Самая настоящая Золушка (СИ) - Субботина Айя

Хорошо, что моя постоянная терапия все-таки дает кое-какие плоды, и я больше не ору от боли, прикасаясь голой кожей к коже другого человека. Хотя все равно мне противно и хочется одернуть руку, увеличить расстояние до комфортной пары метров.

Но все равно: секс — это ни хрена не удовольствие для меня.

Это механическое действие, во врем которого я ни хрена не могу даже нормально кончить.

Секс для меня — просто ебля. В самом хреновом и прямом смысле этого слова.

— Отпустите меня, — просит замарашка, но я чувствую, как ее ладонь на моем плече отчаянно сжимает ткань рубашки.

— Отпусти, — поправляю я, одновременно запрокидывая ее голову назад и подтягивая тело вверх.

Она словно гротескная фигура из колоды «Безумной Луны»[1]: выгнутая и вогнутая, тонкая, острая, бледная. Лунный серп, направленный прямо мне в лицо. На замарашке какая-то совсем невнятная пестрая кофта, но в воротнике отчетливо вижу белую блузку, на фоне которой кожа шеи кажется прозрачно-серой.

И тянусь туда — не к губам.

Поцелуи мне глубоко противны.

Замарашка резко сжимает губы, задерживая выдох, когда я просто прикладываю приоткрытый рот к ее коже. На вкус действительно как горький мед. Я не понимаю, нравится ли мне. Скорее да, чем нет, но привычное желание одернуться и вытереть губы никуда не девается.

Нужно считать до пяти.

Этого должно быть достаточно.

Раз. Два.

Я провожу по теплой коже языком.

Три.

Сжимаю зубы. Слишком сильно: замарашка снова вздрагивает, но не пытается вырваться. А я не могу уговорить себя разжать челюсти — меня переклинило. Мне плохо. Меня рвет изнутри и снаружи одновременно. Я — словно тонкая перегородка между двумя схлестнувшимися в смертельном танце планетами, которые убьют друг друга последним страстным поцелуем.

Четыре.

Пальцы еще сильнее сжимаются на затылке. Я держу ее, словно коньячный бокал, но мне до смерти хочется вышвырнуть его в окно и дать по газам.

Меня мутит.

Пять.

Я из последних сил контролирую свои ненормальные для простых людей желания: отыскать темный холодный угол и счесать о бетонную стену зубы и когти своего отчаяния.

Долгие звуки сигналящих в зад моего «Шевроле» машин становятся настоящим спасением. Это может показаться странным, но именно сейчас мне нужно что-то крайне простое: запах паленой резины, дым, аромат озона, лишенные мелодичности гудки.

— Теперь — в ресторан, — стараясь не смотреть на девчонку, ссаживаю ее с колен словно осточертевшую куклу.

Не смотреть на нее.

Не забывать, что даже майя и инки ублажали жертв перед тем, как вырезать им сердце.

Отыграть «прекрасного принца» до вальса Мендельсона и сделать так, чтобы наши пути не пересекались даже в пределах моего дома — это совсем несложно.

[1] Таро «Безумной луны», автор — Патрик Валенса.

Моя голова кружится, кружится…

Я — как маленькая девчонка на красивом белом единороге, медленно скачущем под незамысловатую мелодию музыкальной шкатулки.

Что это было? Поцелуй? Укус вампира?

Рука сама взлетает вверх, пальцы трогают влажный отпечаток чужого рта на моей шее.

Мое сердца едва не выскакивает из груди, а мой персональный Дракула абсолютно безразличен. Каменная статуя выражает больше эмоций, чем его лицо в этот момент.

Мне страшно. Боюсь саму себя и тех чувств, которые едва не порвали тросы моего благоразумия. Если бы Бессердечный король скомандовал раздеться — я бы сделала это, не задумываясь. Если бы он сказал, что я должна провести с ним ночь — я бы даже не пыталась отыскать повод для отказа.

Поэтому меня сейчас так сильно трясет: я вдруг стала бабочкой в сачке, которая не хочет на волю.

