Вольная (СИ) - Ахметова Елена

Чорваджи-баши вовсе не забыл о своем слове и избавляться от меня тоже не собирался. Просто не смог отыскать, куда же меня увезли: магии я не поддавалась, как и все контрабандные рабы; многолюдный базар со всеми его специями и маслами сбил со следа собак — а обычного соглядатая, должно быть, никто и не подумал приставить. Кто же мог подумать, что все традиционные способы поисков окажутся бесполезными?

«Зеркала» ни на что не годились без полноценного мага рядом — зато без труда воспроизводили самые сложные, запутанные и многокомпонентные заклинания. Чародеи тратили годы, оттачивая свое мастерство, — а «зеркала» могли повторить их плетения за считанные секунды.

И за считанные же секунды напрочь его забыть. Но о том, чтобы «зеркало» не справилось, не поглотило что-то полностью… до сих пор это казалось мне примерно настолько же вероятным, как однажды обнаружить, что обычное зеркало отразило чье-нибудь лицо и не смогло изобразить, скажем, нос. Такой поворот озадачил меня в достаточной степени, чтобы я моментально позабыла о вероломном Сабире-бее и переключилась на высокие материи.

— Это вообще возможно? — растерянно спросила я.

Нисаль-ага по-простому пожал плечами и чистосердечно признался:

— До сих пор мне не приходилось работать с «зеркалами» и, тем более, проверять границы ваших возможностей. Может быть, вы все-таки не способны «отразить» абсолютно все?

Абсолютно все — точно не способны. Поглотить заклинание другого «зеркала», например. Но чтобы не справиться с обычным магом… наверное, Нисаль-ага сейчас испытывал столь же глубокое моральное удовлетворение, сколь я была уязвлена: «зеркала» с полноценными чародеями традиционно не ладили.

Маги считали «зеркал» вороватыми лентяями, которым все слишком легко дается, если вообще не паразитами, присосавшимися к настоящему волшебству. А «зеркала» величали магов зазнайками и параноидальными жадинами. Оба подхода взращивались, кажется, еще со школьной скамьи и бережно сохранялись в гильдейских кругах — во всяком случае, и я, и Малих, обучавшиеся дома, с подобными взглядами были знакомы чисто теоретически и не могли сказать, что разделяем какой-либо из них: под папиной крышей всегда царил принудительно-добровольный мир.

Нисаль-ага, как выяснилось, тоже придерживался сугубо прогрессисткой точки зрения.

— Возможно, если Рашед-тайфа позволит, ты согласишься поучаствовать в паре экспериментов? — поинтересовался он, неосознанно схватившись за какую-то магическую струнку — она тонко звенела на самой границе слышимости и отливала мертвенно-зеленым светом, отчего руки придворного чародея выглядели на редкость неаппетитно.

Мой исследовательский пыл несколько поугас, но я все-таки покорно отозвалась:

— С превеликим удовольствием.

Хотя бы ради того, чтобы впоследствии не нарываться на сюрпризы с рабскими ошейниками и дворцами градоправителей. Не таким я видела свое будущее.

Но Абдулахад-ага и пресловутый градоправитель, разумеется, успели заготовить для меня еще один сюрприз.

— Почтенный Рашед-тайфа пожелал видеть Аизу этим вечером у себя в покоях, — не терпящим возражений тоном известил гаремный смотритель. — Не позднее полудня она должна быть на женской половине, чтобы успеть подготовиться, а до того ей надлежит написать письмо для своего раба и вызвать его во дворец, чтобы Малих поступил в твое распоряжение, Нисаль-ага.

Кажется, старый маг не пришел в восторг от этого заявления точно так же, как и я, и уже приготовился возражать, но Абдулахад-ага положил конец всем возможным обсуждениям, просто добавив:

— Таков приказ тайфы.

Нисаль-ага нахмурился, но все-таки склонил голову — то ли из привычки безоглядно полагаться во всем на слово тайфы, как делали, казалось, все в этом дворце, то ли просто не видя смысла в спорах с гаремным смотрителем. Решения в любом случае принимал отнюдь не Абдулахад-ага, и обсуждать чародейские дела следовало не с ним.

В отличие от сугубо гаремных вопросов.

