Дарья Кузнецова - Модус вивенди

– Игорь, а как сложилась такая странная дружеская компания?

– Что ты имеешь в виду? – нехотя откликнулся мужчина, точно так же лениво перебиравший мои волосы и массировавший кончиками пальцев макушку.

– Ну, те, кто был вокруг наследника. Почему именно эти люди? Канцлер, Измайлов, твой друг Марков, еще тот генерал, который твой командир; кстати, как его фамилия?

– Щукин. Да, темная история… Когда цесаревичу было около пяти, он очень сильно заболел. Мы не могли его вылечить, но по крайней мере поддерживали его жизнь – таким же образом, каким я вылечил тебя, – пока не нашлось лекарство. А потом выяснилось, что болезнь эта не случайна, и заразили его намеренно. Наше присутствие стало тем более необходимо, что нужно было его защищать до вычисления всех виновных. Так и получилось, что несколько лет вместо нянек и гувернеров у него были Одержимые и офицеры охраны. А граф Ивлев – вообще его крестный и друг Императора; но это общеизвестный факт, так что я удивлен твоим неведением.

– Я забыла, что он крестный, – поморщилась я. – Странно представить тебя в роли няньки. Ты любишь детей?

– Не знаю, – хмыкнул он.

– Как это?

– Честно. Наследник был единственным ребенком, с которым мне доводилось общаться в сознательном возрасте. Лично его – любил, и сейчас тоже. А ты?

– А я их боюсь. Ну, как боюсь… Опасаюсь, – со смешком призналась я. – Всегда чувствую себя ужасно неуверенно и глупо, когда возникает необходимость разговаривать с детьми.

– Я надеюсь, у нас будет возможность разобраться в этом вопросе, – мягко, вкрадчиво отозвался он.

– В каком смысле? – осторожно уточнила я, хотя и догадывалась, на что именно мужчина намекает.

– В самом прямом, – ответил Одержимый. Слитное неторопливое движение, и я оказалась лежащей на спине, Игорь же частично придавил меня к кровати, а частично навис сверху, опираясь на локоть. – Ты ведь родишь мне сына? Или дочку, не принципиально, – уточнил он, разглядывая меня с непонятным выражением лица.

– Прямо сейчас? – вместо ожидаемого смущения тихо хихикнула я и сама удивилась, с какой легкостью отреагировала на этот провокационный вопрос.

– Прямо сейчас, увы, не получится, и вообще не раньше, чем через полтора года, – ухмыльнулся он. – Действие блокатора будет длиться еще несколько месяцев. Но я задал тебе предельно конкретный вопрос и очень хочу услышать короткий и однозначный ответ.

– А что, у меня есть варианты? – продолжила веселиться я.

– Нет, – не стал увиливать мужчина. – Как ни эгоистично это звучит, но я слишком хочу как можно крепче привязать тебя к себе, а это еще один очень хороший способ, – со своей убийственной честностью признался он. – Не сердись за такую прямоту, просто пока думать об этом с другой позиции сложно, – он легонько коснулся губами моих губ, не давая высказаться, и продолжил с тем же феноменальным спокойствием и откровенностью: – Я никогда не предполагал, что мне светит такая роскошь, как собственная семья, и вообще только что это понял. Что не просто заполучил в свое личное безраздельное владение удивительную женщину, а получил шанс на нечто большее, чего никогда не имел и о чем никогда не смел мечтать. И упускать его я не намерен. Но ты опять виртуозно ушла от ответа.

– А ты в нем сомневаешься?

– Нет, но хочу услышать, – усмехнулся он.

– Будет тебе ребенок. Хотя я не представляю, как управлюсь с вами двумя, – вздохнула я, задумчиво погладив его ладонью по щеке.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Одержимый.

– Ну неужели ты думаешь, что у тебя получится менее упрямый, решительный и самоуверенный сын, чем ты сам? – рассмеялась я, разглядывая озадаченное выражение его лица.

