Не будем дружить (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

— Макс, ты сумасшедший.

— Это значит, что ты выйдешь за меня?

Я немного на него посмотрела, еле сдерживая улыбку. А потом кивнула, потому что действительно хотела сделать это.

— Только, боюсь, твоё место в фирме занять я не смогу.

— Не прибедняйся, все ты сможешь.

А я снова рассмеялась, качая головой. Ох, Макс, ты даже не представляешь, о чем я сейчас говорю. Мой смех навёл его на какие-то мысли, потому что он спросил:

— Ты новую пакость придумала?

А я, не переставая смеяться, сказала:

— Увидишь, Макс, непременно увидишь.

Макс

Меня предупреждали о многом. Мама с папой вообще любители предупреждать. Туда не ходи, это не бери, то не делай, с этим не общайся. Но, блин, почему никто не предупредил, что дети — это… это вот так! Да у меня слов нет даже, чтобы это описать.

Когда Ельцова, загадочно улыбаясь, говорила про пакость, она не уточнила, что это пакость такого масштаба!

Потащила меня к озеру, мы сидели на берегу, кидая камешки в воду, словно дети, и я даже кайф словил от этого. Подумать только, мы ещё десять лет назад могли так сидеть, влюблённые, счастливые… беременные?!

Когда она повернулась ко мне и просто сказала:

— Макс, я жду ребёнка, — и добавила, — твоего ребёнка, — я не смог всерьез это воспринять.

Но глядя в Надькины глаза, поостерегся задавать глупые вопросы. Только смотрел и думал: вот это я влип! Но где-то в глубине души чувствовал радость, странную, непонятную. А ещё мозг лихорадочно высчитывал, сколько теперь нужно будет денег, ведь скоро у меня появятся дети. Именно во множественном числе.

Сейчас эти две девчонки носились по дому, сметая все на своём ходу. Пока я отлавливал Катю, залезшую на письменный стол, Оля взобралась на спинку кресла и съехала по ней вниз. Свалившись на пол, расплакалась так, что лицо стало почти фиолетовым, а Катька стояла над ней и спрашивала:

— Оль, че плачешь, Оль?

А я рвал на себе волосы, и это не фигурально выражаясь.

Я стал понимать, почему отец постоянно пропадал на работе, выдержать подобное и остаться в здравом уме — невозможно.

Главное, Надьке этого не говорить, а то она меня прибьёт. Она-то считает себя нормальной, а по-моему, у женщин вместе с плацентой часть мозга выходит. И это помогает им выжить в их сумасшедшинка мамском мире.

Оля перестала плакать и с радостью размазывала по стене пластилин. Катя занималась тем же на полу. Я обреченно махнул рукой, главное, что тихо. Через два часа сдам Катьку Маринке, Надька вернётся через три, и наступит благодать, можно будет лечь на диван и радоваться тому, что не сдох.

Нет, вообще-то я их очень люблю. Правда-правда. Но столько женщин на одного меня — перебор. Это мелким только два, что дальше-то будет?

Вечером, уложив Олю, Надька с размаху прыгнула в постель, заваливая меня и целуя. Это немного примеряло с действительностью. Я очень боялся, как же все сложится, но в итоге все хорошо. Маринка с Катькой живут в Питере, я купил им квартиру и принимаю активное участие в жизни дочери.

С Надькой мы поженились через полгода после тех событий. С предками даже не разругались, как ни странно, потому что я все-таки покинул директорское кресло. Правда, не сразу, только закрыв договор с Фостером. Работаю начальником отдела программирования в крупной компании.

Надька, как можно догадаться, мое место в родительском детище не заняла, сейчас там сидит директор, нанятый со стороны. Впрочем, ему забот мало, после такого крупного зверя, как Фостер, только сливки собирать. Кстати, с Джимом мы до сих пор общаемся, каждый его приезд в Россию не проходит без встречи.

Оля от него в восторге, подозреваю, он учит тайком ее всем этим штукам, которые можно делать со вселенной. Ну или кормит мороженым, что в ее возрасте равносильный факт.

Я даже решился и рассказал ему правду. А Фостер, старый лис, совсем не удивился. Наверное, зря мы считали его таким наивным. Он, конечно, обо всем догадался довольно быстро, но, как Джим сказал, наблюдать за нами было интересно.

А я вот думаю, он просто сразу разглядел, что мы с Надькой созданы друг для друга, и помог нам понять это. Да знаю я, что звучит наивно и глупо, но все равно, вспоминая его в разговоре, неизменно мысленно добавляю:

— Ну Фостер, ну купидон эдакий!

Конец