Второстепенный (СИ) - Нельсон Ирина

Автор выражает огромную благодарность Маргарите Ефремовой за неоценимую поддержку и её идеи, которые она великодушно позволила воплотить в этой серии книг

Город твой двуликий зверь,

Для тебя он днём откроет дверь,

А вот в полночь он объявит тебе -

Ты враг, враг парней, что ищут драк,

Им плевать кто трус, а кто смельчак,

Город прячет в недрах стаи волков.

Но есть мы,

Раскачаем этот мир,

Где в разгаре грязный пир,

Дух насилия рвётся в дом,

Насилие рвётся в дом.

Раскачаем этот мир

Или волки, или мы,

Здесь для слабых места нет,

Для слабых места нет.

(Ария "Раскачаем этот мир")

Пролог.

Гарь, потроха, кровь – всё смердело так, что резало глаза. Деревянные стены города уже догорели, и он брел сквозь тлеющие угли, подходил к каждому телу, заглядывал в каждое мертвое лицо. То единственное, родное и любимое? Нет. Его не обезобразили рубленой раной, раскроившей череп. Может, вон то, утопленное в коровьем навозе? Нет, оно там, на насаженной на пику голове! Нет-нет, не то... Он ошибся, снова ошибся, часть жителей наверняка успела убежать, успела покинуть город перед набегом. Они по обыкновению отступили, чтобы набраться сил и снова дать бой.  Сарматы не убили, а взяли в плен, они любят красивых и сильных… Нет, не взяли, вон там мелькнули знакомые одежды! Нет, не то, не то. Не убили, не убили...

Он нашел на капище, у окровавленного идола богини, издалека рассмотрев чистое безмятежное лицо, полусидящую позу и руки, которые сжимали саблю. Хоть и белые, не знавшие тяжелой работы, а такие же смертоносные, как и его – капище было залито кровью и чужими внутренностями. Если отступать некуда, скифы бьются до последнего, даже если принадлежат жреческой касте с раннего детства. Отступать было некуда.

Ужас, который до этого момента загонялся вглубь, свободно растекся по телу. Он упал на колени, схватил в отчаянной попытке нащупать живое биение, уловить дыхание. Но нет, грудь была холодной, неподвижной. Смерть высосала из точеного лица краски, придав ему красоту греческих статуй. Все украшения сарматы сорвали, сняли пояс, ожерелье, подвески, обрезали даже косу с вплетенными в неё кольцами и лентами. Оставили лишь запястья, видимо, не распознали под простенькими кожаными наручами произведение искусства.

Он дрожащими руками провел по непривычно коротким волосам, вытащил гребень и бережно, стараясь не дергать, не причинять лишней боли, распутал слипшиеся от крови пряди.

- А я тебе гребень привез, - дрожащим голосом выговорил он и кое как закрепил подарок за холодным ухом.  Золотой олень с подогнутыми ногами, откинувший увенчанную тяжелыми рогами голову на спину, был напряженным, словно от боли. Он объехал все известные города в поисках такого, золотого, почти живого. Он так хотел подарить именно его во время обряда, показать, что принял их, что не считает больше их варварами, чтобы они совсем стали единым целым.

- Мы же обещали друг другу, - застонал он, вцепившись в безвольное тело. – Мы дали друг другу Слово! Ты весь мой мир! Ты моё всё! Великая Мать, за что?! Верни! Верни мне моё!

Олень на гребне тускло блестел в солнечных лучах, и он ощущал себя точно таким же холодным, тяжелым, изломанным в судороге боли, почти живым.

Он рыдал, он умолял, он проклинал. А когда слезы кончились, а силы иссякли – забрал гребень обратно, выпрямился и сказал, мрачно глядя на идол Богини-Матери:

- Я отдам гребень только живой душе. Мы будем вместе так или иначе. Даю Слово!

Услышала это только окровавленная языческая богиня.  

