Луч судьбы. Я дождусь (СИ) - Таирова Таша

Наши дни. Александр

— Ну чего ты взъелся на него, Морозов? Кто виноват, что там эта яма оказалась и он ногу сломал?

— Чего? Ты спрашиваешь — чего? А если завтра-послезавтра в рейс? Я где штурмана возьму? Ты его в той яме откопаешь?

— Да может там и не перелом вовсе, а так, растяжение, повязку наложим и в рейс.

— Ты в своём уме, Тарасов? А если прыгать придётся?

— С ума сошёл, сплюнь. Не дай бог.

В коридоре диагностического отделения у окна, подальше от регистратуры и любопытных ушей, склонив головы и глядя друг другу в глаза, разговаривали два молодых человека. Практически одного роста и телосложения, одетые в лёгкие осенние куртки, они походили на братьев, если бы не цвет волос и глаз. Тот, которого называли Морозов, черноволосый с серыми глазами молодой мужчина, в интонациях, жестах которого ощущалась привычка повелевать, приказывать. Его товарищ, называемый Тарасовым, был тёмно-русым парнем с глубокими карими глазами, в данный момент с удивлением смотревшим на своего товарища.

— И давно у тебя, Сань, мысль о прыжке появилась?

— Отстань, Юр, без тебя тошно, только сны мне снятся нехорошие. Будто машина горит, а мы прыгнуть не можем. Бред какой-то!

Морозов устало потёр руками лицо, будто умываясь, выпрямился во весь рост и почти равнодушно бросил своему собеседнику:

— Так где штурмана брать будем, а, Тарасов?

Юрий, отвернувшись к окну, рассматривал больничный двор и тихо материл и яму, и их штурмана Костика Водопьянова, который в эту яму свалился накануне, и морозовские сны, которые имели тенденцию сбываться, и себя, и всех, и вся, и…

— Молодые люди! Если вы сейчас же не перестанете выяснять отношения на повышенных тонах, я попрошу вас покинуть отделение!

Морозов с Тарасовым медленно развернулись, ещё не веря, что едкое замечание относится к ним, и уставились на хрупкую барышню в белом халате, которая едва доставала им обоим до плеча, но вид при этом имела грозный и решительный. Невысокая, худенькая, с длинными рыжеватыми волосами, закрученными в аккуратный узел на затылке, девушка строго смотрела на них и изучающе переводила взгляд с одного на другого. Парни, на секунду забыв, о чём они только что толковали, во все глаза рассматривали стоящее перед ними чудо. Первым в себя пришел Тарасов и почти ласково произнёс:

— Мы больше не будем, — и расплылся в улыбке.

Морозов вдруг прикрыл глаза, сглотнул, угрюмо взглянул на своего товарища и, отвернувшись к окну, промолчал.

— Послушайте, милая девушка, — пропел улыбающийся Тарасов, — а вы не знаете, когда будут известны результаты исследования нашего товарища майора Водопьянова? Мы уже битый час здесь стоим, скучновато тут у вас, строгие все такие, аж оторопь берёт.

— Во-первых, не битый час, а всего пятнадцать минут. Во-вторых, вы не в развлекательном центре находитесь, а в медучреждении, а в-третьих, я вам не «милая девушка», а старший лейтенант медицинской службы! Я понятно изъясняюсь?

— Куда уж яснее, — пробурчал Морозов, поворачиваясь лицом к девушке, и продолжил: — Тогда не будете ли вы так любезны, не милая девушка, а старший лейтенант медицинской службы, сообщить нам, когда же в конце концов будут известны интересующие нас данные?

Последние слова он произнёс громко, почти прокричал, вызывающе глядя девушке в глаза. Она спокойно выдержала его взгляд, осмотрела его с ног до головы немного равнодушно, даже с презрением. Морозов, который был выше этой пигалицы больше чем на голову, почувствовал себя неуютно, как будто на него посмотрели свысока. И кто? Эта козявка? Подумаешь, старлей! Ему, потомственному лётчику, подподковнику, командиру экипажа, который сбрасывал грузы в такие места, что эта крошка, наверное, на карте не найдёт, ему будут указывать, как себя вести?! Да если бы его отец, генерал-майор Кирилл Сергеевич Морозов услышал эту девицу, то он бы… Чёрт возьми, его отец точно бы заметил эти зелёные глазищи, тонкую талию, длинные стройные ножки, а шея…

Тарасов, поймавший взгляд командира, напрягся и переключил внимание девушки на себя, сделав шаг ей навстречу.

— Инна Игоревна, вас там Тийю Генриховна спрашивает, говорит — перелом какой-то сложный.

Та, которую звали, оказывается, Инна Игоревна, а попросту пигалица, стремительно повернувшись ушла, а молодые люди уставились друг на друга.

— Значит, повязочку наложим и в рейс, а?

— Морозов, ты сегодня не по феншую встал? Ты чего на девчонку-то наорал? Она не виновата, что Водопьянов, ёлки-моталки, в ту яму сгрузился со всем боекомплектом!

