Это небо (ЛП) - Доутон Отем

Я уже говорила, что Джули любит перегибать палку?

Выбираю черные лосины и полинявшую черную футболку с названием группы, на концерт которой мы с Реном ходили в прошлом году. Вздохнув, раскладываю одежду на кровати. Черное на черном. Без осуждений, ладно? У меня траур.

— У меня больше нет личной жизни, Джулс. Теперь это просто жизнь. Да и то вряд ли.

На пару секунд становится тихо. Слышно только, как она дышит в трубку.

— Ты до сих пор в этом мерзком отеле?

— Да. — Расчесываю влажные каштановые волосы. — Пора отсюда выбираться. Уибит намекнул, что здесь паршивое постельное белье, и начал жаловаться, что в меню скудный выбор фруктов.

— Что еще за Уибит? Сразу вспомнился четвертый класс. Тогда ты заявила, что у тебя невидимый друг, мы должны звать его Рикардо и опускать при нем голову, потому что он не любит, когда долго смотрят в глаза.

— Рикардо был чудачеством. — Зажимаю трубку между плечом и ухом и мажу подмышки дезодорантом. — А Уибит настоящий. Он шиншилла.

Опять тишина.

— Шиншилла? Это какое-то кодовое слово?

— Нет, он маленький серый грызун. Я купила его месяц назад. — Натягивая черные лосины, рассеянно продолжаю: — Готова поклясться, что рассказывала тебе.

— Нет, ты не говорила, что купила шиншиллу.

— Он настоящий. С радостью отправлю тебе фотку.

— Отправляй. — Опять доносится звяканье. Наверное, она снова перемещает доспехи. — Ну и какие планы насчет того, чье имя нельзя произносить?

Пытаюсь пропихнуть голову и телефон в горловину черной футболки.

— Планы? Нет у меня планов.

— То есть ты не станешь обращаться к колдунье, чтобы она навела чудовищную порчу на его причиндалы?

Я фыркаю.

— Мне это даже на ум не приходило.

Она разочарованно вздыхает.

— Ты не собираешься карябать ключом его машину и протыкать шины?

— Нет. Мы вроде уже окончили школу.

— Ну ты и зануда, — хнычет Джули.

Пробую пошутить:

— Мне говорили.

На наживку она не клюет.

— Джемма, тебе что, не хочется кричать от злости?

— Конечно, хочется. Моя жизнь кончена. Мне негде жить. По «Ютубу» гуляет видео, где мой парень занимается сексом с какой-то девкой. А у этой девки, между прочим, гигантские сиськи, как у порнозвезды, — понуро добавляю я, глядя на свою маленькую грудь. Судорожно вздыхаю и продолжаю: — И дело не только в этом, Джулс. Такое ощущение, что я не могу выйти из номера без бумажного пакета на голове. Обо мне говорят незнакомые люди. Они считают, что я либо недотрога, либо идиотка, раз даже не догадывалась об изменах Рена. Естественно, я злюсь. Злюсь, сгораю со стыда, чудовищно выгляжу и… да, мне хочется кричать! — К концу тирады я перехожу на визг, и Уибит вытаращивает глаза.

— Так-то лучше, — шепчет Джули. — Что будешь делать?

Сдерживаю горький смешок и взмахиваю рукой.

— Без понятия. Реветь? Беситься? Я не утверждаю, что схожу с ума, хотя и обратного сказать не могу.

— Что говорят Холли и Билл?

Для справки: Холли и Билл — мои родители.

— Ты же их знаешь. — Подбираю с пола грязную одежду. — Они считают, что эта ситуация поможет мне развиться. Отец говорил что-то про поиски блаженства.

— Что это? Какой-то обряд?

— Да кто его знает. Мама прислала имя ауроведа на случай, если я решу посоветоваться по телефону.

— Да ладно?

— Да, — безрадостно признаюсь я, нахожу в косметичке футляр для линз и откручиваю крышку.

Джули весело хмыкает.

— Думаешь переждать бурю в Сакраменто?

— Никак. Родители сдали дом. — Вставляю линзу и моргаю. — Наверное… наверное, им не понравилось, что он долго будет пустовать.

Джули сочувственно вздыхает. Только она понимает, что происходит в моей расколотой семье.

— И куда подашься?

Смотрю на Уибита, бегающего в колесе.

— Пока не знаю.

— Но варианты-то есть?