– Значит, придется заводить еще и дочку, – улыбнулся он. Легко и проказливо, совсем по-мальчишески, и от этой улыбки мне стало невероятно светло и радостно, а в груди растеклось тепло. Захотелось засмеяться без всякого повода или сделать какую-нибудь несусветную глупость.

– Знаешь, кажется, я уже почти люблю тебя, – неуверенно пробормотала я, а Одержимый в ответ неожиданно расхохотался, уронив голову мне на плечо. – Что я смешного сказала?! – возмутилась я, обиженно уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть. – Ты…

– Прости, но мне действительно смешно, – широко ухмыляясь, сообщил он, приподнимая голову, но и не думая отстраняться дальше. – Если это ты называешь «почти», то моего воображения не хватает представить окончательный результат! Хотя посмотреть на него будет очень любопытно.

– Что ты… в каком смысле?! – совершенно растерялась я.

– Вета, я же тебе объяснял, могла бы догадаться, – почему-то сейчас, когда он вот так искренне улыбался, во взгляде не было совсем ничего пугающего. Все та же тьма, но на этот раз теплая, уютная и ласковая. – Одержимые чувствуют, когда расстаются с частью души, даже если это происходит непроизвольно. Все, что от меня осталось, принадлежит тебе; неужели ты думаешь, что я мог не заметить ответный подарок? – Улыбка стала задумчивой и чуть отрешенной, и мужчина накрыл рукой обе мои ладони, все еще лежащие у него на груди.

– И как давно ты это заметил? – ошарашенно пробормотала я.

– Примерно тогда, когда ты пригласила меня составить себе компанию за кофе. Просто разобрался не сразу, – явно наслаждаясь моей растерянностью, пояснил он. А я хватала ртом воздух, пытаясь придумать, как на все это реагировать. Получается, то, что для меня стало откровением и важным открытием, для него давно – открытая книга?!

– Ты… невыносим! – выдохнула я наконец. – И цесаревич еще говорил, что Одержимым труднее общаться с окружающими, чем окружающим – с ними?! Это что же получается, ты устроил мне сцену на приеме, точно зная…

Продолжить возмущенный монолог Ветров мне не позволил, просто закрыв рот поцелуем. И целовал – жарко, глубоко, чувственно – долго, до окончательной капитуляции и еще некоторое время после, явно увлекшись процессом.

– Потому и устроил, – тихо хмыкнул он, в конце концов все-таки прервав поцелуй. – Ревновал и буду ревновать. Чем дальше, тем сильнее, потому что я совершенно не намерен расставаться с этим приятным ощущением. Я, конечно, постараюсь держать себя в руках, но никаких гарантий дать не могу.

– Надеюсь, палку ты все-таки не перегнешь, – вздохнула я. – Но как вы тогда можете обманываться в отношении к вам окружающих, если настолько легко способны отсечь равнодушных?

– Всем людям свойственно надеяться на лучшее, Одержимым – особенно; а когда с нашей стороны привязанность уже возникла, с ней сложно бороться. Даже понимая безразличие. Впрочем, полного равнодушия в мире гораздо меньше, чем может показаться на первый взгляд. Люди обычно отвечают на тепло теплом, пусть и непроизвольно – даже такие, как Ремезова, которую ты сейчас вспомнила, – но… Знаешь, до знакомства с тобой я даже не подозревал, что среди нормальных людей попадаются способные на столь искренние и глубокие чувства. Не отпущу. Никогда и никуда. Буду бдительно стеречь и наслаждаться тобой в гордом одиночестве, – с нервным смешком пригрозил он. – Слишком страшно, один раз попробовав, лишиться всего этого.

– А мне, думаешь, не страшно? – тихо возразила я, махнув рукой на все его угрозы. Между Игорем и эфемерно-неопределенным понятием «свободы» свой выбор я уже сделала. Причем, кажется, сделала его еще у варов.

– Значит, будем бояться вместе. Вместе увлекательней, – резюмировал Ветров и снова поцеловал меня. Никаких возражений по существу не возникло, так что я с готовностью и удовольствием ответила на поцелуй.