Тщеславие (ЛП) - Фишер Амели

Более 6 футов высотой, настолько худой, что его кости торчали на лице, но со стильными длинными волосами, напоминающими тысяча девятьсот тридцатые, одетый в подогнанный итальянский костюм, стоял Пэмбрук.

— Привет, Пэмбрук, — приветствовала я его язвительно. — Вижу мой отец был слишком занят, чтобы приехать самому.

— Ах, я тоже рад тебя видеть, Софи.

— Прекрати снисхождение, — я усмехнулась.

— О, нет. Это важнейший момент за всю мою неделю — спасти тебя из Богом забытой ямы с бактериями. — Он оглядел меня с сожалением. — Думаю, мне в любом случае придется почистить свой салон.

— Ты такой умный, Пембрук.

— Я знаю, — сказал он коротко. — Комментируя твое предыдущее замечание, твой отец был слишком занят, чтобы вытащить тебя. Он не хочет, чтобы ты знала, как сильно он разочарован.

Пембрук остановился и стиснул зубы, перед тем как открыл пассажирскую дверь для меня. — Вы, юная леди, катастрофически не осознаете серьезность этого обвинения.

— Вы блестящий адвокат, Пэмбрук, с миллионами в Вашем распоряжении, — сказала я, садясь в его Мерседес.

Он обошел переднюю часть автомобиля и сел на водительское сиденье.

— Софи, — сказал он мягко, перед тем как включить зажигание. — В мире не хватит денег, чтобы помочь тебе, если судья Рейнхольд председательствует на твоем деле.

— Езжай, Пэмбрук, — потребовала я, игнорируя его предупреждение.

Он вытащит меня, подумала я.

Мой дом, или я должна сказать, дом моего отца, был построен за год до моего рождения, но с тех пор был отремонтирован снаружи и внутри, поэтому, хотя я выросла в этом доме, он едва напоминал мне о чем-либо, связанным с детством.

Он был фантастически большим, располагаясь на трех акрах в Беверли-Хилз, в Калифорнии.

Это был впечатляющий французский замок, больше, чем двадцать восемь тысяч квадратных футов. Я располагалась в левом крыле, родители в правом.

Я могла целыми днями не видеть их, только получать сообщения при необходимости, обычно оповещающие меня о том, что мне требовалось прийти на обед и это, как правило, было в записке, доставленной кем-либо из персонала.

У меня была няня до четырнадцати лет, когда я уволила ее за попытки дисциплинировать меня. Мои родители не знали, что со мной делать в течение нескольких месяцев и решили, что я способна самостоятельно заботиться о себе и больше никогда не пытались изменить этого.

Cвобода. Абсолютно никаких ограничений. Я посвятила себя всему тому, чего хотела. Все желания я исполнила. Я ничего не хотела.

За исключением внимания.

И я получила его, признаю, не самыми правильными методами. Не хочу Вам врать, это было приятно… в некотором смысле. Я была довольно несдержанной со своим временем и телом. Я не отличалась от большинства девушек, которых знала.

Хорошо, за исключением того факта, что я выглядела лучше, но зачем обсуждать решенный вопрос? Единственное различие между ними и мной было в том, что я оставляла им желать лучшего. Я использовала много, много, много парней и бросала их, списывая со счетов, как ни странно, так же как они поступали со многими другими девчонками до меня.

Именно это и было для них искушением. Я угощала их лишь проблеском всего моего аромата, и они пробовали меня так, будто пили абсент. Так они попадали на крючок к la fée verte, как меня обычно называли. Я была «зеленой феей». Я прилетала в твою жизнь, показывала тебе, насколько хорошо находиться в экстазе, а потом оставляла, полностью зависимого от меня. Я делала это для веселья, черт бы его побрал, ради внимания. Я хотела быть желанной. И все, что я хочу знать: хотели ли они меня? Хоть когда-нибудь…?

Пэмбрук проехал по дорожке роскошного имения, вымощенной булыжником.

— Высади у служебного входа, — я хотела избежать столкновения с папой, если это возможно.

Он фыркнул.

— Мне нужно увидеть твоего отца.

