Дороти Иден - Никогда не называй это любовью

Она слышала, что Чарлз Парнелл был протестантом. Должно быть, он необыкновенный человек, если так преуспел, обретя столь могущественную власть в католической стране.

Тем не менее Кэтрин узнала о его существовании совсем недавно. Несмотря на то, что ее всегда занимала политика (отец внушил ей чувство социального сознания, а ее дядя, лорд Хадерли, ставший лорд-канцлером[3], когда к власти снова пришло правительство мистера Гладстона, часто приглашал их с Вилли на званые обеды), она не проявляла глубокого интереса к ирландскому вопросу до тех пор, пока сам Вилли наконец не решил всерьез начать свою политическую карьеру, баллотируясь на выборах в графстве Клэр.

Кэтрин знала, что с тех пор, как скончался мистер Исаак Батт[4], у ирландской партии не было лидера и что недавно на место мистера Батта был избран Чарлз Стюарт Парнелл. Он был протеже мистера Батта, и старик, обладавший неизменно изысканными манерами и весьма популярный среди как ирландских, так и английских политиков, несколько лет назад написал следующее: «У нас есть блестящая кандидатура, историческое имя, молодой Парнелл из Уиклоу, и, если я не ошибаюсь, сакс[5] посчитал бы его безобразным, хотя этот парень воистину красавец». Как-то раз О'Горман Махоун и Вилли, оба раскрасневшиеся от успеха, наполнили дом шумом и смехом. Кэтрин в жизни не видела такого огромного ирландца, как О'Горман Махоун. Высоченного роста, седой, с красивым скуластым лицом, испещренным шрамами, он был знаменитым дуэлянтом – человек, выдвинувшийся из рядовых благодаря личным заслугам, друг королей и императоров. С годами он стал относиться к ирландской политике со сдержанной иронией, словно она развлекала его.

Они с Вилли похвастались, что целовались со всеми девушками Клэра и пили со всеми мужчинами этого графства.

– Знаете, миссис О'Ши, вашему бедняге мужу не по вкусу ирландское виски. Но смею вас заверить, пил он как настоящий мужчина.

– И восхищался каждым младенцем в жалких лачугах от Клэра до Лимерика, – вставил Вилли, поморщившись. – Мда, мне было трудно отличить, где подстилка для свиней, а где кроватка с ребенком…

О'Горман громоподобно расхохотался.

– Да, честно говоря, они считали, что Вилли слишком хорошо одет для истинного ирландца. Однако его поцелуи переубедили их.

– Я просто старался реабилитировать ирландскую партию в манере одеваться, раз больше ничего не смог сделать, – скромно заметил Вилли. – И держу пари, что это производит намного больший эффект в парламенте, нежели все красноречие Парнелла. Пусть Англия знает, что и среди нас есть цивилизованные люди.

– Вы были бы намного цивилизованнее, если бы захотели сделать что-нибудь для Парнелла. Мне сказали, что он почти завершил свою поездку в Америку, которая далась ему с огромным трудом.

– Что вы имеете в виду? – в первый раз вмешалась в разговор Кэтрин.

– У него очень слабое здоровье, но это его совершенно не волнует. Он весьма необщительный и скрытный человек и враждебно относится к любому упоминанию о его недомоганиях. У бедняги нет женщины, которая позаботилась бы о нем. Вот хорошо бы вы, миссис О'Ши, сделали что-нибудь для него.

– Я?

– Все это ради партии, женщина, – произнес мистер Махоун, отпивая огромный глоток виски и показывая, чтобы его стакан снова наполнили до краев. – У него масса влиятельных сторонников, и мы могли бы с помощью его победить Англию. Разве я не прав, Вилли?

Наверное, Вилли сильно желал блистать на политическом небосклоне, но ему очень и очень не хотелось ссориться со своими светскими, утонченными английскими друзьями. Еще во время службы в армии он умудрился наделать долгов на пятнадцать тысяч фунтов, чем почти разорил отца, к тому же он любил светскую жизнь… Капитан О'Ши всегда заводил друзей и знакомых среди влиятельных и богатых людей, несмотря на то что его времяпрепровождение с ними несколько раз чуть не довело его жену и детей до полной нищеты.

Кэтрин, к своему несчастью, уже давно поняла, что Вилли покрой его костюма заботит больше, чем семья, и что ей следовало бы носить дорогие наряды, как и приличествует знатной даме, к тому же иметь постоянный дом и мужа, занимающего прочное положение в жизни. Поэтому ее крайне обрадовало решение Вилли заняться политикой.

Но сразу возникла дилемма, поскольку капитану О'Ши не хотелось ссориться со своими светскими друзьями, что неизбежно должно произойти, как только он сблизится с непопулярным и дурно воспитанным мистером Парнеллом. И О'Гормана Махоуна ему также не хотелось обижать, ибо колоритная и всесокрушающая личность последнего открывала ему двери любого дома.

И Вилли пошел на компромисс, заявив, что они с Кэт желают дать в Лондоне званый ужин и пригласить на него мистера Парнелла, хотя он совершенно уверен, что этот малый не придет.

– Он совершенно лишен хороших манер. Я слышал, что он просто-напросто игнорирует все приглашения.

Кэтрин ощутила на себе пронизывающий взгляд темных глаз О'Гормана Махоуна.

– Ну, по-моему, это сугубо женское дело – не допустить, чтобы такое случилось, не правда ли, миссис О'Ши?

– Да как же я смогу не допустить этого?

– Не спрашивайте меня об этом! Используйте ваши женские уловки. – И он вновь взглянул на нее задумчиво-оценивающе. – Если я не ошибаюсь, у вас их в запасе неисчислимое множество. Вы могли бы, таким образом, сослужить службу вашей стране.

– Ошибаетесь, мистер Махоун. Я не ирландка.

– Но вы замужем за ирландцем, что делает бедную старую Ирландию вашей страной. И не надо причинять ей боль, миссис О'Ши.

Кэтрин вымученно засмеялась.

– Вы говорите так… словно судьба Ирландии зависит от самого обычного званого вечера.

– Дуб вырастает из крошечного зернышка, миссис. Как бы там ни было, еще никто не говорил мне, что Чарли Парнелл не любит женщин. Он даже сообщил, что одна женщина собиралась отправиться с ним в Америку. Однако то ли она сбежала от него, то ли он – от нее. Я не знаю, что там случилось на самом деле.

Вилли заметил, что категорически возражает, чтобы его жена стала нянькой для мистера Парнелла. Тут мужчины пьяно повздорили насчет того, что можно и чего нельзя ожидать от жены политика, но потом сами сочли, что выпили лишнего и пора прекратить эту нелепую дискуссию. О'Горман Махоун одним глотком осушил полстакана чистого виски, повращал сверкающими и лукавыми глазами, после чего медленно и обдуманно проговорил:

– Миссис О'Ши, вы способны бросить к собственным ногам любого мужчину. Даже старого пуританина Гладстона! Я ведь только спросил, не сможете ли вы быть снисходительны к усталому мужчине. Разве это за пределами ваших незаурядных способностей? Если вы скажете, что это так, то я ни за что вам не поверю.