихая Юля

— Почему артефакторика? — спросил Арден, когда я отплевалась.

Мы играли в вопросы, и я судорожно придумывала, что бы наврать про запах, — но он так и не спросил.

— Штуки, — неловко улыбнулась я. — Сделал штуку, и она вот, стоит, настоящая, можно потрогать. А ещё знаешь, в ней всё совершенно логично, никакой тебе ерунды. Взаимосвязи, противовес на каждую силу. Можно просто взять и выучить, и этого достаточно. А ты к нам каким ветром?

И кивнула на знаки на пальцах.

Руки он, к слову, так и не отморозил, хотя и окунал их в снег безо всякого повода, — только татуировки как будто немного посинели.

— Расширение кругозора, — обезоруживающе улыбнулся он. — Мой мастер настоял, что мне следует… как он это выразил… «смещать горизонты». Предлагал вообще поступить в полицию на пару лет, но мама воспротивилась.

«Мой мастер», мысленно повторила я. Что он из непростой семьи, было понятно даже по пальто: его наверняка шили на заказ. Но личный наставник и «в полицию на пару лет» — до этого даже моя буйная фантазия не дошла.

Поэтому, видимо, и Огиц, и вечернее: старшие решили, что «мальчику пора взрослеть», но обставили это со всем возможным комфортом.

— И надолго ты сюда?

— Э нет, — Арден погрозил мне пальцем, — моя очередь спрашивать. Скажи, что тебе нравится в Огице? Или ты местная?

— Нет, я из Амрау, это на Подножье. У нас там даже приличных школ нет, а я хотела учиться. Пыталась поступить в университет, но не прошла по баллам.

Это была правда, — по крайней мере, частично. Мне почему-то ужасно не хотелось ему лгать, тем более что он явно старался не задавать неудобных вопросов.

Стоило подумать об этом, как Арден мазнул по мне неясным взглядом и всё испортил:

— Странно, что родители отпустили тебя так далеко. Наверное, они очень тебе доверяют.

Я скрипнула зубами.

— Я была убедительна.

Арден хмыкнул, снова зачерпнул снег и принялся мять его в ладонях.

Мы шли вдоль трамвайных путей: справа сплошной ряд склеившихся друг с другом двухэтажных домиков, укутанных снегом и будто сошедших с открыток, а слева — кованый забор и крутой склон за ним.

Ничерта я не была убедительна. Убеждать — вообще не мой конёк. Я просто собрала вещи, залезла в багажник чужой машины и уехала. Самым сложным было поменять документы: за них пришлось нацедить очень сомнительному колдуну в очень негостеприимном подвале целую пинту крови, и сейчас я ни за что не пошла бы на это. Но тогда я была парализована ужасом, от этого сделалась совершенно бесстрашной, и мимолётная рекомендация поверхностно знакомого двоедушника мне показалась достаточной.

Точно знаю: меня искали. Однажды я даже видела лисицу, — она приехала в город спустя ровно восемь дней после того, как я отправила родителям первую и последнюю открытку. Но я была не дура, и к тому времени уже носила артефакт. Он был далёк от совершенства и весил почти три фунта, зато мой зверь спал, и его личный запах, отрезанный от меня туманом, был неслышен для двоедушников.

— Не куксись, — Арден легонько подтолкнул меня плечом.

Я вскинула на него взгляд, и он протянул мне ледяную фигурку белки. Она сидела у него на ладони, совсем как живая: маленькое тельце, крошечные лапки и пушистый хвост, свисающий к земле.

— Ты её… слепил?

Даже касаться белки было страшно: казалось, протянешь руку — сломается. Лёд был прозрачный, а шерстинки в хвосте — тончайшими, тоньше вышивальной иглы.

— Сделал, — Арден прищурился, словно это ничего такого, но было видно, что он на самом деле доволен. — Снег на словах.

— Словах?! Да ты гонишь. Покажи!

Арден огляделся, — мы всё ещё были на той же пустынной улочке, и где-то вдали громыхал трамвай. Он аккуратно ссадил белку на забор, так, чтобы она любовалась заснеженным склоном и далёкими оранжевыми крышами, а затем зачерпнул полную пригорошню снега, — я, торопливо стянув варежки, сделала то же самое.

