Тщеславие (ЛП) - Фишер Амели

— Ты разорвала порочный круг, — прошептал он с недоверием, его глаза сияли от восхищения.

Я была дома два дня, и мне еще предстояло увидеть своих родителей. Я не могла сказать, было ли это из-за того, что я практически жила в своей постели, более подавленная, чем когда-либо могла себе представить, скучая по Яну, или потому, что они не удосужились прийти и повидаться со мной, хотя меня не было несколько месяцев.

Утром второго числа у меня было тяжело на сердце, я знала, что мне придется предстать в суде перед Рейнхольдом. Я проснулась, надела джинсы и футболку, мне было наплевать. Я знала, что меня посадят. Это был момент, которого Рейнхольд так долго ждал.

Зал суда был точно таким, каким я его помнила. Холодный, одинокий и лишающий надежды. Мне показалось, что у меня перехватило дыхание в ту секунду, когда поставила ногу внутрь. Я встретила Пэмбрука за столом и села.

— Это простое слушание, — сказал он мне, устраивая свою сумку на столе. Он налил мне стакан воды и поставил передо мной. — Судья укажет, в чем тебя обвиняют, ты сделаешь заявление о признании вины, которое, конечно же, будет «невиновна». Советую не говорить ни слова.

— Пэмбрук, — сказала я, принимая его суровый вид, — на этот раз ты не можешь выступить в качестве моего «адвоката»?

Он мягко улыбнулся.

— Сиди тихо, дорогая. Я обо всем позабочусь.

От этого у меня защемило сердце, но я кивнула в знак согласия.

Позаботиться обо всем. Обо всем, кроме того, что я хочу вернуть.

Рейнхольд вошел в зал, мантия развевалась за его спиной.

Мне сразу же захотелось блевать.

— Всем встать, — сказал судебный пристав, — Заседание этого суда, председательствует достопочтенный судья Фрэнсис Рейнхольд.

Рейнхольд сел, и мы последовали его примеру. Он начал просматривать бумажные документы за своей трибуной, и тишина была оглушительной. Мои руки начали дрожать, поэтому я прижала их к бокам и уставилась на свои ноги. Я мельком оглянулась, когда двери открылись и вошел Спенсер, помахав рукой и сев на скамейку прямо позади меня. Он был единственным присутствующим, но это позволило мне немного успокоиться. Меня все еще трясло, но тошнота прошла.

— Софи Прайс, — прогремел голос Рейнхольда. Он посмотрел прямо на меня и пронзил меня своим взглядом: — Вы обвиняетесь в нарушении условий Вашего приговора. Вы признаете себя виновной?

Мы с Пэмбруком встали.

— Мой клиент не признает себя виновной, — объявил Пэмбрук.

— Хорошо. Что скажет сторона обвинения?

— Ваша честь, — сказал прокурор, обращаясь к суду, — мы ходатайствуем об освобождении мисс Прайс по истечению срока.

Мое дыхание со свистом вырвалось из легких, и я сразу начала задыхаться.

Пэмбрук комично хлопнул меня по спине, чтобы я могла дышать, и пожал плечами в сторону Рейнхольда. Рейнхольд пригвоздил меня взглядом, который кричал: «Возьми себя в руки!» Я откашлялась от удушья и сжала губы вместе.

— Не могли бы Вы объяснить? — спросил он прокурора.

— Да, мы хотели бы вызвать свидетеля для дачи показаний, Ваша честь.

— Вы знали об этом? — спросил он Пэмми.

— Нет, Ваша честь.

— Возражения?

— Если обвинение примет решение об освобождении, то мы с клиентом будем довольны их свидетелем.

Рейнхольд на мгновение замолчал, размышляя, согласиться ли на свидетеля, и я затаила дыхание.

— Ладно, — сказал он. — Вы можете сесть, защита.

Мы с Пэмбруком сели.

— Пэмми, кто это? — спросила я себе под нос.

— Честно говоря, понятия не имею, — сказал он.

Как раз в этот момент двери открылись, и я подумала, что мои глаза обманывают меня. Я медленно моргнула, прежде чем протереть глаза. Когда я снова открыла их, я обнаружила то, что считала всего лишь иллюзией.

Ян.

Я встала и побежала к нему, но Пэмми остановил меня, подняв руку.

Он покачал головой, и я была вынуждена сесть. Увидев его впервые после отъезда, я почувствовала себя невероятно и в то же время ошеломляюще.

