Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная

На следующее утро после недолгих сборов мы отправляемся в аэропорт. Олегу не терпится покинуть страну, так что слова не расходятся с делом. Вот только я отказываюсь оставлять детей одних, пусть и с няней, так что он вынужденно, но с недовольством соглашается.

— Опять выводок за собой тащит, — бурчит муж еле слышно себе под нос.

У меня дыхание перехватывает от возмущения, в уголках глаз появляются слезы, но я стараюсь держать себя в руках и проглатываю обиду ради мальчиков, которые тяжело воспринимают наши скандалы. Терплю… Как обычно…

Спокойно бы оставила детей на тетю Эллу, но она уехала на очередное кулинарное шоу.

Автомобиль резво везет нас в аэропорт, а я смотрю в окно, отвернувшись от домочадцев. И впервые за долгое время закрадывается мысль: а может, и правда стоит решительно заявить о разводе? Но додумать не успеваю. Мы подъезжаем, так что суматоха сдачи багажа и посадки на рейс полностью вытравливает из меня все посторонние мысли.

Весь перелет жутко нервничаю, и это состояние передается мальчикам. Обычно с ними нет особых проблем, но сегодня никак не сладить.

Спорят из-за дурацкой пачки орешков, тянут ее из стороны в сторону и в итоге рвут на части. Орешки летят на пол, маленькие хулиганы начинают хохотать и толкаться, а я тяжело вздыхаю.

— Мальчики, ведите себя прилично. Вы в самолете не одни, здесь нельзя шуметь и баловаться.

Вот только им хоть бы хны.

— Но, мама, я первый взял орешки! — возмущается Том, тряхнув своими милыми темными кудряшками.

Гектор, насупившись, не вступает в переговоры с противником, а молча сползает по спинке кресла, складывая руки на груди. Обиделся. Я очень люблю своих детей, но сейчас мне совершенно не до глупых разборок. Надо бы провести воспитательную работу, убрать рассыпанные орешки, но меня хватает лишь на то, чтобы не сорваться на крик.

Но, вот когда просыпается Олег и обнаруживает беспорядок и насупленных мальчиков, сразу же начинает нападать:

— Что вы тут устроили? Ева, ты вообще следишь за детьми?

— А что я еще, по-твоему, делаю? — взрываюсь, но говорю шепотом, чтобы никто не слышал. — Ты вот, например, спишь, будто совесть совсем не мучает.

— Мы сейчас о детях или опять о наших проблемах? — гневно вопрошает у меня, надменно вздергивая бровь.

— Это твои проблемы, Олег, я к ним отношения не имею, — напоминаю ему, чтобы не забывал о настоящем положении дел.

Этой перепалке я даже рада. Обида и горечь от его грубых слов в машине всё еще комом стоят поперек горла.

— Я не заметил, чтобы мне в паспорт штамп о разводе поставили, — ерничает муж, кривя губы словно в презрении, — наши проблемы, наши, детка. И решать будем вместе, и нести ответственность — тоже. Спрячь зубки и лучше успокой пацанов, а мне закажи чего-то покрепче.

Его последние слова вовсе выводят меня из себя. Не успели и сутки пройти с его слезливого обещания, как он опять за старое.

— Это не ресторан, Олег! И тебе бы лучше не пить! Постыдился бы детей!

— Это первый класс, детка, и я буду делать что хочу и заказывать что хочу. Когда мы приедем в дом твоего папаши, надо будет строить из себя примерного семьянина, — последние слова выплевывает, будто ему между зубов попало что-то неприятное и мерзкое, — чтобы произвести впечатление. А сейчас не мешай мне в последний раз расслабиться.

Стискиваю челюсти, впиваюсь пальцами в ладони, с силой сжимая кулаки. Еле сдерживаю себя, чтобы не дать ему затрещину. Хочется заплакать или заистерить, костеря его на чем свет стоит. Мало того, что мы достали последние сбережения ради этой поездки, чтобы полететь первым классом, так еще и обманул. Обещал же, гад, обещал… Ну почему я такая дура доверчивая? Что я делаю в этой жизни не так? За что мне всё это?

— Я смотрю, ты всё продумал. Я не буду просить денег у отца. Если наследство деда будет сараем, то так тому и быть. Мне ничего не надо от них, — беру себя в руки и говорю максимально холодно.

Не успеваю заявить мужу, что в доме отца мы не остановимся. Поедем в отель.

— Пап! — вдруг подает голос Гектор, оторвавшись от созерцания облаков за иллюминатором. — Дедушка оставил нам сарай? А там есть игрушки?

— Я первый пойду туда! — теперь и Том влезает в разговор, вызывая у Олега очевидное раздражение.

Он так хотел додавить меня с вопросом наследства, а тут ему помешали. Сжимает пальцами подлокотники и строго смотрит на детей. Сначала на одного, потом на другого.

— Я кому говорил не вмешиваться во взрослые разговоры? Вечно лезете, когда не надо. Уши закрыли и отвернулись.

Понимаю, что действительно нехорошо и неправильно мешать взрослым разговаривать, что нельзя подрывать авторитет отца перед детьми. Я должна молчать и позволить Олегу воспитывать сыновей. Но мне так хочется объяснить их неправоту мягче, по-матерински, потрепать их по вихрастым макушкам и просто одобряюще улыбнуться, чтобы стереть с наивных лиц выражение страха и замешательства.

Я так и вижу, как в их маленьких головках роятся вопросы, а внутри зудит любопытство. Исследовать старый сарай — это же такое приключение! На территории владений деда он и правда есть. А еще есть пруд и домик на дереве, где мы с сестрой часто играли. Воспоминания детства захлестывают с головой, и я сглатываю комок в горле.

И в этот момент по коридору идет высокая длинноногая стюардесса, на лице которой будто приклеилась голливудская улыбка. Вижу боковым зрением, как муж поворачивается в ее сторону и чуть ли не облизывает с головы до ног. Стискиваю зубы, почти кроша эмаль. И прикрываю глаза, чтобы не видеть этот позор и не демонстрировать напоказ собственное женское унижение.

— Милая, — раздается елейный голосок Олега, вмиг превратившийся из злобного в ласковый, когда он обращается к стюардессе, — у меня к тебе просьба…

— Слушаю, — по голосу сразу понятно, что она улыбается.

Стараюсь размеренно дышать, чтобы не слушать его бесстыдный и бесцеремонный флирт. В этом весь он… Сын французского миллиардера и русской манекенщицы — Оливье Дюран, в миру Олег. Голубоглазый блондин, привлекающий заинтересованные взгляды женщин от пятнадцати до семидесяти. Жмурюсь, пытаясь вспомнить, как и сама когда-то запала на его заигрывания и