— Ох, — произнесла я.

У Пэмбрука было свое собственное парковочное место на автостоянке среди двадцати таких же мест для машин, потому что он довольно часто посещал наш дом. Как бы тяжело мне ни было говорить такое, но Пэмбрук был мне вроде дяди.

Всякий раз, когда я заполняла документы для посещения врачей, так как считалось ниже нашего достоинства ходить к ним на прием, под пунктом «с кем мы должны выходить на связь в случае чрезвычайной ситуации», я всегда, всегда, всегда указывала Пэмбрука.

Он был единственным, на кого я могла положиться. Он был юристом моего отца и единственным взрослым, кого интересовало, что я делала в этой жизни. Это был Пэмбрук.

Пэмбрук был англичанином, но жил в Америке почти тридцать лет. Он специализировался в международном праве и вытаскивал меня из законных размолвок. Высотой в шесть футов три дюйма, он был худым и выглядел почти анорексично.

Я могла бы предположить, что на нем не было ни грамма жира за всю жизнь. Его щеки были немного опущены, и он напоминал мне редких, изможденных, готических созданий, которые посещали вместе со мной подготовительную школу, но его вид был естественным.

Я предполагаю, что именно это и являлось его запугивающей особенностью, как юриста.

Кажется, он пользовался ею, когда это было возможно. Также я полагала, что он был девственником. Потому что он жил и дышал своей работой. Более того, я даже не могу представить себе хоть одну женщину, которая пожалела бы бедного мужчину.

Хотя, с другой стороны, он был богат. А вообще, кто я такая, чтобы судить его?

— Пэмбрук, где ты останавливаешься, когда возвращаешься в Лондон? — спросила я, внезапно мне стало интересно, что произошло, когда он уехал оттуда.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ты странная.

— Пэмбрук, ответь мне.

Он закатил глаза.

— Я навещаю свою сестру и ее семью.

Я пыталась скрыть свое потрясение, но это плохо получалось.

— У тебя есть сестра? — спросила я с недоверием.

— Неужели это так сложно представить, ненормальная девушка?

— Я полностью не уверена, Пэмми. Не могу представить твою женскую версию. Как она выглядит? Еще одно вдохновение героя Брема Стокера?

Он саркастически посмотрел на меня.

— Какое проницательное наблюдение от того, кто не смог услышать воющую сирену неподалеку от своей недавней победы.

— В точку, Пэмми. В точку.

— Тебе нужна помощь, — сказал он больше себе, чем мне.

— Со мной все в порядке, — гравий захрустел под нашими ногами.

— Очевидно, — добавил он с сарказмом.

Мы подошли к служебному входу, ближайшему к гаражу, и Пэмбрук открыл мне дверь.

Внутри был персонал. Джеральд, наш шеф-повар, стоял у одного гигантского Викинга, без сомнения экспериментируя с соусами, а остальные сидели в большой современной кухне.

В этой кухне, в отличие от нашей каждодневной, более личной, готовилась еда для официальных ужинов, и я знала, почему папа был по-настоящему разочарован во мне.

Я осмотрелась, удивляясь, почему они так медленно работали. Работники сидели, читая, слушая музыку или просто смотря в пространство. Я решила, что было еще слишком рано, чтобы выполнять подготовительную работу.

Они не обратили на меня внимания, потому что меня часто видели в это время, входящей в обитель отца. Я привыкла использовать служебный вход, чтобы добраться до своего крыла и избежать встречи с родителями.

Они ничего не сказали бы моему отцу так же, как и я. Это было невысказанным соглашением.

Все коротко взглянули на меня, но, когда их взгляды скользнули к фигуре позади меня, они начали шевелиться. Пэмбрука определенно не ждали, и я едва не рассмеялась.

— О, прекратите это непрерывное гудение, — сказал Пэмбрук, его руки были подняты над головой, придавая ему соблазнительный вид. Я ждала остроты, но их не было. — Успокойтесь, идиоты. Я не ваш босс, и меня не волнует, сидите вы с ножом в руке или с журналом. — Но работники продолжали, словно не слышали ни слова. — Ладно, — вздохнул он, указывая мне вперед.