На чаше весов (СИ) - Кочетова Наталья

Девушка уходит, но чувство ужаса с собой не забирает. Оно остается со мной. Потому что оно мое. Собственное.

Я смотрю на тело и лужу крови вокруг него. Трясу головой и пячусь назад. Чувствую, как подгибаются колени, и я падаю. Что-то сдавливает грудную клетку так сильно, что я не могу вдохнуть. Комната начинает кружиться, мое тело слабеет, на глаза наползает темнота, шум заполняет всю мою голову, и я падаю на пол лицом вниз, утопая в темноте.

Складываю в чемодан свой небогатый гардероб, сгребаю в пакет все стоящие на полке в ванной пузырьки и баночки, и сую туда же. Аккуратно укладываю свои лекарства и иду на кухню, чтобы взять с собой любимую чашку.

На глаза попадается стоящая на шкафу, так и не открытая с нового года, бутылка шампанского, подаренная начальством. Я не пью алкоголь, можно было бы подарить ее кому-то, но теперь, такие подарки уже не актуальны. Теперь, когда вы идете в гости, принято дарить воду. На данный момент — это самый ценный презент.

Недолго думая, тянусь за темной бутылкой и сую в чемодан. Я не знаю, что меня ждет в столице, но совершенно точно, не собираюсь разбрасываться жидкостью, годящуюся к употреблению, чем бы она не была.

На столе стоит бутылка с водой. Почти полная литровая бутылка. Ее должно было хватить до воскресенья, но в воскресенье меня здесь уже не будет, так что я решаю под конец расщедриться и завариваю себе чай.

В моем распоряжении еще как минимум двадцать минут, поэтому я пью горячий ароматный напиток не спеша. Хочу насладиться им, но мне не удается. Мысли то и дело соскальзывают к недавнему разговору с Вадимом и пытаются выстроить дальнейшие перспективы, предугадать возможное развитие событий.

Сколько не размышляю, никак не могу прийти к чему-то светлому, или хотя бы удовлетворительному. Будущее видится мне весьма туманным и мрачным.

Не знаю, что за работу он для меня приготовил, но почти уверенна, что это снова связано с моей эмпатией, а значит ничего хорошего меня не ждет.

Вздыхаю и окидываю взглядом кухню, в которой готовила себе ужины в течении последних двух лет. Я успела привыкнуть к этой квартире, к этому городу, к своей работе и людям, окружавшим меня в последнее время. Но теперь мне придется привыкать к чему-то другому. Только боюсь, это ненадолго — не думаю, что мое сердце сможет продержаться хотя бы полгода, что бы там не планировал на счет меня Вадим.

В последний раз вздыхаю, беру чемодан и выхожу из квартиры. Запираю дверь и, по указанию хозяйки квартиры, отдаю ключ соседке. Спускаюсь на лифте и выхожу из подъезда. Из белого внедорожника тут же выходит Вадим и идет мне на встречу. Забирает из моих рук чемодан, и, загрузив его в багажник, молча садится обратно. Мне не требуется приглашение, я теперь — просто марионетка, и сама должна понимать, что должна делать. Так что я молча делаю то, что от меня ждут.

Едва сажусь на пассажирское сидение, машина сразу же трогается.

Долгое время мы едем молча. Не хочу говорить с ним, смотреть на него и ощущать его присутствие. Просто съёживаюсь на сиденье и обнимаю себя руками, уставившись в окно.

Тишина нарушается периодически звонками его мобильного. Вадим отвечает кратко и быстро, и я не пытаюсь прислушаться или что-то понять. Не испытываю любопытства, не хочу ничего знать. Но последний звонок все же что-то задевает во мне.

— Да, — как и на предыдущие звонки сухо, отвечает Вадим. Некоторое время слушает то, что говорит звонящий и отвечает. — Я не смог. Прости, сын. Я приеду в воскресенье. Обещаю. — Добавляет тише и отключает телефон.

Я поворачиваю голову так резко, что сводит шею. Сын???

— У тебя есть сын? — Спрашиваю, уставившись на него широкими глазами. Вадим кивает. Вообще-то меня это не касается, но я не могу не спросить. — И сколько ему?

— Ему семь. — С задержкой отвечает Вадим и бросает на меня косой взгляд.

