Тщеславие (ЛП) - Фишер Амели

— Почему он просто сбежал? — холодно спросил Спенсер рядом со мной, глядя в ту сторону, куда он уехал. Я пристально посмотрела на него. Его руки были засунуты в карманы.

— Потому что он думает, что я предала его, — сказала я.

Он оторвал взгляд от улицы и посмотрел на меня внизу.

— Ты не сделала этого? — спросил он.

— Нет, я… меня шантажировали.

— Ничего себе, — сказал он, наклоняясь, чтобы сесть рядом со мной. Он откинулся назад, опершись на локти. Он оглянулся на улицу, избегая зрительного контакта. — Ты влюблена в него, — констатировал он как факт.

— Да.

Спенсер вздохнул, поворачиваясь ко мне.

— Тогда какого черта ты здесь делаешь, Софи Прайс?

— Я не знаю, где он остановился, — объяснила я.

— И когда что-то столь мелкое, как это, когда-либо останавливало такую бурную силу, как ты, девочка?

Я улыбнулась ему.

— Никогда, — честно ответила я ему. Его улыбка немного дрогнула. — Мне очень жаль, Спенс.

Он отрицательно покачал головой.

— Не надо, детка, — сказал он, подмигивая. — Ко мне выстроилась очередь. Они ждут меня, пока мы разговариваем, — сказал он, протягивая руку.

Он поддразнивал, но печаль в его голосе беспокоила меня. Я так сильно любила Спенса, но знала, что не могу сказать так много, потому что это было бы жестоко. Поэтому я просто улыбнулась ему, прижимаясь плечом к его плечу.

Он поднялся и отряхнул штаны сзади. Я встала и обняла его.

— Софи Прайс, боюсь, ты будешь единственной, кто сбежит, — сказал он мне на ухо. Он отстранился. — Ты знаешь, как решить эту проблему? — пошутил он. Я отрицательно покачала головой. — Это большая проблема.

Он поцеловал меня в щеку и ушел, вертя ключи в руке и насвистывая, направляясь к своей машине.

Я дважды постучала, но никто не ответил.

В нетерпении я направилась обратно в вестибюль Яна.

— Извините, — сказала я консьержу, — Вы не могли бы проверить, Ян Абердин все еще проживает здесь?

— Конечно, мисс. — Он защелкал по клавишам.

— Мне жаль, но мистер Абердин выписался.

Мое сердце бешено забилось.

— Спасибо, — сказала я ему, прежде чем вернуться к своей машине, запрыгнуть в нее и помчаться домой.

Я набрала номер своего мобильного.

— Пэмми?

— Да, дорогая? Фантастическая работа сегодня в суде, — сказал он. — Я как раз говорил об этом твоему отцу.

В моем горле образовался комок.

— Я… Пэмми, послушай, мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение. — Я лавировала между двумя полуприцепами, почти подрезав один. Неудивительно, что вы не должны разговаривать или переписываться за рулем. — Ты можешь узнать, вылетит ли Ян обратно сегодня вечером?

Он вздохнул.

— Сначала вернись домой, твоему отцу нужно с тобой поговорить.

— Пэмми! — крикнул я в отчаянии. — Пожалуйста, Пэмми, ты можешь просто проверить для меня?

— Возвращайся домой, дорогая. Я посмотрю, что смогу выяснить.

— Спасибо! — сказала я, нажимая «Отбой» и бросая телефон на пассажирское сиденье.

Пятнадцать минут спустя я заехала на подъездную дорожку к дому родителей и в гараж. Я выключила зажигание и уже собиралась выйти, но поняла, что забыла свой телефон. Я наклонилась, чтобы взять его.

— Ты богата, — услышала я за спиной, удерживая себя на месте.

У меня мгновенно пересохло во рту, руки задрожали, дыхание стало затрудненным. Я вылезла из машины и закрыла дверь, прислонившись к ней.

— Нет, родители богаты, — сказала я ему, подражая тому, что он сказал мне за пределами своего собственного дома в Кейптауне.

Он улыбнулся мне.

— Я понимаю.

— Это меняет твое мнение обо мне? — Спросила я.

— Вряд ли, — сказал он мне, плутоватая улыбка играла на озорном лице.

Мы стояли и смотрели друг на друга.

— Моя мама рассказала мне все, — сказал он.

