Инга Берристер - Приворотное зелье

Более неприятных типов Кену встречать не приходилось. И притворное добродушие Грегори возмущало его не меньше, чем абсолютно непристойное и бессмысленное предложение продажного секса.

Заведения такого сорта — любые, где человеческие существа продают себя на потребу другим, — никогда не привлекали Кена, и он даже не пытался скрыть презрения, вызванного словами Купера.

Тот, однако, оказался на удивление толстокожим. Отказавшись понимать намек, он весело продолжил:

— Нет? Возможно, вы предпочитаете развлечения более камерного свойства? Что ж, полагаю, мы сможем устроить и это…

Холодное «забудьте об этом», брошенное Кеном, вызвало открыто неприязненный взгляд водянисто-голубых глаз.

— Многие здесь против смены владельца фабрики. Человеку с вашей репутацией…

— О, думаю, моя репутация способна выдержать проверку огнем, — сквозь зубы процедил Кен.

Он видел, как его уверенность еще больше увеличила неприязнь Грегори, равно как видел и зависть в глазах этого человека раньше, когда только подъехал к конторе фабрики на «мерседесе» последней модели. Как бы невзначай Кен заглянул в газету, которую Грегори нахально продолжал читать и после его прихода. Она была открыта на странице со статьей о низверженном политике, безуспешно судившемся с теми, кто обнародовал неприглядные стороны его личной жизни, включая визиты в кабинет массажистки. Политик заявлял, что его подставили, но это не убедило ни адвокатов противной стороны, ни суд.

— На вашем месте я не был бы так уверен в непогрешимости своей репутации, — с мерзкой ухмылкой предостерег Кена Грегори, не сводя глаз с газеты.

Бросив на него пренебрежительный взгляд, Кен ушел.

Он хмурился, пересекая гостиную. Никогда в жизни ему не. приходилось менять свои планы. Он проделал слишком большую и слишком кропотливую работу, создавая свой бизнес из ничего… меньше, чем из ничего. Кен Эдвардс медленно карабкался наверх в одиночку, сначала отчаянно борясь с конкурентами, потом, когда дела пошли в гору, покупая их.

Семейная фирма Куперов являлась прямым конкурентом компании Кена, поскольку их бизнес дублировал его собственный, и было бы только естественно закрыть одну-другую из четырех их фабрик. Которые из четырех — Кен пока еще не решил. Но эта попытка Грегори Купера изменить условия сделки!..

Наглость и самомнение Купера взбудоражили его до такой степени, что вспомнились сетования друзей и родственников на то, что он слишком близко все принимает к сердцу.

Войдя, безумно уставший Кен даже не удосужился включить свет. Июньские вечера достаточно светлые, поэтому в этом не было особой необходимости, к тому же полная луна заглядывала в окна. Спальня, однако, была освещена не так хорошо. Кто-то ~ по-видимому, горничная, решил Кен, — задернул шторы, но из ванной почему-то падала полоска света. Нахмурившись при виде такой небрежности, он вошел в ванную и закрыл за собой дверь.

Взглянув на свое отражение в зеркале, Кен провел рукой по слегка потемневшему подбородку и потянулся за бритвой. Прищурив серебристо-серые глаза, унаследованные по отцовской линии и своей проницательностью приводившие в трепет тех, кто пытался его обмануть, он поморщился. Ему просто необходимо подстричься: темные вьющиеся волосы уже лежали на воротнике. А у него ни на что, кроме работы, не хватает времени.

Его родители были не в состоянии понять, откуда он черпает целеустремленность и энергию. Их всегда вполне удовлетворял собственный книжный магазинчик.

Теперь родители отошли от дел и жили на родине матери, в Швейцарии, где Кен купил им небольшую виллу на берегу Женевского озера — в качестве подарка к золотой свадьбе. Кен приезжал к ним только раз в году — на день рождения матери.

Он отложил бритву, вспомнив взгляд, которым мать обменялась с отцом, после того как спросила, не появился ли в его жизни «кто-то особенный».

Со сдерживаемой насмешкой он сказал, что ответ отрицательный, и не только в применении к настоящему, но и к обозримому будущему тоже.

С непривычной резкостью мать заметила, что в таком случае ей, видимо, придется обратиться к деревенской колдунье и знахарке, которая, по слухам, владеет безотказным рецептом приворотного зелья.

Кен только рассмеялся. Множество молодых очаровательных женщин готовы были разделить с ним постель, жизнь и, разумеется, его банковский счет. Но он до сих пор помнил, как в привилегированной школе, в которую Кен попал бесплатно, по конкурсу, одноклассницы презрительно высмеивали мальчика, явно носившего форму с чужого плеча и имевшего весьма скромные карманные деньги, которые могли выделить ему небогатые родители.

Это преподало Кену урок, который он поклялся не забывать никогда. Конечно, в его жизни были женщины. Но он быстро понял, что испытывает брезгливость и отвращение к случайному сексу. А это означало…

Невольно Кен вспомнил реакцию своего тела на женщину, которую увидел в вестибюле отеля, когда направлялся на очередную встречу. Маленькую и стройную, как он подозревал, под уродливой одеждой.

Мать Кена обладала безупречным вкусом и своим, неповторимым стилем в одежде. Поэтому он с детства мог определить, одевается ли женщина просто для того, чтобы прикрыть наготу или чтобы произвести самое выгодное впечатление. Эта, похоже, относилась к первой категории. Она вообще была не в его вкусе. Если бы ему пришлось выбирать, он отдал бы предпочтение холодной изысканной блондинке, но уж никак не рыжеволосой, того порывистого, эмоционального и в высшей степени чувственного типа, как та женщина, которую он увидел в вестибюле и которая пробудила в нем такое вожделение и так завладела его мыслями, что чуть не заставила свернуть с намеченного курса и не направиться в ее сторону.

А он никогда не сворачивал с намеченного им курса — тем более из-за женщины. От отвращения к себе Кен издал нечто похожее на фырканье и, быстро стянув одежду, шагнул под душ.

В школе он всерьез занимался спортом — что, по иронии судьбы, безмерно возвысило его в глазах одноклассниц, — и у него до сих пор сохранилась мощная мускулатура атлета. Кен поспешно намылил тело, а затем, смыв пену, схватился за полотенце.

Выйдя из ванной, он сразу устремился к кровати. Света луны, проникающего сквозь шторы, было вполне достаточно, чтобы не включать лампу.

Сдвинув покрывало, Кен лег, по привычке раскинул руки… и застыл, поняв, что постель — его постель — уже занята.

Включив ночник, он с сердитым недоверием уставился на кудрявую рыжую голову, возлежащую на соседней подушке, — определенно женскую, равно как и тонкая обнаженная рука, и округлое плечо…