Ты мне не сестра (СИ) - Попова Любовь

И в глазах тут же мечутся искры, и тут же выгибаюсь, как от удара током.

— Бля, пи*дец, — рычу и чуть поднимаюсь, закидываю дрожащие ноги себе на плечи и всаживаю глубже. – Моя!

Сплошной, нескончаемый кайф патокой по венам, горячим глинтвейном по стенкам горла. И горько, и сладко.

И мы соединяемся в одной точке, бьемся влажными телами, пошлым шлепком создаем грешный контакт.

Словно снова мы на дороге. И только ветер нам в лицо. Одни. Одни в целом мире.

И я медленно увожу бедра назад, растягиваю удовольствие, ощущая членом каждую блядскую шереховатость стенок влагалища. Буквально сжимаю челюсть от волны экстаза, готовой меня утопить.

Но я еще держусь на поверхности. Еще пока дышу. Но вот я снова врезаюсь в тугое нутро, в пучину нирваны и ставлю руки по обе стороны головы.

— На меня смотри, — сипло выговариваю и, стоит ей открыть глаза, врываюсь в губы, ровно в том момент, когда снова член таранит киску. Целую голодно, жадно, словно наказывая за столь долгое отсутствие рядом. Имитирую языком половой акт. Да еще на такой скорости, как центрифуга.

И туго так, как в перчатке.

Охренная киска.

Идеально обтягивает со всех сторон, принимает член, обволакивает тугим кольцом.

У нее никого не было.

Никого, блять, не было.

Писечка такая же узенькая и тугая, как в наш последний трах, а шок на ее лице от ощущения растяжения только подтверждает мои мысли.

И это радует.

Зверь внутри меня эгоистично ревет от счастья. Потому что пусть даже брат, пусть так нельзя, но ее тело не готово подчиняться никому другому.

Только мне.

Рваный толчок до самой матки, и я снова вытаскиваю член. И снова всаживаю со всей дури, так, что две симпатичные сиськи

трясутся, а губы закусаны в кровь.

— Ты бы знала… — выдыхаю и толкаюсь все чаще в Лану. — Знала бы ты, как я этого ждал. Каждую проклятую минуту дерьмовых трех лет. В клетке условностей и мести за нас с тобой. Но теперь я свободен. Теперь я тебя не отпущу, теперь я сполна получу все…

Слышишь, все!

Все, что так требует мое сердце и тело.

Теперь я получил еще одно подтверждение, что Андронов хуевое трепло.

Тело немеет. Экстаз давит на башку. Член внутри, как в печке.

— Лана, — выдыхаю сдавлено, вбивая ее в диван. И сисечки уже в руках. Сжимаю, соски оттягиваю и насаживаю узкое влагалище на себя все чаще, все быстрее.

Остервенело врываюсь в долгожданные глубины, не даю себе расслабиться и жду, жду, когда кончишь ты. Жду, когда воздуха в легких не останется, и придется просто захлебываться стонами, криками, мычанием. Убираю руки на плечи. Накрываю острый сосок и слышу вскрик. Так остро. Так грязно. Я в тебе, и тебе хочется больше…

— Тебе ведь хочется, чтобы я дал тебе кончить? — рычу, толкаясь особенно глубоко. Лана натягивается струной в миг, до боли стягивает член тугим узлом. Мычит в кляп, выплевывает и тут же получает мой язык.

Ты впиваешься непослушными руками, портя и без того растрепанную прическу. Моя зараза.

Шлепки тел друг о друга в сочетании со стонами – лучшая музыка, что могла придумать природа. Естественные. Прекрасные. Такие грубые толчки. Лана принимает все, рычит тигрицей и сама, сама начинает подмахивать бедрами.

— Еще, Макс, еще…

И я быком на родео трахаю ее. Шлепаю яйцами об задницу со всей дури, чувствуя, как брызгает обильная смазка, заполняя вкусовые рецепторы Проходясь лезвием страсти по нервным клеткам.

И свобода все ближе.

Клетка, в которой торчал на протяжении трех ебаных лет, тает на глазах с каждым диким толчком в тугое, мокрое нутро.

Ускоряюсь, толкаясь все быстрее в охуенное тело.

Я вряд ли долго выдержу эту блядскую пытку, но сначала ее удовольствие.

Руки скользят по груди, играя с твердыми вершинками сосков. Губами скольжу по плечам и ключицам, покусывая, оставляя едва заметные засосы.

