Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

— И что нам теперь делать? — вопрошает незнакомка.

— Надо ждать, пока свет включится, — отзываюсь я, стараясь звучать как можно спокойнее, а то она, походу, нехило так нервничает. — Аварийку пока не вызвать.

— Но ведь можно позвонить им по телефону! — не унимается она.

Блин, че ж какая сообразительная?

— Ну, попробуй, — жму плечами я, вглядываясь в экран мобильника. — У меня вообще связь не ловит.

— У меня есть пара шкал, — отзывается девушка, вытащив из сумки Айфон. — Какой номер?

— Хрен знает. Может, в службу спасения звякнуть? — предлагаю я.

— Да-да, верно, — соглашается она, тыкая идеально наманикюренным пальцем в экран, а затем подносит телефон к уху.

Слегка убавляю яркость своего фонарика, чтобы резкий свет не бил в глаза, и кладу мобильник на поручни так, чтобы он лишь немного освещал потонувшее во мраке пространство кабины.

— Черт, ни фига не ловит, — недовольно шипит брюнетка. — Сбрасывается и все.

— Ладно, расслабься, — советую я. — Наверняка свет скоро дадут, и поедем дальше.

— Расслабься?! — взвивается она. — Это у тебя есть возможность просидеть лишний час в этом гребанном лифте, а у меня график по минутам расписан!

— А почему ты на меня-то гонишь? — хмурюсь я. — Это ж не я электричество вырубил.

Незнакомка нервно цокает, вновь и вновь пытаясь дозвониться до службы спасения, но, судя по ее плотно поджатым губам и сомкнутым на переносице бровям, вызов по-прежнему не проходит.

— А чё ты так завелась-то? — улыбаюсь я, стараясь разрядить напряженную обстановку. — Время девятый час, какие у тебя щас планы были? Прийти в номер и завалиться спать?

— Мои планы тебя не касаются! — огрызается она.

Ох, колючая. Но от этого еще сильнее хочется!

— Как тебя зовут? — интересуюсь я, приваливаясь спиной к стене лифта.

— А тебе какое дело? — все так же злобно шипит эта прекрасная гадюка.

— Я просто сегодня кино для взрослых посмотреть собирался, поэтому хотелось бы знать, какое имя выкрикивать в конце, — решив пойти ва-банк, заявляю я.

Ну а что? По-хорошему эту стерву явно не растормошить. Она из тех, кто терпеть не может невнятные подкаты, ванильные излияния и слабых мужиков. Я это с первого взгляда понял. С такими бабами либо жестко, либо никак.

— Ты охренел? — ее взгляд все-таки отрывается от мобильника и обращается ко мне.

— Охренел, — невозмутимо подтверждаю я. — Хорош корчить из себя Снежную Королеву, давай нормально пообщаемся? Я не кусаюсь, правда. Ну, если этого, конечно, не требуется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Нам с тобой не о чем общаться, мальчик, — делая акцент на пренебрежительном «мальчик», отвечает она. — Твои вялые попытки залезть в трусы взрослой тете крайне неубедительны. Поэтому давай ты прикусишь свой непомерно длинный язык и обеспечишь меня столь долгожданной тишиной.

— Во-первых, я не мальчик, а Богдан. Запомни мое имя, ты будешь кричать его позже, — надвигаясь на нее всем телом, цежу я. — Во-вторых, дело не в возрасте. Просто ты крепко вжилась в роль конченной суки и отчаянно цепляешься за нее, как за спасательный круг. Я не знаю, в чем причина твоей стервозности… Возможно, проблемы на работе, а, возможно, ты просто давно не трахалась. В любом случае, если хочешь об этом поговорить — я готов выслушать. Если нет, то прекращай дерзить и врубай хорошую девочку.

— А то что? — с вызовом спрашивает она, и ее яблочное дыхание касается моей щеки. — Трахнешь меня против воли?

— Против воли я тебя трахать не буду, — твердо произношу я и, не удержавшись, провожу носом по ее лбу. — Но мы с тобой обязательно переспим. Это я гарантирую.

Сейчас я стою к ней так близко, что явственно чувствую обжигающее тепло ее кожи. Вижу, как бьется тонкая жилка на ее шее, и ощущаю, как высоко вздымается пышная грудь. Она охрененно красивая. Самая красивая женщина, которую я встречал. Дикая, непокорная и невыносимо желанная.