— Мне жаль.

— Нет. Мне жаль. За то, что она сказала. За то, что я сказал. Я просто… прости.

— То, что ты сделал для меня в суде. Это было… невероятно. Спасибо.

— Я бы сделал это снова и снова, если бы это означало твое освобождение.

Я улыбнулась. Мы стояли, снова уставившись друг на друга.

— Кто был тот парень в здании суда? — спросил он, невольно сжимая кулаки по бокам.

— Это Спенсер.

— Спенсер. Спенсер, который пригласил тебя на танцы той ночью?

— Да.

— Он влюблен в тебя, ты же знаешь.

— Нет, я…

— Да. Я видел это, — холодно ответил он, придвигаясь ближе, — но это ничего не значит.

— Неужели? — спросила я, вопросительно приподняв одну бровь.

— Да, потому что ты принадлежишь мне, Прайс. — Я открыла рот, чтобы уточнить, что именно это значит, но он оборвал меня. — И прежде, чем ты начнешь спорить со мной, — продолжил он, быстро схватив меня и крепко прижав к своей груди, высасывая из меня все дыхание. Он поднес обе руки к моей шее. Я чувствовала, как его сердце бьется рядом с моим. — Ты хочешь знать, почему я уверен в этом?

Я просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Вот откуда, — сказал он, прежде чем прижаться своим ртом к моему.

Ян

Ян повалился на меня сверху на матрас, томно целуя плечи и ключицы, а затем, как будто не мог дождаться, его губы в бешеном темпе скользнули вверх по моей шее ко рту. Я улыбнулась ему в губы.

— Это работает лучше, когда платье снято, — поддразнила я его.

Он сел, прежде чем стащить меня с кровати и поставить перед зеркалом.

— Ты знаешь, обычно я ненавижу свадьбы, но эта…, — сказал он, замолкая, убирая мои волосы в сторону и через плечо.

— Это было не так уж убого, — завершила я мысль. — К тому же, Риббон Кей прекрасна в это время года.

— Мм, хм, — рассеянно ответил Ян, расстегивая мне молнию сзади.

— Было мило со стороны твоего отца пожертвовать его Масего.

— Он действительно пришел в себя, — сказала я, думая о том, как изменился мой отец.

Он пожертвовал нам Риббон Кей, и это стало способом обеспечить стабильный источник дохода, поскольку мы регулярно сдавали его в аренду. Он также согласился на ежегодную стипендию в сто тысяч долларов. Это позволило нам привести детей в более безопасную среду, а также помогло позволить себе круглосуточную вооруженную охрану, на чем он настоял, что нас удивило. Внутри.

За шесть месяцев мой отец также полностью восстановил Масего. Это был самый лучший дом для детей, с которым мы когда-либо сталкивались в Уганде, во всей Африке, и он мог вместить более двухсот детей одновременно.

Когда я рассказала отцу о своих планах навсегда переехать в Уганду, он не стал сопротивляться, как я ожидала поначалу. Вместо этого он сказал, что у него есть только две просьбы. Первая, я позволила ему поддержать мое дело так, как он считал нужным. У него была непрекращающаяся потребность в контроле. Но если бы он был тем, кто проявлял великодушие, я бы не стала завидовать ему за это. Второе заключалось в том, что мы с ним начнем все сначала, что я помогу ему стать хорошим отцом, потому что, цитирую, «ты превратилась в великолепную дочь, а великолепные дочери заслуживают хороших отцов».

Ян отбросил мое белое шелковое платье в сторону и уставился на мое отражение.

Он провел руками по моим плечам, бокам и положил их мне на бедра, лукаво улыбаясь. Внезапно меня подхватили и швырнули обратно на кровать, заставив рассмеяться. Мои волосы веером рассыпались вокруг его лица. Момент быстро превратился из веселого в нечто острое.

— Я люблю тебя, Софи Абердин.

Я нежно поцеловала его в губы.

— Я тоже люблю тебя, моя вторая половинка.

Он улыбнулся на это, а затем перевернул нас обоих. Он протянул руку и включил песню «Между двумя точками», группы The Glitch Mob, играющей на нашем айподе.

Он глубоко поцеловал меня, наши языки переплелись, и произнес мое имя, приблизив мое ухо к его рту. Он укусил меня за мочку уха и прошептал: