Добровольно проданная (СИ) - Шагаева Наталья

— Я стараюсь, — нервно выдает визажист и вертит мое лицо в разные стороны.

— И заплети ей французскую косу, уложи на правое плечо! — командует тетка. — Платье, белье и туфли я уже принесла, — Регина кивает на диван, где лежат вещи. Моего мнения никто не спрашивает, вертят, как куклу, обсуждая, словно я вещь. Впрочем, так оно и есть, и чем раньше я с этим смерюсь, тем будет легче.

«Уманская С.В. обязана исполнять все требования и указания Адамади К.А. беспрекословно, если это не несет угрозу ее жизни и здоровью…» — крутится в голове. Знать бы еще, что он потребует.

— Ты договор прочла? — тетка приводит меня в себя, щелкая пальцами. Просто моргаю в знак согласия, потому что Сева держит меня за подбородок и наносит на губы помаду. — Все поняла?

— А что с Кристиной? — спрашиваю я, когда Сева, наконец, отпускает мое лицо и принимается за волосы.

— С какой Кристиной? — Регина делает вид, что не понимает, а сама сжимает губы, отворачиваясь от меня и осматривая косметику.

— С девушкой, которая ворвалась в твой кабинет! Что с ней произошло? — настаиваю я, а самой страшно, что со мной может случиться то же самое или даже хуже.

— Не бери в голову. Мы уже решили ее проблему. Все с ней хорошо, — отмахивается она и, набирая чей-то номер, прикладывает телефон к уху и выходит. Вдыхаю в легкие побольше воздуха, прогоняя нехорошие мысли.

Я готова. Меня нарядили, как куклу, в голубое платье с воздушной юбкой. Макияж вроде не броский, и следы бессонной ночи стерты, но мне не нравится. Обычно я совсем не крашусь, в редких случаях — ресницы и блеск для губ. А тут — основа под макияж и еще куча всего. Вроде бы и не броско, но… Впрочем, какая разница? Непонятно, зачем на мне телесные чулки и кружевное голубое белье. Мы же будем просто знакомиться. Но я не спорю с Региной и делаю все, что она требует. На самом деле мне так страшно, что я не могу вымолвить и слова,

— В общем так, он с минуты на минуту подъедет. Сиди здесь и жди, — говорит тетка, сажая меня на диван в отдельной комнате для отдыха. — Спину держи ровно! Отвечай на все его вопросы, не зажимайся, но и не лезь сама, не тараторь, — наказывает мне, как ребенку, а я просто киваю, но почти не слышу ее, поскольку сердце барабанит настолько сильно, что оглушает меня. — Да не трясись ты так! Дыши! Глубокий вдох и медленный выдох! Возьми себя в руки! — Я дышу, но легче не становится. — Все, подъехал, пойду встречать, — говорит Регина и убегает.

Сажусь ровно и выпрямляю спину, расправляю платье и складываю руки на коленях. В горле пересохло и начинает першить, прокашливаюсь, но першение не проходит. На низком стеклянном столике стоят фрукты и графин с водой. Привстаю, наливаю себе воды, и уже ставлю тяжёлый графин, как он неожиданно выскальзывает из моих вспотевших ладоней. И разбивается вдребезги с оглушающим звоном. Вода расплескивается по столу, забрызгивает платье и стекает на пол, А я зажмуриваю глаза и дышу, дышу, но это уже не помогает.

— Неуклюжая корова! — на эмоциях ругаю себя и наклоняюсь, собирая осколки.

В это же момент дверь распахивается, и я слышу тяжёлые шаги за спиной. Неуклюже замираю с осколками в руках. Первое, что ощущаю, это терпко-горький запах мужских духов. Слишком тяжелый, кажется, он распространяется по комнате, окутывает, душит.

Чувствую, как мужчина подходит ближе, видимо, осматривает последствия моего волнения и спокойно опускается в кресло. Нет, я не смотрю на него, я слышу скрип кожи и зачем-то продолжаю тщательно собирать осколки на ладони.

— Закончила? — позади меня раздается спокойный, холодный, немного хриплый, словно простуженный, голос. — Оставь осколки на столе и сядь, — голос монотонный, но повелительный.

С противным звоном ссыпаю бывший графин на стол, смахиваю воду с повисшей юбки платья и сажусь в кресло, выпрямляя спину. Поднимаю глаза и замираю.

