Полина Раевская - Во власти страха (СИ)

После этих слов Маркус повернулся ко мне спиной и одел футболку, я же прибывала в состоянии, которое было сложно объяснить. С одной стороны я понимала, что в некотором роде он прав, но с другой-мне хотелось, чтобы и он знал свое место. Злость не оставляла в покое, а еще материнские чувства душили. Мне было обидно за сына, поэтому преодолевая сомнения, которые родились в душе и голос разума, я тихо сообщила, прокашлявшись ;

-Я хочу, чтобы и ты запомнил на будущее….

Маркус обернулся и посмотрел на меня в упор, отчего мне стало тяжело говорить, но я продолжила:

-Сын занимает в моей жизни самое главное, Первое место! Сначала ОН, а потом уже все остальные! Надеюсь, это ясно?

Маркус хмыкнул, обхватил пальцами переносицу и потер.

-Не думал, что ты об этом заявишь.

-Мне приходится, раз ты не понимаешь.

-Я прекрасно понимаю, не понимаешь суть проблемы лишь ты! –процедил он сквозь зубы таким тоном, что у меня мороз по коже пробежал.

-И в чем же суть? –выдавила я из себя.

-В том ,что есть формат отношений мать-сын, а есть муж –жена и они не пересекаются и не конкурируют! -повысил он голос. –Уясни это, а сыном я сам займусь и не смей лезть. Надеюсь , это ясно?! –язвительно закончил он.

-Не разговаривай со мной в таком тоне, иначе…

-Не ставь мне условий Анна, я этого не потерплю. –едва сдерживаясь перебил он меня. Я же судорожно вцепилась в диван, сердце колотилось, как сумасшедшее. Я четыре года училась самоуважению, самостоятельности. Четыре года потратила, чтобы обрести себя, чтобы уважать себя, быть личностью, принимать решения, отвечать за себя, отстаивать свое мнение и бороться за свои права, но сейчас , стоило только услышать в его голосе гневные интонации, увидеть, как побледнело от ярости его лицо, как у меня сработал условный рефлекс, как у собаки Павлова, хотя я бы назвала это «жены Беркета»- язык словно онемел, меня будто парализовало и я не могла и слово сказать против, хотя все внутри меня бунтовало против этой боязливой покорности, простив страха и паники. Внутренний голос кричал, надрывался: «Давай, скажи ему! Покажи, что ты уже другая, заставь его уступить! Сделай это, иначе он вновь подомнет тебя под себя!» Я понимала, что должна сейчас отстаивать свою позицию, иначе диктат вступит в силу, но у меня не было сил, я не была готова к этой стычке. Все, что я могла возразить-это только разочарованно прошептать:

-Я думала, что ты изменился.

-Мать твою и что я теперь должен одобрять глупости и плясать под твою дудку, чтобы казаться хорошеньким? Прости, если разочаровал, но этого не будет! - бросил он и вышел из кабинета. Дверь громко хлопнула за ним, отчего я вздрогнула и поежилась. Слезы обиды подступили к глазам, но я их сразу же смахнула. Господи, почему же у нас все так сложно?

2

Грязные раны

Я старалась быть объективной, но у меня не получалось. Всплывало прошлое и я горела навязчивой идей доказать ,что теперь все будет по –другому, только это оказалось не так –то просто. Да, Маркус раскаивался за свои прошлые поступки, за эти четыре года мы стали ближе, но кто сказал, что в нашей семье будет другой порядок ? Хотя с другой стороны-разве я много прошу? С каких пор желание быть услышанным –это роскошь? Я даже не кричу о равноправии, потому что надо быть реалисткой и понимать, что за человек рядом с тобой. Но мне важно, чтобы он прислушивался ко мне. Я хочу уважения с его стороны, потому что если он будет и дальше продолжать в том же духе, то скоро такое же отношение ко мне последует со стороны сына. Дети это быстро подхватывают, дурной пример заразителен. Подтверждение этой истины я получила сразу же, как только спустилась в гостиную после душа. Маркус и Мэтт сидели перед ноутбуком и что-то бурно обсуждали. Поймав взгляд сына, я улыбнулась ему. И какого же было мое удивление, когда в ответ он нахмурился, демонстративно отвернулся и продолжил разговор с отцом.

Я была в ступоре, слишком задетая этим пренебрежением и игнором.

Отлично. Значит, папе, как всегда можно ВСЕ, а мама отдувайся за двоих?!

