Лучшее средство от любви (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

Только я открыл рот, чтобы высказать — да-да, я помню про ее положение — Лане свое… кхм… недоумение ее вмешательством, как тренькнул мой телефон.

«Все готово, господин Зарицкий. Наши люди ждут вас».

— Ну что ж, а теперь все же сюрприз. Только для него надо всем обуться. Полина, нам надо пройти к двери, ведущей на черную лестницу.

— Зачем? — офигела моя форелька. — И откуда ты вообще про нее знаешь?

— Затем, что именно за той дверью нас ждет обещанный сюрприз, — ухмыльнулся я. Такую наживку, скользкая и верткая моя, ты не пропустишь мимо своего милого ротика. Заглотишь как миленькая. Или я не Зарицкий.

Черная лестница, ведущая на крышу, смотрелась… ну, смотрелась, в общем. Я им накануне объяснил, что девушка у меня интеллигентная, из хорошей семьи, и с чувством вкуса и меры у нее все в порядке. Поэтому никаких пошлых розовых лепестков и вонючих свечек, слава богу, не было. Строгая драпировка старых стен, уложенный на ступени элегантного цвета ковер, и картины — вернее, черно-белые фото. Нас с Полиной. На Сейшелах. Самые яркие, самые красивые, самые проникновенные. Но такие, что можно показать даже родителям.

Явно знавший, как должна выглядеть эта лестница, папа присвистнул, а мама и Лана слаженно охнули. Полина же, вцепившись в руку коготками, едва слышно прошипела:

— Я все-таки убью тебя, яхтсмен-лодочник. И кто, черт возьми, рассказал тебе про эту лестницу?

— Какая разница, милая? А убьешь чуть позже, оʼкей? — так же тихо ответил я, ведя ее наверх. Вот примешь колечко, родишь мне пару-тройку детишек, проживешь со мной сладко лет сорок-пятьдесят, и убивай на здоровье.

Крыша не подкачала — вид на ночной город отсюда и правда был хорош. Эх, плакал мой новый сибоб, придется отложить покупку на пару недель. Зато первое впечатление на родителей будет произведено самое что ни на есть наилучшее. Да и Белоснежке моей теперь сложновато будет отвертеться от всего прилагающегося к моему нынешнему сюрпризу. А то папуля у меня такой — не зря карьеру в лихие девяностые начинал, поставит ведь на счетчик, если я ему внука или внучку через девять месяцев не предъявлю.

— Прошу сюда, господа, — вежливо склонил голову встречающий господин в смокинге.

Видок у нас у всех, понятное дело, был тот еще — не совсем так чтобы парадный, ну и хрен с ним. Зато мероприятие организовано так, как я люблю — быстро, слаженно, без вечных проволочек и «завтра-приходите» отмазок.

Крыша была застелена зеленым покрытием, имитирующим коротко подстриженный газон. Под легкой беседкой, драпированной прозрачной тканью, стоял стол, накрытый на пятерых. Хрусталь таинственно мерцал, отражая блики приглушенной подсветки, которая ничуть не мешала любоваться видами нежно любимого моей будущей женой Санкт-Петербурга. Красивый город. Ничего не скажешь. Холодный только, зар-р-раза. Ну ничего. Нам теперь вместе замерзнуть точно не светит.

— Шампанское? — прошелестел возле уха официант и, получив мой утвердительный кивок, ловко откупорил бутылку «Дом Периньон».

— Понтушка, — сквозь зубы прокомментировала моя капризная рыба. Но глаза-то вон блестят, и дышит с замиранием. Кто молодец?

— Ой, мамочки, как я весь этот гламур люблю и обожаю, — захлопала в ладоши крольчишка.

Полина же только вздохнула, а точнее, сдавленно всхлипнула, принимая бокал.

— Хм, Люминус 2003 года? Достойно, достойно, — вздернул бровь Юрий Францевич, крутя бокал в руках и принюхиваясь к аромату.

Еще бы не достойно. Повод у нас тут достойный. И обрамление ему должно соответствовать.

— Это что, черная икра? — придушенно уточнила теща, кивая на хрустальные розетки с щедрыми горками маслянисто поблескивающего деликатеса, на что Полина лишь закатила глаза и умудрилась пнуть меня ногой под столом.

