Девственница для бандита - Амира Ангелос

Комната, которую мне отвели – огромна. В центре двуспальная кровать, красивое покрывало, белое, пушистое. Много маленьких подушек. Нежно-розовые обои, постеры на стенах. Все навевает чувство покоя и уюта. На полу белый ковер, но я стараюсь не наступать на него. К счастью есть места не покрытые им – края комнаты. Я обхожу осторожно – не хочу испачкать. Мне нестерпимо хочется в душ.

Толкаю дверь в глубине комнаты – гардеробная. Узкое пространство, вокруг вешалки, вешала, полки. Правда пустые – ничего нет. Что не может не радовать. Я бы не хотела занимать чужую комнату. Например, такая комната пожалуй, подошла бы любовнице Ериханова. Как хорошо, что это не так. Это было бы крайне унизительно…

В гардеробной еще одна дверь – в ванную комнату. Это потрясающе – иметь свою личную купальню. С большой джакузи. Тут светло и красиво. И только я выгляжу здесь инородно. Мрачно. Жутко.

Как назло здесь много зеркал. Они встроены в стены, большими кусками. От пола до потолка, ширинок около полуметра. Это добавляет объема и света. Но сейчас в них отражается полуголая девица с всклокоченными волосами, в рваном платье.

Вспоминаю, как Матвей раздирал его на мне. Вздрагиваю. Скидываю с себя. Туда же трусики…

Это вся моя одежда. Теперь придется ждать помощи Ериханова. Во что оденет… Подачки… Как нищенке.

Вздохнув, открываю краны. Жаль нет душевой – было бы быстрее. Вода набирается быстро, залезаю в ванную. Не удержавшись, включаю пузырьки. Наблюдаю за ними, чувствуя как слезы все ближе подступают. Рвутся наружу…

Что мне делать? Как вернуть своих родных? Как помочь им?

Так много ужасного случилось, что буквально схожу с ума. Что с Матвеем? Его спасли?

Я не хочу ему смерти, несмотря на то, каким дерьмом он оказался…

Ну и главный вопрос. Что попросит у меня Давид?

Ведь как ни крути – он спас меня сегодня.

В воде я лежала около часа. Вытираюсь большим пушистым полотенцем. Так как у меня больше ничего нет, выхожу обратно в спальню в нем. Я уверена, что ответов на вопросы надо ждать лишь утром. Вряд ли Давид захочет меня видеть сегодня. Не знаю, откуда во мне берется эта уверенность.

Потому что когда выхожу обратно в комнату, снова на цыпочках, потому что ранка на ноге все же есть, жутко щиплет, кровит. Ее надо обработать. Надеюсь, служанка принесла аптечку.

– Что ты здесь делаешь? – вырывается восклицание, потому что вместо Марии Павловны в кресле возле туалетного столика вижу Ериханова. Ленивая поза, в руке бокал с янтарной жидкостью.

– Испугалась за свою девственность? – прищуривается Ериханов.

Он не переоделся. Только рубашку расстегнул наполовину. Короткий взгляд на смуглую, покрытую черными волосами грудь и я вспыхиваю от смущения. Отворачиваюсь, притворяясь что меня интересует вид из окна. Пытаюсь подумать о чем-то другом, но в памяти как назло крутится момент когда он остановил машину и курткой меня накрыл.

Меня охватывает странное возбуждение. Соски начинают болезненно ныть. Меня убивает подобная реакция на этого человека.

Делаю глубокие вдохи, убеждая себя, что это просто от нервов.

– Я не испугалась, – беру себя в руки и произношу ледяным тоном. Это непросто, потому что мне действительно страшно. От странных мыслей, спонтанных желаний, которые возникли совсем не к месту. – Неужели ты не можешь оставить меня в покое хотя бы на короткое время?

– Я бы с удовольствием, – холодно отвечает Ериханов. – Не представляешь, как меня задолбало ваше семейство.

Стук в дверь нарушает повисшую паузу, потому что я не знаю что ответить на грубую реплику. В комнату заглядывает служанка.

– Извините, Давид Андреевич, – она не выглядит удивленной, что застала хозяина у меня. – Девушка просила аптечку.

– Ты поранилась? – спрашивает Ериханов.

– Босиком ходить довольно опасно, – выдаю кривую усмешку. – Но ничего серьезного. Можешь не переживать.

– Сядь на кровать, я посмотрю.

– Нет… не нужно.

– Спасибо, Мария Павловна. Вы можете идти к себе. Больше на сегодня я вас не побеспокою.

– А как же ужин?

– Ничего не надо.

Женщина уходит, а Ериханов встает из кресла.

Чувствую себя кроликом перед удавом. Пячусь к кровати.

– Хватит паниковать, – рычит мужчина. – Ты меня раздражаешь.

А уж как он меня!! Но наверное сейчас не время сообщать ему об этом…

Конечно у меня нет сил справиться с ним. Переживаю унизительные минуты: меня толкают на постель, большая смуглая ладонь обхватывает лодыжку. Отпускает, берется за другую. Пытаюсь сопротивляться, но все внимание сосредотачиваю на полотенце. Чтобы окончательно не соскочило. Иначе окажусь голой перед ним… Тогда я просто скончаюсь от унижения…

Ериханов осматривает внимательно мои ступни. Находит ранку, быстро обрабатывает. Его движения короткие, точные. Наклеивает лейкопластырь и тут же отпускает ногу.

Сразу поджимаю под себя конечности, отодвигаясь подальше от края кровати.

– Думаю, прежде всего надо прояснить один момент, – произносит Давид хрипло. – Меня не интересует секс с тобой, Лилиана. Можешь успокоиться на этот счет. То что было в клубе… Не повторится.

Чувствую ли я облегчение от его слов?

Ни капли! Прежде всего потому что сейчас целиком и полностью охвачена стыдом. Он обращается со мной как с куклой! Взял, швырнул, привез… Он не видит во мне человека, и это убивает…

– Большое спасибо. Это бесконечное облегчение, – все же нахожу силы выдавить язвительный ответ.

– Теперь по существу. Ты здесь, потому что твой брат на этот раз влез в слишком большое дерьмо. Связался с людьми, от которых следовало держаться как можно дальше. И конечно он не мог ограничиться только своей персоной. Он втянул в разборки Марину. Прикрывался моим именем. Теперь мне приходится все это расхлебывать.

– Боже! – буквально подскакиваю на кровати. Я догадывалась, чувствовала что все очень и очень плохо, но слышать подтверждение, причем не эмоциональное, а холодную констатацию – еще страшнее. – С Мариной все в порядке? Ты поможешь ей?

– Конечно же я помогу своей сестре, – отрезает грубо. – Что за дебильный вопрос? Ты может подумаешь о том, что и твои родственники сейчас у них? Кто им поможет?

– Егор… У него есть нужные им документы… Он все разрулит. Он так сказал…

Меня прошивает ледяная дрожь. Мысль «а вдруг не получится?»