Рок царя Эдипа (СИ) - Ростокина Виктория Николаевна

— Я тебя люблю, — и сам словно испугался своих слов.

Инна потянулась к нему, обхватила рукой за шею и, задыхаясь от переполнявшего ее счастья, шепнула в ответ:

— И я люблю тебя… Давно люблю…

Но уже надо было выскакивать, чтобы мчаться вверх по эскалатору, а потом догонять уходящий автобус.

А хотелось остановиться, прижаться друг к другу, повторять эти волшебные слова и длить это мгновение бесконечно…

И только в подъезде, пока лифт неспешно спускался с верхнего этажа, они наконец обнялись торопливо и исступленно, и первый поцелуй обжег губы, и дыхание перехватило, ноги ослабели… но Юра уже подталкивал ее к раскрывшимся дверям лифта, и Инна, ничего не соображая, машинально нажала кнопку…

У него не было до нее девчонок, а у Инны не было парней, они оба были неопытны, но жадно стремились познать все, преодолев наконец сковывающую робость.

Теперь в кинотеатрах они выбирали последний ряд и, не глядя на экран, начинали целоваться, едва только в зале гас свет.

Они садились в электричку и ехали подальше от Москвы, непрерывно целуясь в тамбуре, выходили на Богом забытом полустанке, где не было ни одной живой души, и по часу ненасытно не могли оторваться друг от друга, пока не приходила обратная электричка.

Им обоим уже становилось мало этих не утоляющих жар поцелуев. И вот однажды…

Инна помнила каждое мгновение того вечера, словно это случилось вчера. Конечно, все, что происходит впервые, ярко врезается в память… Но с годами она стала думать, что неспроста ни один из ее двух мужей, ни один из любовников так и не сумел изгладить из ее памяти тех, первых ощущений, которые подарил ей Юра.

Снегу тогда в Москве намело… горы. И мороз был около тридцати. Даже жаркие слова любви стыли на морозе, словно примерзая к заиндевевшим губам…

Юра привел ее в свое общежитие, и они пили с двумя его друзьями горячий чай и держались за руки. А потом друзья извинились и ушли куда-то, оставив их одних…

Саша и Костя… Они с Юрой понимали друг друга с полуслова. Как они потом пробовали поддержать Инну в ту кошмарную осень. Но это было потом. А тогда… Она даже предположить не могла, что такое может случиться с ее Юркой…

Мальчишки ушли, а Инна невольно бросила взгляд на Юрину койку. Она стояла у окна, над ней висела полка с книжками, и Инна, чтобы скрыть волнение, подошла посмотреть их. Все по механике, справочники, учебники. Она перелистывала страницы, совершенно не вникая, что там написано, и только прислушиваясь к мягким Юриным шагам…

Вот ключ повернулся в замке… скрипнула дверца шкафа… Он все ближе… остановился… не решается подойти вплотную…

И тогда Инна сама повернулась к нему и сделала шаг навстречу.

Как они оба были неопытны и нетерпеливы… Как торопливо раздевали друг друга, зажмурившись и ища губами губы… словно, если открыть глаза и посмотреть, исчезнет это опьяняющее волшебство.

— Ты не боишься?

Юра вдруг остановился в последний момент, приподнялся на сильных руках и испытующе посмотрел Инне в лицо.

— Нет…

Она зажмурилась еще крепче и затаила дыхание…

И удивилась, что нет боли, о которой шушукались девчонки. А есть только безумное чувство полета, парения, словно они поднялись над узкой скрипучей кроватью и обнимают друг друга крыльями в воздухе, как птицы…

Она даже не сразу поняла, что вот это и есть «то самое», сокровенное, запретное, взрослое…

Только радость — вот теперь мы вместе, до конца…

Она крепко обняла Юру, прижимая его к себе, и удивилась… Его плечи вздрагивали, он весь трясся мелкой нервной дрожью…

— А я тебя чувствую, — шепнула она и счастливо засмеялась. — Там, внутри… Это ты?

Он оторвал лицо от ее плеча и тоже улыбнулся, смущенно и радостно.

— Это мы…

Странно, но Инна совершенно не испытывала стыда. Прижавшись друг к дружке на тесной койке, они исследовали запретные, потаенные места своей «половины» и совершали открытия… А потом находили губами глаза, щеки, волосы и целовались, целовались…

Сколько длилось это волшебство? Час? Вечность?