Ничего не говоря, вышла из гостиной и пошла на кухню, готовить завтрак. Прислуги у меня не было. После всего произошедшего я не хотела никого рядом с собой. Слишком напрягали жалостливые взгляды и шепот за спиной. Может, я мнительна, но мне до сих пор кажется, что стоит кому-то узнать во мне бывшую жену Беркета, так начнется обсуждения его зверств и моего унижения . В конце всей этой трепотни сплетники обычно приходили к одному и тому же выводу : « Вот, что делают деньги! Страх совсем потеряли эти богатые ублюдки. Хотя она –то тоже хороша, это ж надо так вцепится в кошелек мужика, что и на собственную жизнь плевать. Таких алчных идиоток надо еще поискать… » Услышав однажды такие речи, я была на несколько недель выбита из колеи. Как же могут люди все перевернуть с ног на голову. И черт возьми, это так больно . В тот момент меня душил истерический смех. Денег? Я хотела денег? Такое я даже помыслить не могла. Надо быть на голову двинутой, чтобы терпеть ради золотого тельца то, что Маркус творил. Интересно, во сколько можно оценить ситуацию, когда ты обсуждаешь с поваром меню на день рождения сына , и вдруг заявляется пьяный муж , воняя за километр очередной шлюхой ; сладкие духи, сигареты с ментолом. Подходит к тебе, и не стесняясь никого, начинает лапать, даже не смыв с себя удушливую вонь. Но я, конечно же, держусь за его банковский счет, который как не прискорбно - мне не видать как своих ушей, но я же наивная, верю, что урву кусочек. Подсчитываю , сколько мне обломится за очередной спектакль, а посему не устраиваю сцен. Хотя на самом деле боюсь его и слишком устала ,чтобы реагировать на очередное свинство. Только вот забываю, что ему не покорность моя нужна, а повод, чтобы в очередной раз унизить . Поводом же может стать даже спокойствие. Маркус отстраняется, садится на стул и молча ждет, когда я закончу разговор. Я же тяну время, боясь оставаться наедине с чудовищем. Когда он пьян, ничего хорошего меня не ждет. Нервно тараторю, пока в столовой не раздается его голос , повергающий меня в шок.

-Хорош трепаться, займи свой рот чем-нибудь действительно полезным.

Я замолчала, не зная, куда деться от этого унижения, наш повар тоже отводит взгляд. Намек был недвусмысленным. Столько пренебрежения и презрения было в голосе моего мужа. В тот момент мне хотелось убить его или умереть самой. Одно дело, когда он унижает меня за закрытыми дверьми, другое -на людях. Это невыносимо, в душе все переворачивалось от боли. Мне казалось, что еще чуть –чуть и я действительно просто встану ночью и убью эту сволочь. Меня мутило от мрази , в которую превратился Маркус. Я сверлила его взглядом полным ненависти, но кроме довольной ухмылки ничего не заметила на его лице. Смотреть в глаза нашему повару просто не смела. Я знала, что этот случай быстро разлетится среди прислуги, так что уже на утро меня ждет очередной ад из сплетен и покровительственного отношения со стороны всех обитателей дома. Боже, как же хотелось вскрыться. На тот момент мысли о суициде ни раз посещали меня, как и идеи сбежать с сыном. Я часто думала о такой возможности, но хорошенько все взвесив, приходила к тому, что меня найдут еще до того, как вывезу его из страны. А что будет после, лучше вообще было не представлять. У Маркуса крыша ехала по полной, поэтому я ожидала чего угодно. Хотя даже тогда мне и в голову не приходило, что наш с ним ад закончится самым натуральным зверством. Сейчас я бы все сделала иначе, обратилась бы в социальные службы, да на каждом углу бы орала о том, что он конченый ублюдок, только бы мне помогли оставить сына себе. А тогда я была настолько запугана, что дышать боялась, не то, что обратится куда-то. У нас-жертв домашнего насилия, у всех без исключения одна и та же модель поведения, продиктованная диким страхом . Мы боимся своего мучителя, но еще больше страшимся того ,что кто-то узнает о нашем унижении. Какой-то необъяснимый стыд, словно в этом кошмаре только наша вина. Стокгольмский синдром очень быстро берет в плен психику, и ты сама не понимая как, начинаешь винить лишь себя, выгораживать и жалеть обидчика. В большинстве случаев подобное смирение с ситуацией заканчивается либо сильным увечьем жертвы, либо убийством мучителя. Но в любом случае страдаешь ты, потому что не нашла в себе силы побороть страх. Страх… Боже, как же я боялась Маркуса . До дрожи во всем теле. Он выдрессировал меня, как скотину, я шарахалась от одного взмаха его руки. В какой-то момент я даже научилась по шагам определять его настроение, по ритму его дыхания и за это ненавидела себя, за этот страх обезумевшего животного, именно он и не давал мыслить здраво. Хотя разве это возможно в подобной ситуации? Как больной человек может мыслить здраво ? А я больна и признаю это сейчас. Психически больна. Кто-то скажет ,что просто привыкла быть жертвой и поэтому ищу себе оправдание. Бога ради, дорога на хрен всегда без пробок. Но факт остается фактом –я психологически изуродована. И понимание этого пришло именно в тот вечер, после моего первого так называемого публичного унижения. Когда наш повар вышел, что-то щелкнуло внутри. Настолько я устала от этой грязи, от этого положения бесправной куклы. Ну, знаете, как бывает; терпишь-терпишь, а потом бах-и все краны сорвало. Не успела дверь закрыться, я позабыв о страхе, о том, что напротив сидит конченый отморозок, жестокости которого нет предела, что мне дорого обойдется всплеск жалкой гордости и собственного достоинства. Хотя сейчас я бы назвала это просто срывом.