*   *   *     

Ноги болели, в боку кололо. Она жадно глотала воздух, но легкие не успевали насытить тело. Отдышаться бы, сесть и заняться лодыжкой, но за ней шли они. Шли весело, вприпрыжку, с ледяным смехом и жаждой крови в безжалостных глазах, мелькали среди деревьев цветными огнями. Догонялки — жестокая игра.

Она бросила взгляд на руку. Нарисованная углем карта смазалась, было непонятно, где река, а где захоронение. Четким остался лишь заветный кружочек. Её цель, её спасение. Когда она соглашалась, поход по карте до нужного места казался простой задачей, но на деле среди искаженных теней ночного леса, с толпой убийц на хвосте сориентироваться было невозможно. Карта была не более чем насмешкой.

Она покрепче сжала осколок зеркала, единственное оружие, которое ей позволили взять, и побежала. Раз дойти до цели невозможно, оставалось лишь продержаться до рассвета.

Всё слилось в бесконечный побег от огней. Она ползала, прыгала, пряталась, запутывала след. В какой-то момент она выскочила на поляну и упала, запнувшись о низкий камень. Лодыжка вспыхнула болью и вывернулась под неестественным углом. Камень - надгробная плита - нахально светился в лунном свете серебристой надписью «Здесь лежит последний друид из рода людского. Он был истинным целителем этих земель. Убит людской неблагодарностью».

Из глаз брызнули слезы. Она нашла захоронение, она поняла, где спасение, но со сломанной лодыжкой ей ни за что туда не добраться!

Такую они её и схватили, плачущую над могилой, с распухшей сломанной ногой.

Когда они положили её на жертвенный алтарь и перерезали ей горло, она подумала, что высшая справедливость все-таки существует.

Перед смертью женщина, дипломированный хирург, который расчленял здоровых молодых людей и продавал их органы, успела раскаяться и загадать желание.

Узнала об этом только окровавленная языческая богиня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Правду говорил господин Булгаков, мало того, что человек смертен, он еще и внезапно смертен. Моей Аннушкой, которая разлила масло, стал гололед, а трамваем - бордюр, на который со всей дури рухнула голова. Не спасла ни толстая коса, ни меховая шапка. И всё, не дошла ординатор Валентина Волхова до больницы, не надела белый халат и не приняла очередь жаждущих выздоровления людей под чутким руководством хирурга-травматолога, поскольку опустилась она, то есть я, затылком на острые кирпичные края.  

После классического полета по тоннелю к свету был провал, а затем вместо зимнего русского города перед глазами предстал Лондон. Биг-Бен, Вестминтерский дворец, мост через Темзу - всё на месте, всё узнаваемо. Как нормальный человек я порадовалась, что жива. Какой можно было сделать вывод в такой ситуации? Верно! Меня откачали до комы, и теперь перед глазами разворачивалась красивейшая галлюцинация.

По дорогам неспешно и невероятно тихо катились автомобили абсолютно незнакомой конструкции. В небе над головой деловито плыло нечто очень похожее на небольшой дирижабль, пассажирская гондола которого занимала почти треть всей конструкции. В воздухе это чудо держалось вопреки всем законам физики. Яркая реклама на вытянутом борту гласила: "Цеппелин Циолковского - 100 лет: высокая надежность за низкие цены". Надпись была написана на вполне понятном английском языке.

Галлюцинации мне понравились. Картинка была сочной, очень красочной. Вокруг мне чудился очень свежий воздух, какого никогда не бывает в больших городах. Ничего не рябило, не менялось. Если бы не четкое ощущение нереальности, то в пейзаж можно было бы поверить. Я окончательно успокоилась - смерть обошла меня стороной. Пользуясь случаем, прогулялась по близлежащим магазинчикам и кафешкам, улыбаясь всем встречным людям и с любопытством рассматривая стимпанковские девайсы.

Тот факт, что из вполне взрослого женского тела мое сознание перенесло в какого-то мелкого пацана, меня не удивил абсолютно. Ну, и что? Подсознание – штука неизученная.