По острию греха (СИ) - Лари Яна

— Приехали, Юния Владимировна.

Забрав из рук водителя свой немногочисленный багаж, жестом показываю, что Олег может ехать. Назад путь неблизкий, уж с такой мелочью я в состоянии справиться без нянек.

За коваными воротами в сумерках громоздится двухэтажная усадьба, смотрит провалами тёмных окон, ошеломляя практически осязаемым духом старины. Из тех строений, о которых в обожаемых Алексом триллерах обязательно ходит дурная слава. Даже меня, равнодушную к подобной тематике пронимает нехорошим холодком. Безлюдно и муторно, совсем не то, к чему я привыкла. Зато сразу становится понятно, что не так с эмоциональностью Стрельникова. Стоишь одна посреди улицы и кажется будто не ты вдыхаешь воздух, а он тебя. Удивительно, как муж вообще не свихнулся.

Не знаю, чего я вдруг запаниковала, но глядя вслед отъезжающему внедорожнику, пятки аж зудят от желания бросится за ним вдогонку. Ладонь сжимает ручку чемодана на колёсах, посылая вверх по коже колючий озноб. Мрак. По-другому не описать.

Меня встречает только запах прелой листвы, запустенье, и заунывный вой собак откуда-то издалека. Ан нет, ещё какой-то подозрительный молодчик оценивающе разглядывает мои ноги. Я на пару мгновений цепенею. Сказать, что эта показная наглость напрягает, значит ничего не сказать. Абсолютно ничего.

Откровенно плотоядный взгляд проходится от щиколоток вверх до колен, незначительно задерживается у края зауженной юбки и медленно поднимается выше — скользит между полами распахнутого плаща, к вырезу блузы. Вот здесь его внимание задерживается чуть дольше, захлёстывая меня шквалом бессильного негодования. В этой глуши вообще слышали о манерах? Похоже что ни сном, ни духом. Зато раздеть без рук умеют в совершенстве.

Ну вот чего он встал у самого забора? Брюнет. Высокий, крепкий. Поза разбойничья, ухмылка волчья. На прислугу явно не тянет, на художника — ещё меньше. Родственник мужа так смотреть не станет. Впрочем, кем бы он ни был, меня это не касается.

Незнакомец в бурой кожанке продолжает вальяжно подпирать плечом фонарный столб и разве что не присвистывает, завершив осмотр. Подавив порыв одёрнуть юбку, решительно иду мимо него к воротам. Радушие местных жителей однозначно не внушает доверия.

— Добрый вечер, красавица.

Сказано так ровно, немного задумчиво, но слышится почему-то — «раздевайся, ложись…».

Ага, держи карман шире, карандаш подарю. Губозакатывательный.

Прикинувшись глухой, иду не сбавляя шага. Стук каблуков по гравию неумолимо сокращает разделяющее нас расстояние. Три метра — ещё уверенный. Два — относительно ровный. Полтора — уже неверный, сбившийся с ритма под стать замеревшему пульсу. Потому что он медленно и плавно преодолевает эту хилую дистанцию, делая всего один размашистый шаг в мою сторону. Один шаг и дыхание в срыв. Ноги намертво врастают в гравий, а вот сердце суетливо рвётся в галоп. Да толку-то? Дальше грудной клетки не выпрыгнет.

— Помочь? — ещё недоговорив, незнакомец перехватывает ручку чемодана, с неприкрытым интересом вглядываясь в мой профиль.

Глубокий обволакивающий голос звучит одновременно завораживающе и немного пугающе. Примерно как треск пламени — всё варьирует близость к смертоносному жару. Сейчас он пробирает напористостью и ласкает вкрадчивыми нотками. Только мне становится чьим-то случайным ужином совершенно не улыбается. Куда при живом-то муже и вымышленном любовнике?

— Благодарю, не нужно, — упреждающе встряхиваю ручку чемодана, стараясь не реагировать на жжение в том месте, где соприкасаются наши мизинцы. — Меня, вообще-то, ждут…

— Это не проблема, — перебивает он, активно втягиваясь в какую-то одному ему понятную игру. — Такая красивая женщина может позволить себе опоздание. Как насчёт совместного ужина?