От ее пьянящего жасминового запаха в штанах мгновенно пробуждается жизнь, и я как никогда близок к тому, чтобы потерять контроль над своими рвущимися наружу инстинктами. Правильные мысли тонут в нахлынувших волнах возбуждения, и мне нестерпимо, прямо до зудящей боли хочется впиться губами в ее сладкий, слегка приоткрытый от возмущения рот…

— Отойди, — уже гораздо тише и спокойней говорит она, упираясь ладошками мне в грудь.

Ништяк. Кажется, мне удалось сбить спесь с этой крали. Теперь она не выглядит такой высокомерный и напыщенной. Глаза потупила, ресницы трепещут, и даже вроде щеки немного порозовели. Хотя насчет румянца не уверен, в темноте могло и показаться.

Медленно отлепляюсь от нее и нехотя делаю шаг назад. Теперь нас разделяет примерно полметра, и я не могу избавиться от внезапного ощущения пустоты. Все-таки рядом с ней мне было гораздо круче.

— Зовут как? — хватаюсь за кончик потерянной нити разговора.

— Карина, — после небольшой паузы отзывается она, поднимая на меня взгляд.

И одновременно с ее словами в лифте загорается свет.

Лифт проползает еще несколько этажей, а затем его двери как ни в чем не бывало распахиваются на четырнадцатом. Так невозмутимо и естественно, будто не было этой незапланированной паузы без света, во время которой я впервые за много-много лет испытала такое острое смятение от внезапной близости незнакомого мужчины…

Находясь в каком-то странном оцепенении, на ватных ногах я выхожу из кабины, и в спину мне прилетает низкий голос Богдана:

— Карин! — я оборачиваюсь и тут же встречаюсь с обжигающе-требовательным взглядом его глаз. — Я живу в триста шестьдесят восьмом номере. Пробуду там весь вечер и всю ночь. Если смелая, приходи. Я буду ждать.

Его тон полон непоколебимой уверенности и властной решимости. Но помимо них в голосе слышатся едва уловимые нотки трогательной надежды, которые, пожалуй, подкупают меня даже сильнее.

При взгляде на него у меня вдруг резко повышается слюноотделение. Будто я на плитку молочного шоколада смотрю. Сладости я не ем уже много лет, берегу фигуру. Но сейчас мне вдруг отчаянно захотелось переступить черту, вкусить запретное, согрешить…

Не знаю, почему этот наглый юнец на меня так влияет. Может, дело в его непристойном, но в то же время дико волнующем предложении? Или в дерзких татуировках на широких плечах, которые теперь совсем не кажутся мне безвкусными? А, возможно, причина кроется в пронзительном, пробирающем до костей взгляде. Он щекочет, задевает нервы, горячит…

Я не успеваю ничего ответить — двери лифта, захлопнувшись, скрывают от меня смуглое лицо Богдана. И я вдруг осознаю, что по спине нестройными рядами бегут мурашки, а ладони, которые даже в самые ответственные моменты жизни не выдавали волнения, предательски дрожат…

Господи, да что же это со мной?

Медленно подхожу к нужной двери, на автомате прикладываю электронный ключ к замку и после короткого писка вхожу в номер. Скидываю Лабутены и блаженно разминаю затекшие пальцы ног. Шпильки — это, конечно, красиво, но все же ужасно бесчеловечно. Женщины десятилетиями носят деформирующую стопы обувь только для того, чтобы казаться чуть выше, чуть привлекательнее, чуть стройней… Вечная погоня за недосягаемыми стандартами красоты.

Расстегиваю юбку и она, соскользнув с бедер, гармошкой складывается у ног. Скинутая с плеч блузка приземляется рядом. Странное дело, обычно я крайне щепетильна в вопросах порядка, и когда вещи лежат не на своих местах испытываю острый дискомфорт. Но сейчас мне почему-то плевать. Даже сотую долю своего внимания этому уделять не хочется.

Перешагнув через валяющуюся на полу одежду, я подхожу к мини-бару и достаю из него заранее заказанную бутылку красного сухого. Ловко орудуя штопором, избавляюсь от пробки и подношу горлышко к носу, вдыхая приятный фруктовый аромат вина.

Сегодня у меня непомерно бунтарское настроение, поэтому, плюнув на условности, я делаю большой глоток прямо из бутылки. Во рту тут же появляется терпкий привкус, сопровождаемый легкой кислинкой в конце, и я удовлетворенно киваю: напиток на сто процентов соответствует моему вкусу.