Двигаюсь резче, порывистее. Уже как таран в матку. Страсть берет верх, а Лана выгибается подо мной, все громче дыша. Грудь качается в такт грубых толчков.

Сдерживаюсь с огромным трудом, чувствуя, как ритмично сокращаются стенки влагалища, ты совсем скоро кончишь, а я же следом, еще немного…

И Лана уже дергается в последнем спазме, падает с высоты, что мы вместе достигли, и я улетаю за ней. Как с парашютом, что не раскрылся.

И страшно, что насмерть. И восторг почти детский. Словно снова есть только она. Я. И тот бережок в Балашихе, скрытый ветками ивы.

Чувствую, как она дрожит, как обволакивает кипятком член.

Вытаскиваю резко под звон женского стона и кончаю на платье, с рыком:

— Свободен.

Лана даже улыбается подо мной, спускает дрожащие ноги с плеч и просто лежит. Не дергается, только пытается восстановить дыхание. Я просто расслабляюсь. Впервые за столько времени дышу полной грудью, ощущая себя живым. Это, как знаете, в гору подняться. Тяжело, больно мышцам, но от свежести воздуха спирает дыхание, а от вида захватывает дух. Я ходил на Таганай, знаю, о чем говорю.

И я лежу на ней, член в сперме, кожа в поту. Хочется помыться. Или поспать, а лучше поцеловать Лану. Да, последнее, пожалуй, больше всего. Но она подставляет щеку и буквально выскальзывает из-под, меня. Собирает трусы, что давно выпали из ее рта, и на ходу, пошатываясь, снимает платье.

— Хочешь повторить? — смотрю на ее попку орешком и тонкую талию. Ни на грамм не изменилась. Чуть дунь, и ветер унесет.

— Хочу помыться. Помнишь, как мы любили гигиену, — говорит она, кивает на душ и стягивает лифчик. Ну ок. Опираюсь руками на диван, с трудом встаю и иду в душ. На вешалке оставляю одежду и, мало что соображая, захожу за дверь душевой.

— Пойдем в ванну?

Поворачиваюсь к ней, чтобы позвать с собой, как она вдруг захлопывает перед носом двери. Оставляя мне только вспоминать охрененное тело в полный рост и все еще торчащие соски.

Ржу, твою мать. Что за детский сад?

Замок слабый. Выломать пару мгновений, и она это знает, поэтому говорит быстро. Пытается оправдаться перед самой собой за любовь.

Ну давай, послушаем.

— Максим, нам нельзя быть вместе. Нам нельзя трахаться.

— И чтобы сказать это, ты закрыла двери? — задаю вопрос иронично, оборачиваясь и включая душ.

— Мне так с тобой разговаривать легче.

Понимаю. Я уже готов накинуться на нее снова.

— И что?

— Ты женишься. Мы брат и сестра. Нам нельзя делать такие вещи. Это противоестественно. Так что… Пообещай, что больше не будешь меня к этому склонять, — говорит она жалобно и шуршит одеждой. Переодевается. Склонять, надо же.

— Ты, как мне кажется, отлично склонялась.

— Замолчи! — шипит он и чем-то ударяет в дверь. — Не подходи ко мне больше, тебе ясно?!

— Нет, — говорю спокойно, подмываясь остужающей пыл водой. Вроде легче. И даже как-то весело. Нашел ее ведь. Случайно. Но сам факт. Судьба не дала нам всю жизнь существовать раздельно. Так о какой сдержанности может идти речь?

— Что именно нет?

— Все нет, Лана. Я же сказал, что больше тебя не отпущу. Тебе больше не сбежать от меня.

— Ты сам-то себя слышишь?! — кричит она через дверь и снова ударяет. - Мы же родственники!!

— Не ушиблась?

— Ушибся ты, когда тебя рожали?

— Гены гнилые, — замечаю резко, со злой иронией... Она тут же умолкает. И за коричневой дверью такая тишина, что сердце делает кульбит. — Лана!

Пинком ноги выламываю замок. На двери. Оглядываю пространство. Скамейки, шкафчики, брошенное платье. Съебалась. Неужели думает, что сможет сбежать?

Подбираю легкую ткань и втягиваю запах, чувствую, как кружится голова от смеси ароматов.

— Глупая. Я ее теперь по запаху везде найду.

По дороге вниз набираю номер детектива, которого три года снабжал баблом.

Он должен был найти Лану, но…

 — Ее след обрывается, но мы не будем сдаваться… Я отправлю запрос друзьям за границу.