Сказано с претензией на флирт, но вопросительные интонации здесь явно для галочки, ибо горячая ладонь совершенно по-хозяйски накрывает мою кисть. Я по возможности незаметно озираюсь, просчитывая возможные варианты избавить себя от назойливой компании.

— Без шансов, — мой голос из-за тревоги не звучит и вполовину так уверенно, как хотелось бы, в связи с чем решаю подкрепить отказ взглядом. Тем самым, которым Алекс припечатал меня с утра, за лишнее любопытство. Лучшее оружие — то, что проверено на себе.

Чтобы посмотреть в лицо наглеца, приходится запрокинуть голову. Мягкий свет фонаря вызолачивает контур не тонких, но и неполных губ, высокие скулы, прямую линию носа. Однако лёгкая щетина придаёт чертам резкость, а волосы, стриженные под единицу в области висков, перерастают в густую угольно-чёрную копну на макушке, ниспадающую на лоб отдельными прядями, и привлекают внимание к глазам. И вот тут на меня находит откровенный ступор. Дело даже не в совершенно неземном, непередаваемом светло-бирюзовом цвете — будто смотришь из-под толщи воды на всполох молнии, а в самом взгляде. Он обжигает, как может обжигать только лёд. Методично вымораживает мысль за мыслью, пока в голове не образуется гулкий вакуум, не оставляющий других вариантов, кроме как парализовано идти ко дну. И это пугает, потому что у людей таких глаз не бывает. И это цепляет, как цепляет всё, что выбивается из нормы.

— Совсем-совсем без шансов? — я готова поспорить, что он пытается побороть улыбку. Незнакомец выглядит немногим старше меня, лет двадцать пять — не больше. Довольно взрослый мальчик, чтобы осознавать, какое производит впечатление и без зазрения совести использовать данный природой бонус в личных целях.

— Совсем.

— Уверена? — ухмылка всё-таки проскальзывает по его губам, но взгляд не отпускает, насилует мозг изнутри, с методичностью серийного убийцы уничтожая во мне крупицы рациональности. — Заключим сделку: если я в течение минуты уговорю тебя на совместный ужин, то будешь должна мне одно желание. Не хмурься, ничего предосудительного, сущий пустяк. Даю слово.

— Без рук, — цежу, отдёргивая пальцы из-под тепла чужой ладони.

— Как скажешь, — он настолько учтив, что даже отступает на шаг, частично избавляя меня от своего магнетизма. Хотя опасения относительно его намерений только крепнут.

— Предлагаю второй вариант развития событий: я отказываюсь от ужина, и ты смиренно уходишь в закат, — чеканю, всё же воодушевлённая внезапной уступкой. — Можешь начинать.

— Тогда я для начала представлюсь. Меня зовут Дамир, а ты, как я полагаю, Юния? — он смотрит с такой иронией, будто вчерашняя ремарка про эксцентричного мужика в берете, неоновыми буквами горит на моём лбу. С беретом я, конечно, погорячилась. — К чему это я… в моём доме принято ужинать за общим столом. Алекс так восторженно расписывал твои хорошие манеры… ты же не станешь выставлять мужа пустозвоном?

Я по-прежнему чувствую на себе жар его похоти, дающий мне право послать обоих Стрельниковых ко всем чертям. И не испытывать при этом угрызений совести. Однако отсутствие такта проблема только Дамира, а вот собственная грубость вдруг кажется неуместной и глуповатой.

— Приятно познакомиться, — улыбаюсь не шире, чем того требуют обстоятельства и подталкиваю к нему чемодан. — Ты, кажется, собирался помочь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Гостевой домик, куда меня привёл Дамир, оказался немногим больше нашей с Алексом гостиной. Спальня площадью с монастырскую келью, душевая, плюс кухонька, переходящая в комнату отдыха — вот и весь мой приют на ближайший месяц.

В противовес скромной площади, убранство жилища таранит воображение уймой диковинок: от старомодных кружевных салфеток и глиняной посуды, до пучков каких-то душистых трав, висящих под потолком. Пока не особо понятно, уютно здесь или нет, но мне, впервые вырвавшейся из мегаполиса в самую глушь, каждая мелочь кажется родом из сказки.

— Осень в этом году не то чтобы холодная, но дом уже много лет не отапливался, — непринуждённо заговаривает Дамир, прислоняя к комоду мой чемодан. — Камин может не успеть прогреть отсыревшие стены.