— А кто виноват? Кому было мало? Давайте ещё по одной! Мало того, что сам не уцелел, но и весь наш боекомплект в той яме, мерзавец, оставил! А я смотрю, тебя уже должность штурмана не очень беспокоит, ты девочкой заинтересовался?

— А что? Она красавица, согласись. Или ты её не рассмотрел? Брось, Саня, девчонка действительно хорошенькая. Интересно, они тут до которого часа работают, а? Встретить, проводить, может, в какой кафеюшник завеяться, а там, глядишь, и выйдет что-нибудь когда-нибудь…

— Красавица, согласен, только не в моём вкусе, слишком уж дерзкая, таких у меня и до неё, и после неё не сосчитаешь!

— Сашка, когда ты перестанешь относиться к женщинам как к бабочкам-однодневкам?

— Ты прекрасно знаешь, что ни одна из них не достойна лучшего к себе отношения! Посмотри на них, у них же в головах только тряпки, камешки, тусовки, а в глазах кассовые аппараты. Поэтому ни одна из них не заслуживает другого отношения, только и годятся, что на одну ночь, да и то не на всю! И будет об этом!

Тарасов собрался возразить, но тут из кабинета вышел, опираясь на костыли, Водопьянов с опущенной головой и виновато посмотрел на Морозова:

— Прости, командир, но тутошняя докторица мне два месяца гипса наобещала, и то не факт, что срастётся, о какой-то операции ворковала. Зато сама, сама-то такая хорошенькая, парни, но холодная, как Снегурка, только рыжая! Я бы у такой поболел бы и побольше, особенно если рядышком её положить!

Водопьянов картинно закатил глаза и не заметил, как изменился в лице Морозов, как судорожно сжались пальцы в кулаки, и стиснув зубы, тот прорычал:

— Рядышком? Я тебя сейчас так загипсую, что ты забудешь с какой стороны вообще к бабам подходят!

После чего все трое молча покинули столь негостеприимное отделение…

Сергей Божнев послушно сидел в машине и скучал. Причём скучал со злостью, костеря про себя и Водопьянова, сломавшего ногу, и командира, приказавшего сидеть в машине и не высовываться. А между прочим, здесь прямо заповедник какой-то. Женский. И что эти красотки в медицине позабыли? Им бы на подиум, в модели податься, вот одна идёт, ё-моё, не идёт, а пишет. Божнев так низко опустил голову, чтобы рассмотреть ножки очередной красотки, что прикусил язык, ударившись об руль, и уже матерясь чуть громче, попытался увидеть свой язык, который никак не хотел видеться божневскими скошенными вниз глазами. За этим занятием его и застала вся троица, недавно покинувшая отделение рыжеволосой пигалицы. Тут же в машине провели заседание штаба по вопросу «и чё дальше?» Мнения собравшихся разделились не по существу вопроса, т. е. где взять штурмана, а по вопросу поправки здоровья, чувствительно подорванного вчерашним загулом в честь «тридцатника с трёшкой» того же Водопьянова. Общим голосованием было решено взять всё-таки ещё «два по поллитра», очнувшийся Божнев данное предложение углубил и напомнил, что водопьяновскую ногу тоже обмыть надо, а то вдруг как не заживёт? Морозов пить категорически отказался, за что торжественно был понижен в должности и назначен вечерним извозчиком. Предложение было принято, и машина унеслась в сторону проспекта, резко сорвавшись с места.

Через некоторое время Водопьянова доставили в травматологическое отделение, где ему был наложен гипс. И тут возникла небольшая проблема — контрольный снимок пострадавшей штурманской конечности. Морозов опять категорически отказался, на этот раз встречаться с пигалицей, и сладко улыбающийся Тарасов вкупе с Божневым препроводили тёпленького Водопьянова в диагностику. Но тут настроившегося на встречу со своей зазнобой Тарасова ждало разочарование — «не милая девушка» старлей Инна Игоревна отсутствовала на своём рабочем месте. Зато лицо Божнева блаженно расплылось, когда на фото водопьяновской ноги вышла посмотреть та самая Тийю Генриховна. Худенькая, выше среднего роста, с пушистыми каштановыми волосами, собранными в высокий хвост, огромными, почти чёрными глазами она внимательно посмотрела сначала на Водопьянова, покачала головой и перевела взгляд на снимок. Склонив голову набок, она внимательно изучала то, что Божнев про себя назвал «хрен пойми что», потом чудно улыбнулась, сказав, что «травма» как всегда молодцы, после чего в голове Божнева щёлкнул рубильник и предохранитель от женщин сгорел раз и навсегда. Он глупо улыбался, щурил глаза и напоследок присел на стул, так как ноги его уже не держали. Правда, на стуле сидел штурман Водопьянов, но это нисколько не помешало Божневу. Тийю Генриховна слегка хмыкнула и, развернувшись, ушла в свой кабинет. Водопьянов прорычал в ухо присевшего товарища, что травмированных сейчас будет гораздо больше, после чего тот резво вскочил и не отрывая глаз от двери, за которой скрылась эта дивная богиня, помог другу встать и удалиться вон.