— Это не сложно. Сначала превращаем в воду…

Это я умела, но дала ему возможность сказать первым, и не разочаровалась.

— Впитай три мои вдоха, чтобы это стало дышать, и собралось из воздуха каплями, чтобы чистая вода стала быть вместе, а всё лишнее ссыпалось на дорогу пылью, чтобы вода стала непроливаемым шаром над моей ладонью, безопасным для людей и зверей и послушным моей воле…

Или что-то вроде того — честно говоря, я поняла около трети слов.

— Зачем, — я моргнула, — через возгонку?

— Это проще, чем плавить, а потом дистиллировать, — охотно пояснил Арден.

Проще. Проще, рыбы его сожри!

Я картинным жестом ссыпала свой снег и отряхнула руки.

— А дальше, наверное, ты просто превратишь воду в лёд в форме белки. И как же будет белка?

— Амрас, — кажется, он удивился. — «Маленький зверь с хвостом-тенью». Твой родной Амрау — «дом белок». Ты не знала?

Я развела руками:

— Институтов не кончали.

Стало неуютно. Наверное, мне и правда стоило бы это знать, как знать ещё сотню-другую разных умеренно бесполезных вещей. Нет ничего такого в том, чтобы не иметь особых способностей, но безграмотность — безграмотность отлично лечится старанием.

— Хочешь, будет не белка? Придумай кого-нибудь другого.

— Летучая мышь.

— Эмм… не знаю, как будет летучая мышь. Но могу попробовать описать.

Он пыхтел над водой минут пять. Сперва я вслушивалась, потом окончательно запуталась и перестала. Мимо проскрежетал трамвай; они в Огице напоминали жизнерадостные красные сосиски и ходили связкой из трёх или четырёх крошечных коротких вагончиков. Только так получалось маневрировать на извилистых улицах.

Наконец, Арден счёл формулировку достаточно точной, отпустил заклинание — и вода смёрзлась… ну… скажем, это было отдалённо похоже на огурец с ушами. Арден выглядел уязвлённым и смотрел на своё творение обиженно, а я кусала губы, чтобы не засмеяться.

— Ты это всё на ходу сочиняешь? — спросила я, пока Арден устраивал огурец по соседству с белкой. — И вот это вот про… «чтобы корень горя был вырван окончательно и безболезненно» — тоже?

Он едва заметно поморщился.

— Да это так, лингвистическое упражнение. Заклинать на возврат по правде лучше бы как-нибудь по-другому. И где обещанные красивые лестницы? И виды? Если надо, могу ради них ещё как-нибудь опозориться!

Я не выдержала и рассмеялась.

Он был очень забавный: глаза улыбались, а длинная тёмная коса распушилась. С ним было немного, как-то по-хорошему неловко, а ещё — очень легко.

Я аккуратно погладила ледяную белку и улыбнулась:

— Уже совсем близко.

Если по правде — Огиц весь состоит из лестниц. Чтобы добраться до мастерской, я каждый день сначала выхожу на балкон своего третьего этажа, спускаюсь оттуда по уличной лестнице во внутренний двор, а из двора потом поднимаюсь по другой лестнице на улицу. Там трамваи едут по крутому склону, а люди шагают по тротуару, составленному из широких ступеней. Мне — вниз, до проспекта. Там два квартала по прямой (но чтобы перейти мост, нужно сначала подняться по лесенке, а потом спуститься), затем на перекрёстке направо и вверх по узкой лестнице четыре пролёта. Потом высокое крыльцо — и я на месте.

Словом, в Огице никого не удивить лестницами. Но то всё лестницы утилитарные, а есть ещё другие — для красоты.

Вообще, мы могли бы по ним и подняться, от часовой башни это почти по прямой. Но тысяча двести заснеженных ступеней вверх — то ещё удовольствие, поэтому я повела Ардена кругом, и вот теперь мы наконец добрались до верхней площади.

Здесь склон становился чуть более пологим и оттого — застроенным. Забавные дома — с одной стороны в три-четыре этажа, с другой в один, — лепились к земле, а между ними вились десятки лестниц.

— Они выложены цветной плиткой, — пояснила я, когда мы подошли к перилам. — Вон, где почистили, немного видно. Летом здесь очень красочно.