На меня с интересом смотрит взрослый мужчина. На нем серый стильный костюм и белая рубашка, в распахнутом вороте поблескивает цепочка, на руке часы. Но в глаза бросается татуировка на шее. Большая каллиграфическая буква «А». Настолько черная и четкая, словно ее только что нарисовали. Поза расслабленная, ноги немного расставлены. Серые, стальные, очень внимательные, изучающие глаза. Он не красивый, но источает ауру власти, которая пугает и притягивает одновременно. Мужчина харизматичный, из тех, кто выделяется в серой толпе. Пронзительный взгляд, уверенность и лёгкое превосходство на лице. Можно смотреть в толпу, но видеть только его. И я гляжу, еле дыша, не понимая, как себя вести. Я никогда не разговаривала со взрослыми мужчинами на интимные и личные темы. Адамади для меня — как человек из другой вселенной. Очень большая разница в возрасте.

Мужчина не отрывает от меня глаз и постукивает ухоженными длинными пальцами по подлокотнику кожаного кресла. А когда прищуривается и немного подаётся ко мне, я и вовсе прекращаю дышать.

— Имя? — спрашивает он, опускает взгляд на осколки и лужицу воды, внимательно рассматривая их.

— Соня, — отвечаю очень тихо, кажется, даже не вслух. — Соня! — повторяю уже громко и немного истерично. Он просто сидит, рассматривая разлитую воду. А я чувствую себя маленькой серой облезлой мышкой в клетке с огромным львом.

— Полное имя? — требовательно говорит он. — Соня ассоциируется у меня с глупой собачкой из мультика.

К страху, напряжению и неловкости привешивается обида. Мама всегда называет меня Сонечкой, и мне нравится, звучит теплее и ласковее. Хочется высказаться. Зачем он так?! Можно же быть мягче и расположить меня к себе? Разве он не видит, как мне страшно?! Но я молча глотаю обиду, кусая внутреннюю сторону щеки.

— София!

— София, — задумчиво повторяет он. Вздрагиваю, когда а комнату неожиданно входит Лена и ставит на стол подставку, а на нее стакан с янтарной жидкостью и льдом. — Красивое имя. Мне нравится, — продолжает он, когда Лена выходит. — Пришло из Византии. София, — медленно тянет он. — Никогда не называй себя Соней! — в голосе приказные нотки, и я киваю.

Он берет со стола стакан, отпивает глоток и расслабленно откидывается на спинку кресла. На фото мужчина казался циничным, уверенным в своем превосходстве, а в жизни Адамади еще хуже. От него веет властью, надменностью и большими деньгами, которые делают из него дьявола. Никогда не хотела отдаться в руки такому мужчине. Я вообще даже не могла представить, что мой первый мужчина будет именно таким — годящимся мне в отцы.

Всегда мечтала и представляла в фантазиях, что это будет парень с четвертого курса. Иван всегда так смотрит на меня, словно я самая красивая. Он недавно перевелся в наш университет, и мы пока мало общались, и, если бы не это все, наверное, у нас могло бы что-то получиться. Он вообще первый, о ком я начала думать, как о мужчине.

— Иди в ванную, смой с себя всю косметику, расплети волосы и сними одежду. Всю полностью и обувь тоже, — требует он, лениво покручивая бокал, играя со льдом.

— Зачем?! — спрашиваю немного громче, чем следовала бы. Я совершенно не готова и не подписывала договор. Регина говорила, что это просто знакомство. Меня накрывает паникой, и я неосознанно обнимаю себя руками. Мужчина ставит бокал на подставку и вновь подается ко мне.

— Я никогда ничего не покупаю вслепую. Мне нужно убедиться, что ты стоишь тех денег, которые я за тебя заплачу! — немного агрессивно, понижая тон, произносит он.

Это тоже обидно. Но возразить нечего. Он прав. Я — товар! Добровольно себя продаю и не имею никакого права отказать покупателю в осмотре.

София

Решительно умываюсь, промакиваю лицо полотенцем, снимаю с себя платье, туфли, чулки и замираю, смотря на себя в зеркало. Белье снять тяжелее, и я зачем-то тяну время, медленно расплетая косу, расчесывая волосы пальцами. Расстегиваю бюстгальтер, снимаю его и осматриваю грудь. Соски сразу напрягаются, кожа покрывается мурашками, будто резко похолодало. Цепляю резинку трусиков и в каком-то порыве стягиваю их с себя, почти разрывая. Моя скованность, стеснительность и страх никому не нужны. Моя задача — понравиться Адамади!