Хорошо, что дорога до ресторана со всеми светофорами и пробками занимает почти тридцать минут, и все это время Ростов не произносит ни звука. Только, когда ливень превращается в монотонную морось, открывает окно и выставляет локоть, уверенно управляя машиной одной рукой. Но… с ним что-то не так. Он слишком спокоен. Как гордый смертник, который улыбается, пока палач медленно закрывает его в Железной деве.

Или мне это только кажется?

Около «Медной короны» не протолкнуться: на парковке только одно свободное место — и Ростов ставит машину почти не сбавляя скорость. Подает мне руку — и в пару шагов мы оказываемся под навесом. Швейцар услужливо кланяется, распахивает дверь.

Ростов идет рядом, держа руки в карманах. Не могу отделаться от мысли, что он как бы нарочно немного косит в сторону, чтобы увеличить расстояние между нами. Как будто ему не хочется, чтобы разодетые посетители лучшего мясного ресторана столицы сделали неправильный вывод, будто мы пришли вместе. Даже если мы действительно пришли вместе.

В зале пустует примерно треть столиков, и нас со словами «ваш стол всегда зарезервирован, господин Ростов» сажают в стороне ото всех, за аркой, имитирующей вход в тронный зал.

Я впервые здесь и не могу сдержать желание видеть абсолютно все: искусственно состаренные каменные стены а-ля «германский замок», гобелены, трофейные мечи, неряшливые и подкопченные подсвечники, грубые деревянные столы и покрытые овчинами кресла. Даже меню оформлено в виде старой книги в потрепанной кожаной обложке.

— Выбери, что тебе по вкусу, — предлагает Кирилл, снова глядя сквозь меня.

Меня до костей пробирает от этих глаз.

И от того, что я до сих пор чувствую и его влажный язык на своей шее, и клеймо укуса.

Я машинально просматриваю меню, даже не вникаю в список блюд.

— Ничего не понравилось? — снова вопрос, который предполагает нежелание услышать ответ.

— Кирилл, что все это значит? — Я не успокоюсь, пока не услышу ответ на своей вопрос. Мне хочется верить в сказку, в волшебство. Хочется быть Золушкой, которая встретила своего Принца. Но все это слишком, чтобы быть правдой. — Ответь пожалуйста. Или дай мне уйти.

— Это ухаживания, — чеканит он, еще немного отодвигаясь от стола.

Закладывает ногу на ногу. Хмурится, скользя взглядом по моей шее.

— Такие ритуалы необходимы, чтобы женщина чувствовала себя объектом внимания.

— Ритуалы? — переспрашиваю я.

— Свидания, — предлагает альтернативный синоним. — Расскажи о себе, Катя.

— Что рассказать? — Невозможно чувствовать себя еще большей дурой, чем сейчас, потому что наш разговор — это даже не диалог. Это попытки сварить чай из кофейных зерен.

— Возраст, место учебы, родители, увлечения. — Ростов ждет, пока официант поставит перед нами два бокала: в моем что-то с пузырьками, а в его, скорее всего, просто минералка. Кирилл сам делает заказ, и когда мы снова остаемся одни, добавляет еще один вопрос. — Ты — девственница? Я бы хотел сегодня заняться с тобой сексом.

Меня подводит слух?

Я сошла с ума на почве переизбытка впечатлений?

Попытка улыбнуться превращается в еще один повод: Ростов останавливает взгляд на моих губах, и на долю секунды мне кажется, что он болезненно дергает правым уголком рта. Как будто что-то в моей внешности время от времени вызывает у него острую хаотичную зубную боль. Но на мне нет страшных увечий, хоть красавицей меня тоже не назвать. Я — обычная. Не та девушка, которую заметит в толпе известный дизайнер и упадет на колени с предложением стать лицом его новой коллекции, но точно не безобразная. Впрочем, в сравнении с женщинами из мира Бессердечного короля, скорее всего, что-то вроде серого пятна на идеально белой стене, которое нарушает чувство прекрасного.

— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, — бросаю в ответ на более чем странную попытку завязать знакомство. С ним что-то не так или это тоже кривое зеркало моих нервов?

— Почему? Тебе не понятна формулировка?

— Мне неприятна формулировка, — переиначиваю его слова и начинаю мысленный отчет. Сколько секунд ему понадобиться, чтобы выставить меня вон? Я бы поставила на «до десяти».