Няня на месяц, или я - студентка меда! (СИ) - Рауэр Регина

— Что я детский сад ходячий, — пробурчала куда тише и взгляд отвела.

— Ну во-о-от, — довольно и все также насмешливо протянул Кирилл Александрович, — полгода прошло, а ничего не изменилось, Дарья Владимировна. Все тот же детский сад…

Я фыркнула и, сложив руки на груди, демонстративно отвернулась к окну. Зимняя ночь — это всегда сказка, а начавшийся снегопад под светом единственного на всю округу фонаря — это волшебная сказка. Вот и буду разглядывать… сказку.

А Кирилл Александрович рассмеялся.

И окно закрыл — запах почти выветрился.

— Все, Штерн, пошли.

Пошли, а точнее поехали, ибо после ласкового: «Куда?!» я резко поменяла траекторию движения и в распахнутую передо мной машину послушно села.

— Consuetudo est altera natura[3], - важно изрекла на ироничный взгляд, поскольку путь к остановке уже даже не привычка, а инстинкт.

С закрытыми глазами дойду спокойно.

— Даша, — меня довезли до озвученного адреса и негромко окликнули, когда я уже выбралась из машины и невнятно пробормотала прощание, — я… не стану никому ничего рассказывать.

— Почему? — я застыла, а потом развернулась и недоверчиво посмотрела на Кирилла Александровича.

— Потому, — он усмехнулся и, наклонившись, потянул открытую дверь на себя, — будем считать, что за тобой должок.

Насмешливый голос раздался около самого лица, а потом хлопнула дверь и черный внедорожник, хищно сверкая алыми огнями, бесшумно укатил в ночь.

[1] Сагиттальный (анат.) — делящий продольно на правую и левую половину.

[2] Gyrus angularis (от. лат) — угловая извилина

[3] Consuetudo est altera natura (от лат.) — привычка — вторая натура.

Июнь, 30

— Кто знаток физы?! Я — знаток физы!!!

— Даха, у тебя трояк, — меланхолично сообщает Лина.

— Кто закрыл сессию? Я закрыла сессию!

— Так-то еще практика, — скептически хмыкает Рома.

— Кто молодец? Я — молодец! Кто молодец? Я — молодец!

— Ну все, кукуха на радостях уехала окончательно, — задумчиво следя за мной, заключает Вано.

И приходится остановиться и свысока, пользуясь случаем, на него посмотреть.

— Моя кукуха, Иван Максимович, уехала еще на анате, — снисходительно просвещаю его и неторопливо спускаюсь с верхних ступеней пролета между вторым и третьим этажом, на которых гордо отплясывала, — и возвращаться не собирается. Смирись.

— Обязательно и рубашку принесу, смирительную, — Вано ухмыляется, — и, кстати, о птичках. Сейчас видел нашего Красавчика, злющий как черт.

— А он бывает другим? — Лина фыркает. — Он либо орет, либо издевается. Хорошее настроение у Кирилла Александровича не бывает, да, Даха?

Я невольно запинаюсь и, отвечая невнятным мычанием, кошусь на Рому.

В ту декабрьскую ночь я назвала адрес Ромыча, ибо для домашних я ночевала у подруги и явиться посреди ночи не могла. Открыла мне Мила, новоиспеченная жена Ромочки и кость в горле половины нашего потока, ибо известие о женитьбе Романа Кирилловича огорчило и привело в уныние многих.

- Привет, — сказала она, пропустила без всякого удивления и вопросов, словно гости в два часа ночи для них обычное явление.

Заварила чай по каким-то особым бабушкиным рецептам, а я, устроившись за барной стойкой, рассказала в красках о случившемся.

— Дела-а-а, — хмуро протянул Ромыч и с женой переглянулся.

— Может, правда, никому ничего не расскажет? — ставя передо мной чашку с блюдцем, с надеждой спросила Мила и отвесила по пути затрещину Роману Кирилловичу. — Ромка, ты балда.

Я же, глядя на потирающего затылок Рому, втянула голову в плечи, ибо тоже балда.

— Черт его знает, — Ромыч насупился, — он у нас принципиальный. Кра-са-а-а-авчиик.

Последнее было сказано со злостью, и я согласно вздохнула.

