Даниэль Буланже - Клеманс и Огюст: Истинно французская история любви

— Да закрыто у меня, закрыто, — твердила нам мадам Леон, вдова.

— Но нам бы только переночевать, — сказала Клеманс.

— К тому же вы уже нам открыли дверь, — добавил я.

— Потому что вы постучали.

— Не напустите холоду в дом, — проявила заботу Клеманс.

— Мы женаты, — продолжал я заговаривать зубы хозяйке. — Вы посмотрите на нашу машину. Да, конечно, мы могли бы провести ночь и в ней… но я мог бы сказать вам, что у нас кончилось горючее…

— И что я беременна, — подхватила Клеманс, — но сейчас не тот случай. Прежде чем заводить детей, что является, по моему мнению, самым серьезным и ответственным делом на свете, хотя и самым простым и легким, я полагаю, каждый должен хорошенько подумать о том, есть ли у него средства для того, чтобы их вырастить, воспитать и дать им образование, а также как следует поразмыслить над тем, чувствует ли он себя достойным того, чтобы передать незнакомому чужому человеку, пусть даже и являющемуся частью его самого, в особенности если этот человечек является его кровью и плотью, жизнь, за которую не пришлось бы стыдиться… а кто из нас может быть в этом уверен…

— Входите, — сдалась вдова Леон.

Огонь медленно умирал в камине в комнате с низким потолком. Клеманс прошла под перекрестьем балок, не наклонив головы, едва-едва не задев их. У нее была царственная осанка и величественная поступь, она всегда двигалась и ходила так, будто над головой у нее был нимб или светящийся жемчужным светом ореол, а я… я очень и очень жалею о том, что не владею столь же изысканным стилем и слогом, как Клеманс, чтобы иметь возможность описать ее так, как она того заслуживает. Я говорю это со всем простодушием, безо всякой иронии с горьковатым привкусом зависти, с которой порой (и довольно часто) говорят мужчины о своих подругах и спутницах, когда те преуспевают в жизни и добиваются больших успехов, чем они сами.

Вдова Леон пошевелила кочергой угли, оживила пламя, разбила на сковороду несколько яиц и подала нам на толстых, разрисованных цветами фаянсовых тарелках яичницу, которую мы с удовольствием съели при тусклом свете единственной лампочки, горевшей над столом, потому что хозяйка этого заведения притушила свет, вскарабкавшись на довольно высокую скамеечку и вывинтив все остальные лампочки.

Как всегда бывает в тех случаях, когда сталкиваешься с иным взглядом на жизнь и повадками, не похожими на наши собственные, нас охватило чувство какого-то странного блаженства. У нас не было более никаких иных желаний, кроме как остаться здесь, в мягком полумраке, от которого комната, где мы находились, стала казаться больше, чем она была на самом деле.

— Вас устроит небольшой кусочек сыра и медовая коврижка? Это все, что у меня есть. Что же касается комнаты, то у меня и есть всего одна комнатушка, да к тому же, должна заметить, вам очень повезло, потому что вы попали ко мне в удачный вечерок, когда я пребываю в хорошем расположении духа… Я ведь вам сказала, что гостиница закрыта, а я никогда никого не обманываю. Ну так вот, я уже собиралась лечь спать и уже хотела было запереть дверь в тот миг, когда вы постучали. Вообще-то я люблю постоять на пороге дома несколько минуток, прежде чем идти в спальню. Мне нравится прощаться с улицей, желать ей доброй ночи, когда она пустынна и тиха. Да, конечно, на ней и всегда-то не очень людно, но для меня все равно слишком много народу. Но к счастью, есть кошки.

— А я что-то не вижу ни одной, — удивленно протянула Клеманс.

— Да нет, я говорю о бродячих, приблудных. Они знают, что у меня в карманах всегда припасено для них что-нибудь вкусненькое, несколько кусочков кошачьего корма, ну, этих хрустящих сухариков, а они… они как-то переговариваются между собой, сообщают друг другу…

— Жизнь у вас просто замечательная, — промолвила Клеманс и, повернувшись ко мне, продолжила свою мысль: — Вот видишь, счастье существует.

— С жизнью и со счастьем — точь-в-точь как с кошками, никогда ничего не знаешь заранее… — сказала вдова. — Когда кошка появляется около дома, надо вроде бы забрать ее к себе, но ведь не угадаешь, какой у нее характер, чего от нее ждать… Вот уже целую неделю меня по ночам мучают кошмары, я просыпаюсь от того, что мне снится, будто целая свора разъяренных кошек набрасывается на меня, царапает своими острыми когтями, нет, даже не царапает, а дерет, да еще эти твари кусаются… Я с криком просыпаюсь и не могу прийти в себя до утра, ворочаюсь, не сплю… Ну кто бы мог подумать? Кошки! Кошки! Ведь это единственные создания, которых я люблю на всем белом свете! И вот вам пожалуйста! Можете вы мне это как-нибудь объяснить?

— Могу, и очень легко, — сказала Клеманс. — В счастье, которого все так страстно жаждут, никто не верит. Его надо так долго ждать, ведь оно не торопится приходить к нам. Потому что оно просто боится нас. Посмотрите, с каким упорством, с какой злобой, с каким остервенением весь мир набрасывается на него и старается его прогнать, когда оно приходит и бережно заключает этот мир в свои объятия. Сказать по правде, счастье — это плод воображения, выдумка. Я попрошу Огюста найти для вас мою последнюю книгу, я всегда вожу в чемодане, в машине несколько экземпляров для подарков. Ведь вы кое-что почитываете, мадам, я вижу, у вас на каминной полке лежат газеты.

— Вообще-то они мне нужны для растопки, — сказала вдова Леон. — Сосед отдает мне старые газеты. Ну не думаете же вы в самом деле, что я стану убивать время на чтение описаний всяких ужасов, что творятся в мире? Я, правда, занималась этим в молодости, как раз в ту пору, когда повстречала мсье Леона. Он заставлял меня перечитывать вслух понравившиеся ему статьи, в особенности те, где говорилось об убийствах, о всяческих происшествиях, несчастных случаях, о слухах о скором начале войны, и те, в которых авторы серьезно рассуждали о войне. Да, в конце концов он получил, что хотел, я имею в виду войну… Она его призвала, забрала, да так при себе и оставила…

Я встал из-за стола и подошел к двери, но почему-то никак не мог ее открыть. Вдова Леон пришла мне на помощь: она отодвинула засов, дважды повернула в замке ключ, откинула скобу, и я наконец выбрался из дома и направился к машине, чтобы найти то, о чем просила меня моя спутница. Вдова стояла на пороге и ждала, чтобы снова закрыть дверь.

— Я говорю о другом виде чтения, — вернулась к затронутой теме Клеманс, — я имею в виду книги, где речь идет о выдуманных событиях и фактах, но эти события и факты, сколь бы ни были они ужасны и прискорбны, никогда не смогут тягаться с низостью, гнусностью и мерзостью реальной жизни.

— Моя жена пишет о счастье, — уточнил я, — об успехе, о красоте, о стойкости, о невинности и честности.