— Варианты? — Кусаю внутреннюю сторону щеки. — Приют для бездомных. Мост. Картонная коробка. Мы с Уибитом обсуждаем цирк. На этом все.

— Спустись с небес на землю.

— Уже давно спустилась, Джулс. Мы поставим неплохой номер. Я возьму трость и надену цилиндр, а он — накидку. Добавим немного блесток. Может, даже пушку.

Джули ворчит. Представляю ее — круглолицую, со светло-рыжими волосами и огромными небесно-голубыми глазами — в темном шкафу среди чопорных платьев эпохи Возрождения и серебряных доспехов.

— Тебе совсем не к кому пойти в Эл-Эй?

— Совсем, — честно отвечаю я. — Все друзья наверняка останутся с Реном. Он же известный актер, а меня уволили из тематического парка. Вот и прикинь.

— Тебя выгнали?

— Меня выгнали, — печально говорю я.

Серьезно? Это моя жизнь? Бездомная, безработная, публично высмеянная? Если это не приводит к статусу «НЕУДАЧНИЦА», тогда не знаю, что еще должно случиться.

— Принцесса в парке не самая лучшая халтура, но…

— Ты носила тиару, — ловко вставляет она.

— И блестящие белые перчатки.

— Ну все, хватит. Приезжай ко мне.

— Нет-нет! Тебе надо думать о занятиях и спектаклях. Не хочу лезть в твою жизнь со своей драмой.

— Не спорь. Это же супер, — тараторит она. Опять слышится шорох. По-видимому, она закрывает шкаф. — Я напишу адрес новой квартиры и жду тебя к обеду.

— А Уибит?

— Привози его с собой.

Обхватываю затылок.

— Точно?

— Садись в тачку, Сэйерс! И шиншиллу захвати! — вопит она и отключается.

Я уже говорила, что Джули Акерман, лучшая подруга, фанатка старомодной одежды и маринованных огурцов, любит покомандовать? 

Джемма

Солнечные лучи, падая на лобовое стекло, переливаются бело-оранжево-желтым калейдоскопом. На выезде из города я опускаю на глаза очки и убираю волосы с лица. По сравнению с утром в голову приходят лишь светлые мысли.

Я думаю: «Пошла к черту официантка и ее упругие буфера четвертого размера».

Я думаю: «Пошел к черту Рен Паркхерст и его улыбка Чеширского Кота».

Я думаю: «На этого придурка я потратила больше двух лет и не стану тратить больше ни секунды».

Я думаю: «Я еду к лучшей подруге. Все наладится».

Впервые за долгое время — с тех пор как с Реном все пошло не так — чувствую себя свободной. С души будто камень упал. Я не подружка на побегушках. Я не актриса-неудачница, которая не может пройти пробы. Понятия не имею, кто я или кем стану, но может, ничего страшного тут нет.

Это имел в виду отец, говоря о поиске блаженства?

— Если пробка небольшая, доберемся часа за полтора, — сообщаю я Уибиту.

На переноску, стоящую на пассажирском сиденье, направлен кондиционер. Уибита обдувает ветерок. Он лежит на полотенце, которое я стащила из гостиницы, и жует сухую траву.

Когда пробка рассасывается, а Лос-Анджелес превращается в серо-коричневое пятно в зеркале заднего вида, я вскидываю кулак и кричу исчезающему городу:

— Счастливо оставаться!

Подключаю мобильник к стерео, открываю новый плей-лист и прибавляю громкость. Опустив голову на подголовник и поправив очки, я подпеваю и выстукиваю мелодию о руль. Одна песня сменяет другую. Голос начинает жить своей жизнью.

Послушай, милый, я духом сильна,

И по ночам я по тебе не скучаю.

Сердце золотое, а поступь легка,

По пустынным равнинам всю ночь я гоняю.

Музыка настолько поглощает, что я незаметно пролетаю Мишен-Вьехо, Сан-Клементе, Оушенсайд. Только на съезде я смотрю на приборную панель: оранжево-красная лампочка подсказывает, что машина на последнем издыхании.

Не имея понятия, как долго горит лампочка, я не в том положении, чтобы привередничать, и заезжаю на первую попавшуюся заправку. Ничего роскошного. Надпись на вывеске выцвела и облупилась. Железная крыша над бензоколонками посередине провисает. Жухлая трава коричневыми пучками торчит из трещин в сером асфальте.

Заправка до того убогая, что терминал, подключенный к колонке, не работает. На листке, приклеенном серым скотчем, сказано, чтобы я платила в магазине.