Кирилл Александрович Лавров действительно был красавчиком. Молодым — как донесла разведка, тридцать два года — красавчиком. На кафедре он был первый год и преподавать, как шептались, согласился только по большой милости, любви к родному институту и уговорам завкафедры, ибо набор в этому году увеличился и преподов катастрофически не хватало.

Его первое занятие мы ждали с нетерпением, наслушавшись и о его неземной красоте, и о требовательности, и о резкости и откровенных издевательствах, и о… многом. О Кирилле Александровиче вообще слухов ходило слишком много.

И он, правда, оказался красивым, а я почувствовала себя предательницей, поскольку в груди екнуло, когда он зашел, и я невольно сравнила его с Лёней. Сравнение вышло не в пользу Лёньки и, пока Кирилл Александрович представлялся, я думала, что канадка ему идет куда больше, чем моему парню…

Два месяца.

Наша групповая женская влюбленность в язвительного и харизматичного Красавчика, как называли его пренебрежительно парни, продлилась два месяца, в которые к паре мы готовились особенно тщательно и долго, перерывая не только учебники, но и гардероб.

Прошла любовь, завяли помидоры на… первом же зачете, принесенном ноутбуке и хищной улыбке, которая сопровождала его слова: «Тест, похоронный марш медицины, писать будете здесь, ибо три балла даром я не раздаю и оценивать ваше умение пользоваться поисковиком по ворду не собираюсь».

От любви до ненависти тоже один шаг и тест, который на три балла никто не написал. Мы не готовились к нему, да и нельзя, решая самому, за десять минут сообразить на двадцать вопросов и все соотнести без ошибок.

На устной же части зачета мы его возненавидели окончательно, ибо, измываясь особо изощренно и тонко, Кирилл Александрович гонял в хвост и гриву, поставив трем из тринадцати по одному баллу и отправив остальных учить дальше.

Мы учили и пересдавали, и шли учить дальше.

Я сдала с третьего раза.

И надеяться, что Кирилл Александрович ничего не расскажет про музей и разбитый препарат, было слишком самонадеянно, пусть он и обещал. Но… Красавчик, к нашему с Ромкой удивлению, промолчал, когда лаборантка обнаружила пропажу, а я порадовалась, что с кафедрой, сдав зимнюю сессию, распрощалась навсегда и видеться мы больше не будем. Я его вообще старалась избегать и по коридорам второго корпуса, где анатомия и была, ходила с оглядкой и перебежками до апреля, а потом успокоилась.

Почти.

Встречаться и напоминать о себе лишний раз все равно не хочется. И говорить о нем что-либо тоже, поскольку не таким принципиальным и ужасным оказался наш Красавчик.

— Дашка, не тормози, — Рома ободряюще подмигивает, понимая без слов, — нас ждет секс и виски…

— …и кокс карибский, — я хохочу и, подхватываю Лину под руку, которая стонет, что мы придурки и она не с нами и знать нас не знает.

— Без проблем, женщина, — Вано соглашается легко, строит просительную рожицу, — без проблем, только ключи от хаты дай.

Отмечать летнюю сессию мы собрались у Лины с обещанием ее родителям ничего не спалить. Как в прошлый раз, когда Вано с Ромой сломали пластиковый стул и под руководством Эля, что идею и подал, решили ножку припаять обратно с помощью зажигалки.

— Дашка, а твой все-таки идет? — уже на крыльце интересуется Вано.

— Нет, Лёньчик работает, — вместо меня отвечает Лина, — пчелка трудовая.

Лёню она на дух не переносит, уверяя, что золотой мальчик и нежный цветочек мне не пара. И спорить с ней бесполезно, поэтому я уже привычно игнорирую выпад и понимаю, что чего-то не хватает.

Чего-то очень важного.

— Черт, сумка! — я хлопаю себя по лбу.

И, здравствуй, снова третий этаж и кафедра физиологии, а я ведь только навсегда помахала тебе ручкой. Отрыв свое сокровище в куче баулов, я несусь обратно.

Целых три ступени несусь, а потом натыкаюсь на пронзительный взгляд стоящего между этажами и обернувшегося от окна Кирилла Александровича и торможу.

— З-здравствуйте, — я улыбаюсь.

И чинно-важно мимо-мимо.

К свободе под пристальным взглядом.