А я всего лишь хочу сразу расставить все точки над ё. Я богат, я щедр, а то что распи*дяй, каких свет не видывал — ну так ты ж именно на такого и повелась, рыба моей мечты. А вот посыл твоим родителям я отправляю ясный и четкий дальше некуда: я достоин вашей самой замечательной в мире дочери, так что давайте уже чокнемся и скажем мне «да», да?

— Милая, я знаю, что ты считаешь меня не самой подходящей парой для себя. И признаю, что у меня куча недостатков. — А про достоинства я тут вслух, пожалуй, говорить не буду. — Но у меня есть один аргумент, который, я надеюсь, перевесит все твои сомнения. — Я полез в карман и вытащил бархатную красную коробочку — а вы думали? У меня тут все на самом деле серьезно. — Я люблю тебя. Уж не знаю, насколько сильно, но думаю, что очень. Потому что ради тебя готов меняться. Готов учиться новому, отказываться от старых привычек, готов с тобой вместе даже жить здесь, в твоем любимом Питере. Но недолго. Потому что, блин, холодно тут у вас, — я передернул плечами, как от озноба. — И я хочу подарить тебе свой мир — весь, который у меня есть. Примешь ли ты его в подарок вместе с этим кольцом и моим предложением оказать мне честь и стать моей женой?

— А-а-а-а, как это ми-и-ило-о-о-о, — разревелась беременная крольчишка, немного смазав торжественность момента. — Соглаша-а-айся, Полинка-а-а. Смотри, какое колечко кла-а-ассное.

— Доченька моя, — дрожащим голосом произнесла будущая теща, схватившись за сердце. А доченька лишь склонила голову набок и с каким-то странным выражением на лице прищурилась. И что это мы задумали, рыбка моя золотая?

Юрий Францевич только кивал, глядя на меня с явным одобрением.

— А и соглашусь, — решительно кивнула форелька и наконец приняла коробочку в руки. — Только, раз уж сказал, что готов меняться, то начнем с одного малю-у-у-усенького испытания. Согласен?

Бли-и-ин, ну почему нельзя было просто сказать «да», а потом мы бы уже обговорили все твои испытания: и малюсенькие, и большусенькие — какие угодно, лишь бы горизонтально. И с тобой.

— Розовый! Точка! — припечатала Полина, вызывающе зыркнув на меня.

— Слушай, ну, я понимаю, что невесты — народ капризный и где-то даже нелогичный… — в сотый, наверное, раз я попытался воззвать к голосу разума, но тут же схлопотал ладошкой. Тоже уже далеко не в первый раз. Бедный я бедный, только женился — и уже то и дело подвергаюсь домашнему насилию. Ладно, я не против, особенно когда оно перерастает стремительно в сексуальные противостояния. — Ай! Да за что?

— Скажи спасибо за нашу нелогичность, — ткнула в меня еще и указующим перстом моя рыбка, наградив грозным взглядом. — Логичные за таких не выходят!

— Да за каких таких-то?

— За обормотов таких!

Так, вот эту тему мы не развиваем, она все еще из числа опасных. И нет, это не потому, что я внезапно ссыкун лицемерный стал. Просто мне реально муторно, когда при воспоминании о том, какую жизнь я вел, в глазах моей Белоснежки появляется тень тревоги за наше будущее. Я не налажаю. Но нужно время. Время для рождения полного доверия. И боюсь я, что его за девять месяцев даже не выносишь. Вот та самая фигня, о которой вечно предупреждают тебя в молодости, а ты забиваешь, да? О том, что все, что ты делаешь, так или иначе прилетит тебе же и по затылку.

— Да где ты видела невесту в розовом? — вернулся я к изрядно доставшей меня теме.

— А ты прям так много каталогов свадебных посмотрел, да? Да это сейчас писк сезона.

— Розовый? Ты сейчас серьезно? — Блин, да за эти дни гребаной подготовки, на которую я сдуру подписался, у меня уже глазные мышцы сводит от закатывания.

— Если быть точнее, то это называется «пудровый», и он на пике моды.

— Зачем пудровый? Что пудрить? И так мозги у жениха бедного запудрены дальше неку… Все! Нет! Сдаюсь! Сдаюсь! Ай! Мама! Ты нас сейчас на рифы посадишь! Выворачивай! Выворачивай руль! Левее бери! Левее, а не правее! Блин! Белоснежка! Я чуть за борт не свалился.

— А нефиг злить меня, когда я в таком нервном состоянии.

— Бо-о-оги, да когда оно уже у тебя закончится, состояние-положение это?

— Вот отгуляем свадьбу, и закончится.