Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

— Не надолго, — сказал Фрейзер, сдвинув шляпу на затылок и взглянув на небо. — Я видел такие повороты погоды! Не проходило и двенадцати часов, как после такого же солнцепека, как сегодня, начинался снегопад. Это не надолго.

— Не очень-то хорошо для здоровья. В такой денек, как сегодня, начинаешь подумывать, не надеть ли опять летнее белье.

— Хорошо или плохо, а я бы не стал жаловаться, если бы такая погодка стояла до следующего июня.

— Это не надолго, — сказал Клейтон Фрейзер. На этот раз его замечание не спровоцировало очередную дискуссию.

— Да, — согласились старики, — это не надолго.

Кенни Стернс дошел до поворота на Кленовую улицу и исчез из виду.

Школы Пейтон-Плейс стояли друг напротив друга. Начальная школа помещалась в старом, большом, деревянном здании устрашающего вида, средняя же школа была гордостью города, она занимала кирпичное здание с огромными, чуть ли не во всю стену, окнами и внешним видом напоминала скорее небольшой современный госпиталь, чем школу. Начальная школа была построена в викторианском стиле, в худшем его варианте; с торцов зигзагом извивались отвратительные пожарные лестницы и в довершение всего это допотопное сооружение венчала открытая колокольня. Звонили с помощью толстого, желтого каната, протянутого через потолок и пол третьего этажа, его конец свисал в углу холла второго этажа и являлся вечным соблазном для маленьких учеников. Школьный колокол был тайной любовью Кенни Стернса, он полировал предмет своей любви столь тщательно, что тот сиял в лучах октябрьского солнца, как антикварная оловянная посуда. Подойдя к школе, Кенни посмотрел на колокольню и удовлетворенно кивнул.

— Твой звон приятнее звона небесных колоколов, — сказал он вслух.

Кенни стоял возле низкой изгороди, отделяющей начальную школу от первого дома по Кленовой улице. Теплый воздух наполнял аромат зелени и стружек: Кенни только этим утром закончил строить изгородь.

— В такой денек не до учебы, — сказал Кенни и беспокойно пожал плечами. Это не относилось к его невнятным рассуждениям, а скорее выражало недоумение по поводу собственных необычных эмоциональных ощущений.

Кенни хотелось упасть в траву и прижаться к ней лицом.

— Такой уж денек, — грубо сказал он, обращаясь к тихим зданиям школ. — Совсем не для учебы.

Кенни заметил маленькую веточку, нарушающую ровную линию изгороди, он нагнулся, чтобы сорвать ее, и вдруг почувствовал неожиданный прилив нежности. В следующую секунду его охватило бешенство, он сорвал пучок листьев и мял, мял его в кулаке, пока не почувствовал влагу. Кенни задыхался от внезапно нахлынувшего гнева. Когда-то давно, когда он еще не научился плевать на все и ни о чем не беспокоиться, Кенни чувствовал то же по отношению к своей жене Джинни. Тогда он испытывал точно такую же нежность, которая внезапно перерастала в желание уничтожить, подавить, завладеть силой. Кенни разжал кулак и вытер ладонь о свою робу.

— Ради всего святого, мне надо выпить, — с чувством сказал он и направился к парадным дверям начальной школы.

Без пяти три — время занять свое место у колокольного каната.

— Ради всего святого, мне надо выпить, это уж точно, — повторил Кенни и начал подниматься по деревянным ступенькам.

Слова Кенни, адресованные колоколу и, следовательно, произнесенные вслух, легко проникли в класс, где мисс Элси Тронтон вела урок восьмого класса. Несколько мальчишек громко рассмеялись, девочки заулыбались, однако веселье царило недолго. Мисс Тронтон была верной сторонницей теории, что, если ребенку дать один палец, он откусит всю руку, и, несмотря на то, что она устала и была пятница, мисс Тронтон быстро восстановила порядок в классе.

— Кто-нибудь из вас хочет остаться на полчаса после уроков? — спросила она.

Девочки и мальчики в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет сразу стихли, но лишь только раздался первый удар колокола Кенни, они тут же громко зашаркали ногами. Мисс Тронтон постучала линейкой по своему столу.

— Вы будете сидеть тихо, пока я вас не отпущу, — сказала она. — Итак, ваши парты чисты?

— Да, мисс Тронтон, — ответил нестройный хор голосов.

— Можете встать.

Сорок две пары ног заняли позицию между партами. Мисс Тронтон дождалась, пока все спины выпрямились и все головы повернулись к ней.

— Урок окончен. Вы свободны, — сказала она и, как только эти слова слетели с ее губ, как всегда, почувствовала глупое желание наклониться и закрыть голову руками.

Через пять секунд класс опустел, и мисс Тронтон облегченно вздохнула. Продолжал весело звонить колокол Кенни. Учителя не без юмора заметили, что в три часа дня он звонит с особым рвением, а в 8.30 утра та же мелодия звучит печально, как на похоронах.

«Если бы я была уверена, что это что-то изменит, — рассуждала про себя мисс Тронтон, пытаясь расслабить занемевшую спину, — я бы тоже считала, что мне надо выпить, ради всего святого».

Слегка улыбаясь, она подошла к окну посмотреть, как дети уходят со школьного двора. Толпа учеников начала распадаться на небольшие группки и пары. Мисс Тронтон заметила, что только одна девочка шла в полном одиночестве. Это была Эллисон Маккензи. Дойдя до тротуара, она сразу отделилась от остальных и быстро зашагала вниз по Кленовой улице.

«Странный ребенок, — подумала мисс Тронтон, — в таком юном возрасте подвержена депрессивным настроениям». Удивительно было и то, что во всей школе у Эллисон не было ни одного друга или подружки, кроме Селены Кросс. Это была необычная пара. Смуглая тринадцатилетняя красавица Селена с удивительно взрослыми глазами и Эллисон Маккензи, все еще напоминающая пухленького ребенка с широко открытыми, простодушными, вопрошающими глазами и болезненно чувствительным ртом. «Эллисон, дорогая, найди себе ракушку, — думала мисс Тронтон, — крепкую и без трещин, где ты сможешь укрыться от жестоких ударов судьбы. Мой Бог, как я устала!»

Родни Харрингтон выкатился из школы и не замедлил шаги, увидев Нормана Пейджа на своем пути.

«Проклятый маленький бычок», — зло подумала мисс Тронтон.

Она презирала Родии Харрингтона, и то, что никто, а уж тем более сам Родни, не подозревал об этом, говорило о ее человеческих достоинствах и, конечно, делало ей честь как педагогу. Родни был четырнадцатилетним переростком с густой черной шевелюрой и толстыми губами. Мисс Тронтон знала, что многие восьмиклассницы считают Родни «восхитительным». С этим определением она было полностью не согласна. Если бы кто-нибудь отвесил Родни затрещину, этот звук доставил бы ей ни с чем не сравнимое удовольствие. В огромном досье на всех учеников, которое мисс Тронтон держала у себя в голове, Родии проходил как нарушитель порядка № 1.