Мне нужно было его прикосновение, но в то же время я так боялась, что он все еще имел в виду то, что сказал. Я не хотела знать, но в то же время отчаянно хотела.

Он двинулся к свидетельской трибуне, лишь мельком взглянув в мою сторону, пронзив меня копьем в живот. Когда он подошел к трибуне, рядом с ним появился судебный пристав с Библией в руке.

— Положите правую руку на Библию, — приказал судебный пристав, и Ян подчинился. — Назовите свое имя, — сказал он.

— Ян Абердин.

— Вы торжественно клянетесь, что показания, которые Вы можете дать по делу, находящемуся сейчас на рассмотрении этого суда, будут правдой, только правдой и ничем, кроме правды, да поможет вам Бог?

— Клянусь.

Я громко сглотнула.

— Мистер Абердин, — начал прокурор, — какова Ваша должность в угандийском приюте Масего?

— Технически я там учитель, но, полагаю, Вы также можете считать меня мастером на все руки. Я чиню изгороди, время от времени принимаю роды теленка, помогаю в неотложных медицинских ситуациях и тому подобное.

— Вы присутствовали в Масего в течение всего срока пребывания мисс Прайс?

— Да.

— И Вы являетесь официальным представителем Масего?

— Да.

— Тогда расскажите суду, мистер Абердин, о своем опыте общения с мисс Прайс во время ее пребывания там.

— В тот день, когда Софи приехала в Уганду, — начал он…

В течение следующих полутора часов Ян рассказывал суду всю нашу историю, опустив ту часть, где мы безумно влюбились друг в друга. Это была невероятная история, особенно если слушать ее целиком, и я обнаружила, что плачу. Я огляделась вокруг и заметила, что в зале, похоже, плакали все.

Но он ни разу не посмотрел мне в глаза за все время, и это ранило мое и без того кровоточащее сердце. Он собирался помочь мне, да, но он не хотел иметь со мной ничего общего, кроме спасения.

Когда он закончил, обвинение отпустило его, и он сел на противоположной стороне зала суда, ожидая решения судьи Рейнхольда. Я посмотрела на него, умоляя взглянуть в мою сторону, но его взгляд, устремленный в переднюю часть зала суда, был неподвижен.

— Софи? — Услышала я.

Я повернулась к Рейнхольду.

— Э-э, простите, что Вы сказали? — спросила я его.

Рейнхольд глубоко вздохнул. Коротко постучав молотком:

— Я закрываю Ваше дело по истечении срока. Вы можете идти, мисс Прайс. — Рейнхольд встал, и остальные присутствующие в зале суда последовали его примеру. Он сделал движение, чтобы уйти, но остановился. — Прежде чем я уйду, мисс Прайс, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — знайте, что Ваше наказание — самое удовлетворительное из всех, которые я когда-либо назначал. — Он склонил голову в знак уважения, и я кивнула в ответ.

Когда Рейнхольд ушел, я повернулась, готовая бежать в направлении Яна. Я обежала вокруг стола, отодвигая стулья со своего пути, мое сердце подпрыгнуло к горлу, не отрывая взгляда от его божественного лица.

Все сразу бросились ко мне, поздравляя и пытаясь обнять. Спенсер атаковал меня, целуя в щеку и поднимая на руки. Я изо всех сил пыталась слезть, все еще глядя в сторону Яна. Наконец, он коротко посмотрел мне в глаза, прежде чем пройти через двойные двери и скрыться из поля зрения.

Я вырвалась и побежала к нему.

— Ян! Ян! — Я продолжала кричать, пока проходивший мимо офицер не приказал мне замолчать.

Я пробежала по всему коридору, но его нигде не было видно. Я нажала кнопку лифта на первый этаж, но мне было слишком нетерпеливо наблюдать, как он медленно поднимается до меня, поэтому я распахнула дверь пожарного выхода и пробежала четыре пролета до первого этажа. Я задыхалась, когда выскочила из двери на этаже. Мои глаза искали его по всему мраморному вестибюлю. Его там не было. Я бросилась к широким деревянным входным дверям и выскочила на ступени. Обнаружила его как раз в тот момент, когда он садился в такси. Я сбежала по ступенькам, выкрикивая его имя и размахивая руками над головой, но он уехал. Мое разочарование было сокрушительным. Я тяжело упала на нижнюю ступеньку и зарыдала в ладони.