В дверь тихонько, деликатно постучали.

— Сейчас, — сказал Юра внезапно охрипшим басом.

Они переглянулись, как заговорщики, и засмеялись.

— Я испачкала твою постель! — вдруг в панике сообразила Инна и тут только заметила, что лежит на старой Юриной рубашке, тоже полосатой, как и та, которую он надевал на танцы…

Они совсем не торопились, разбирая брошенную на пол одежду.

В дверь опять постучали, уже нетерпеливо.

Они быстро застелили постель одеялом и открыли ребятам, держась за руки и не скрывая переполнявшего их счастья.

И ни Саша, ни Костя не позволили себе понимающей ухмылки, глядя на эти сияющие лица. Да разве могла прийти на ум пошлая мысль, когда эти двое так переполнены случившимся?

Всю долгую зиму и слякотную весну Саша с Костей давали приют ошалевшим влюбленным. А едва пригрело солнышко, ложем для них стала нежная, пробившаяся сквозь прошлогоднюю листву травка. Они брали с собой бутерброды и исчезали на целый день, только вдвоем, в знакомых с прошлого лета заповедных уголках.

На носу были экзамены, но Инне ничего не лезло в голову, кроме сумасшедших воспоминаний о прошлом вечере и радостного предвкушения нынешнего…

Они хорошо изучили друг друга, они шаг за шагом вместе познали сложную науку взаимодействия тел, и никакая другая наука не могла сравниться с этой, волнующей и прекрасной.

Инна с трудом кое-как сдала выпускные экзамены в школе и с треском завалилась на первом же в институт. Но она не расстроилась, даже обрадовалась, что наконец-то свободна от нудной зубрежки и теперь все ее время без остатка будет принадлежать только Юре.

Ее одноклассники строили планы на самостоятельную жизнь, и Инна с Юрой тоже мечтали о том времени, когда, не скрываясь, смогут жить вместе.

Только одна проблема омрачала их надежды — Инне было всего семнадцать, а Юре осенью предстояло идти в армию.

— Я буду ждать тебя, — горячо заверила Инна. — Знаешь, какая я верная! Только… целых два года… Да я же умру за это время…

— Я буду каждый день писать тебе, — обещал Юра.

— И я тебе… каждый день!

Томительное предчувствие разлуки тут же сменялось детской радостью наслаждения каждой проведенной вместе минутой…

Как они были тогда наивны… Почему она не вцепилась в него, зачем отпустила, позволила уйти в эту проклятую армию?

«С любимыми не расставайтесь…» Она же читала эти стихи и все же не последовала такой мудрой заповеди…

Когда Инна провожала Юру к военкомату, под ногами шуршала золотая листва, и нежаркое солнце еще ласкало голые, облетевшие ветки деревьев.

Саша и Костя тоже уходили вместе с Юрой. Именно тогда при виде их наголо остриженных голов у Инны вдруг сжалось сердце от неясного предчувствия чего-то неотвратимого… Но тогда она думала, что теряет сейчас привычный круг друзей, лишаясь вместе с любимым и всего того, что было близко, знакомо, понятно, что вселяло чувство уверенности и защиты.

Юра по ее просьбе не остриг смоляную шевелюру и выделялся среди толпы призывников.

Вокруг плакали, прощаясь, матери и невесты, а Юру провожала только она одна, и только ей посвятил он эти последние минуты, торопливо шепча напоследок все, что не успел сказать.

Инне почему-то стыдно было плакать, да и Юра старался шутить, мол, не на войну провожаешь, два года не срок для влюбленных… И, глядя на таких же девчонок-невест, Инна утешала себя, что не так это страшно, не одна же она такая, они тоже будут ждать и писать письма…

Юра помахал ей последний раз и побежал к автобусу, Саша и Костя тоже обняли ее, пожелав терпения, и автобусы прошуршали шинами мимо, давя опавшую листву…

И потянулись дни… долгие, политые холодными ливнями, пустые и тоскливые…

И от этой беспросветной мути за окном и бесконечных мыслей у Инны теперь постоянно болела голова, к горлу подкатывала тошнота, а нос, как у служебной собаки, различал малейшие оттенки запахов, ставших вдруг неприятными и резкими.