Он прекрасно знает то, о чем я думаю и, конечно, догадывается, какие чувства вызовет у меня его ответ, но все равно хочет увидеть мою реакцию. Не стану показывать ему, что это меня хоть сколько-то трогает. Пытаюсь улыбнуться, но боюсь даже представить, как выглядит при этом мое лицо. Сложно улыбаться, когда внутри так дерьмово. Когда понимаешь, что ты был прав в своих самых горьких опасениях.

Я уехала восемь лет назад. Его сыну семь. Значит он заделал его почти сразу после моего отъезда. Что лишний раз подтверждает его полное ко мне равнодушие. Говоря откровенно, я не нуждаюсь в подтверждениях, этот факт и без того известен мне давным-давно, но открытие все равно больно царапает грудь изнутри.

— Поздравляю. — Почти неслышно, стараясь выглядеть как можно более безразличной, говорю я и снова отворачиваюсь к окну.

Еще пару часов поездки проходит в молчании, а после Вадим, заехав в какой-то город, останавливается около здания с красивым деревянным фасадом и летней площадкой с круглыми столиками.

— Выходи. — Бросает в мою сторону и выходит из машины, не дождавшись моего ответа.

Я не двигаюсь с места и Вадим, пройдя несколько шагов в сторону кафе, останавливается и оборачивается. Ждет несколько секунд, и снова возвращается к машине. Распахивает пассажирскую дверь и смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь.

— Я не голодна. — Глядя на него исподлобья отвечаю я и скрещиваю руки на груди.

— Нам ехать еще четыре часа. — Замечает Вадим. Я не отвечаю, просто отворачиваюсь. — Как хочешь. — Равнодушно добавляет Вадим и захлопывает дверь.

Он спокойно уходит, не блокируя двери машины, и я горько усмехаюсь. Я могла бы попробовать сбежать, но он прекрасно знает, что я не стану этого делать. Где бы я не спряталась, он найдет меня. Отыщет и вернет. Потому что я ему нужна.

Интересно, если я заморю себя голодом, и умру раньше времени, это сильно подпортит его планы?

Мысль заставляет задуматься. Нет, не о том, чтобы ускорить свою смерть, конечно. Скорее наоборот.

Я нужна ему. А значит… Значит он должен делать все, чтобы подольше сохранить мою жизнь. Он должен делать все, чтобы мне было комфортно.

Чувствую, как на лице появляется злорадная ухмылка. Выхожу из машины и намеренно громко хлопнув дверью, иду в кафе.

Без труда отыскиваю Вадима и, подойдя к его столику, сажусь напротив, скрестив руки на груди и глядя на него с вызовом. Впрочем, это я хочу, чтобы мой взгляд отражал вызов, непокорность и уверенность в себе, но что выходит на самом деле, не могу оценить. Надеюсь, я не выгляжу, как мелкое жалкое животное, которое хочет казаться крупнее, и оттого выглядит еще более жалко.

Вадим поднимает на меня глаза, но смотрит без эмоций, продолжая есть. Рядом со мной появляется официант.

— Меню?

— Нет, спасибо. — Тут же отвечаю я. — Просто принесите мне все самое дорогое, что у вас есть.

Вадим снова смотрит на меня и сужает глаза. Едва заметно усмехается, но ничего не говорит. Знаю, что веду себя глупо и по-детски, но мне хочется хоть немного ему досадить. Да почему бы мне не взять для себя немного пользы из сложившейся ситуации?

Не хочу быть просто безмолвной, сносящей все тяготы и лишения жертвой, если я могу получить хоть какую-никакую компенсацию за свои неудобства.

Я не оптимист. Совсем нет. Никто не учил меня находить позитивное там, где его априори быть не может. Однако же и убиваться, и хоронить себя раньше времени я совершенно точно не намерена.

Через несколько минут мне приносят стейк, овощи-гриль, салат из морепродуктов и молочный коктейль. Я немного расстроена, что в их меню не оказалось какой-нибудь мраморной говядины или королевских омаров, но и это не так уж плохо.

Мы в молчании съедаем свой ужин и снова возвращаемся в машину.

Едем быстро, как и прежде храня молчание. Смотреть в окно на мелькающие деревья, здания и города быстро надоедает. Какое-то время пытаюсь слушать музыку и читать книгу на телефоне, но, когда улице начинает темнеть, я, убаюканная плавным ходом машины, в какой-то момент проваливаюсь в сон.