— Зачем я тайфе? — озадаченно спросила я и только потом, когда оба стража мастерской уставились на меня со странной смесью жалости и брезгливого непонимания, как на умалишенную, поняла, как это прозвучало для непосвященных.

О том, что я вовсе не очередная наложница господина, знал разве что Нисаль-ага да гаремные смотрители, которые с пеленок приучены держать язык за зубами. Для стражи, прислуги и вообще любого незнакомого лица, которое я могла увидеть во дворце, мне полагалось играть роль новой любимой игрушки, и я поспешила прикусить язык.

Абдулахад-ага такой милости не оказал.

— Ума не приложу, — с нарочито печальным вздохом признался он. — А вот на женскую половину тебе нужно хотя бы для того, чтобы посетить вместе с новыми девушками уроки правильного поведения.

Кажется, где-то на этом моменте мой дневной запас смирения подошел к концу. Я выгнула бровь и демонстративно обернулась к клетке, где по-прежнему спал под заклинанием несчастный Шади, и Абдулахад-ага поперхнулся очередным нравоучением, хотя я так ничего и не сказала вслух.

Но мы оба знали, что маг может позволить себе куда больше, чем наложница тайфы. Даже если маг един в двух ипостасях.

Тем не менее, дальше этого безмолвного напоминания я не пошла: маг мог позволить себе многое, но уж точно не открытое противостояние тайфе и неповиновение его приказам. Поэтому я сдержанно поклонилась придворному чародею:

— Малих был очень дорог моему покойному отчиму, а потому обучался магии вместе со мной и наверняка сможет ответить на многие вопросы, хоть и не сумеет заменить практический эксперимент. Надеюсь, он будет полезен, Нисаль-ага.

Придворный чародей склонил голову в ответ, пряча едва заметную усмешку. Кажется, мы оба понимали, что хранитель покоев тайфы найдет способ переубедить господина, чтобы заполучить вожделенное «зеркало» в свою мастерскую.

— Уверен в этом и с нетерпением жду встречи, — заверил он.

Я зеркально отразила его потаенную усмешку и покинула мужскую половину в сопровождении крайне недовольного и оттого блаженно молчаливого Абдулахада-аги. Мне предстояли мучительные упражнения в эпистолярном жанре (как бы это еще убедить Малиха не отрывать голову ни самонадеянному чорваджи-баши, ни властному тайфе и ни в коем случае не пытаться посетить меня в гареме, чтобы убедиться в моей сохранности?!) и обещанная учеба наравне с новыми рабынями. Отлынивать я не собиралась: пусть Малиха никто не пустил бы на женскую половину, но мне было гораздо спокойнее знать, что он под присмотром опытного мага зарабатывает себе светлое будущее, а не пытается отыскать пропавшую госпожу; а что до уроков «правильного поведения», то я давно уже убедилась, что лишние знания карман не тянут.

Уроки не разочаровали. Теперь, по крайней мере, я знала, что же надлежит делать, если при встрече с хозяином и господином нет возможности поцеловать край его одежд. Правда, понятия не имела, что же мне теперь с этими ценными сведениями делать, потому как с любопытством разглядывать господина и хозяина в чем мать родила и тем более сидеть с ним на краю искусственного озера, обсуждая государственные дела, наложнице совершенно точно не полагалось.

А планы тайфы на этот вечер едва ли отличались от вчерашних…

Нищему принадлежит полмира.

— арабская поговорка

Тайфа, казалось, решил лишить смысла все мои попытки научиться вести себя, как подобало приличной наложнице.

Когда я вошла в его покои, вооруженная новым знанием (не пялиться, кланяться и вообще помалкивать; без спросу в присутствии господина наложнице дозволялось разве что постанывать, но в строго положительном ключе), он как раз сидел на коврах у фонтана и что-то жарко обсуждал с Малихом, бережно, как ребенка, положив на колени длинный изогнутый меч. Судя по тому, как Малих плавно перебирал пальцами, сам того не сознавая, речь шла о каком-то хитром зачаровании для оружия. Хотя несведущим, наверное, могло показаться, что огромный белокожий раб навис над тайфой и злодейски потирает руки, а останавливает его только вид доброй стали.