Изабелла Сантакроче - Револьвер

Джанмария был в восторге от своего завоевания. Он представил меня своей маме. Через несколько дней после той встречи. Увидишь, ты ей очень сильно понравишься. Она великая женщина. Действительно, она была большой. Под футболкой с вышитым белым и красным розарием теснились две огромные груди. Крашеные каштановые с желтоватыми отливами волосы. Под Мышкой пакет с курицей. На лице нарисован вопрос. Снаряд, попавший между моих глаз. Кто такая эта. Она не произнесла этого. Сказал ее взгляд. И сразу же отправилась к плите. Не то чтобы ей было наплевать на знакомство со мной. Иногда она делала вид, что меня нет. Она разговаривала с сыном, забрасывая меня землей. Она была счастлива, что он нашел подругу. Как-нибудь она всем расскажет об этом. Конец злобным сплетням. В то же время я считала, что это казалось ей предательством. Я молодая любовница. Замена. На его голове вырастут рога. Я пыталась быть с ней любезной. Смягчить ее. Я хотела, чтобы она заметила присутствие чужака. Если я ей улыбалась, она смотрела на меня так, как будто я сделала что-то ужасное. Если я пыталась оказаться полезной, она меня не замечала. Она мне говорила, нет, не беспокойся, сделаю сама, у меня есть опыт. Быстро передвигалась среди кастрюль. С гордостью сдирала с курицы кожу. Бумагу. Как будто она была картиной Пикассо. Я сама приготовлю ее. Не так, как в забегаловках, совсем сухой. Без мяса. Мне ее принес крестьянин. Какая большая. Я пробовала помогать ей. Я рассчитывала свои движения. Подходила к птице, как на конкурсе красоты. Она тотчас вступала, чтобы обезоружить меня. Нет, стой, не разрезай ее ножницами. Она будет пахнуть металлом. Эта курица была главным действующим лицом встречи. А я глупой статисткой. Из тех, что появляются на миг и тотчас исчезают. Из тех, чье имя не появляется на экране. Мне хотелось запереться в ванной. Три часа чистить зубы. Я не была необходима, как та курочка. Вдруг она начинала расспрашивать меня о моих кулинарных способностях. Во всем этом Джанмария стал деталью. Ее шпилькой. Ее лаком для волос. Молчал. Был запуган. На коленях. Надеюсь, ты умеешь готовить. По крайней мере это. Как ты делаешь ризотто со спаржей. А котлеты с горошком. А рагу из сосисок? Ты должна очистить сосиску, приправив ее помидором. Ты знаешь, как их чистят? Ну, ты знаешь, как их чистят? Попробуй очистить одну. Возьми ее из холодильника. Я хочу видеть, как ты ее очистишь. Очень важно, чтобы ты делала это правильно. Меня начинало тошнить. Мне приходилось делать, стоя рядом с ней. В двух миллиметрах. Возьми ее двумя руками. Дурочка, я тебя не съем. Давай начинай. Ты чего ждешь. Я бы заткнула ее прямо ей в жопу. Но очищала, чтобы успокоить ее. Мне она казалась обрубком таксы. Я видела эту таксу без лапы. Это свекровь отрезала лапу. Она это сделала, чтобы у нас была сосиска, которую нужно было очистить при первой нашей встрече. Подвергнуть меня испытанию. Осуществить проверку. Дать мне понять, что я неумелая непрошеная гостья. Я бежала, как безумная, к своей цели — стать образцовой домохозяйкой. Я должна была убедить всех. Доказать свою невинность. Мою опытность среди домашних стен. Я должна была научиться вести себя как славная девушка. Вспомнить, как это было когда-то. Все свои темные стороны запрятать подальше. Открыть светлые и неизвестные. Никогда не использованные. Я должна была научиться пользоваться ими. Моя ясная и кристальная часть была только необыкновенной машиной, ходов которой я не знала. Педали. Я пошла в школу вождения. Страх, что я не смогу затормозить. Правильно припарковаться. Ужас, я слишком поспешно бросилась туда, где царят хорошие манеры и здоровые принципы. Страх наехать на них. Не заметить знак «движение запрещается» и очутиться в темноте. Я использовала усердие и благоговение. Перед каждым обгоном включать стрелку. Жаль, если мне дадут под зад коленом. Вновь отправят в преисподнюю. Удерживать нужное расстояние, чтобы не задеть чувствительность тех, кто уже давно едет по той жизни с разумными правилами. Мне удалось, чтобы та валькирия частично меня приняла. Стала бы моей учительницей с указкой в руках. Покажи мне руки. Чтобы я могла ударить по ним. Мне удалось изобразить мой интерес к разговорам ее сына.

Он мне рассказывал о том, как три дня в году проводил в горах, сделав прививку против яда гадюки. Об ожоге второй степени на голени. Рассказывал об адвокате. Ни перед кем не гнет спины. Время от времени я слышала, как он важно отвечал ему по телефону. Он меня спрашивал, сколько стоила телятина. Баклажаны. Моющее средство для посуды. Он хотел отвести меня в торговый центр, где продаются товары без фабричной марки. Чтобы я устроила из них склад. Возможно, он думал, что разразится какая-нибудь мировая катастрофа. Война. Часто он мне сообщал, что важно рано ложиться спать. Самый лучший сон от десяти до полуночи. От принца, каким я его себе представляла, почти через месяц осталось только воспоминание. А через два и его не осталось. Через три это уже был не мужчина, а растение. Он отправлялся спать после какой-нибудь глупой программы. Я с трудом следовала за ним. Часа два лежала с открытыми глазами. Иногда я, как воровка, потихоньку уходила в гостиную. Звонила Веронике, сказочной попке. С нею мы больше не виделись. Перезванивались. Первый раз, когда я ей позвонила, она была в замешательстве. Между нами что-то оборвалось. Я пыталась возродить нашу дружбу. Заставить ее ожить в телефонной трубке. Насладиться хотя бы ее частью. Оставшейся в зубах от той каннибальской жизни крошкой. Мне не удавалось оставаться искренней. Рассказать обо всем, как оно был на самом деле. Я не хотела, чтобы она узнала о моем поражении. Не хотела объединять ее с Анджеликой. Закрыть глаза. Хотя бы прикрыть их. Я удерживала веки. Чтобы ветер только частично их задел. Потому что истина еще не уничтожила мои мечты, уже зараженные неудачей. Она вышла замуж за какого-то преступника. Что-то вроде швейцарского мафиози. Сводника-диктатора. Великолепная… Она была арестанткой. На ночь он запирал ее в шкаф. А сам уходил развлекаться. Боялся, что она убежит. В один прекрасный день она это сделала. Он ее разыскал. И хорошенько избил. Она уносила телефон подальше. Отвечала пронзительным голосом, как будто была на танцах. Я ей рассказывала сказки. Придумывала приятную жизнь. Не похожую на ее. Совсем другую. Какое счастье, что я его встретила! Какой блестящий мужчина! Полно бабок! Романтик! Как я радуюсь, что он со мной! История любви, достойная этого века. Я слышала, как он храпел рядом. Казалось, в его горле поселились лягушки. Я смотрела на квартиру, которую знала наизусть. Безделушки, пыль с которых я стирала каждый день. Полная тишина. Я говорила самой себе, неблагодарная, будь довольна. Прощалась с ней. По ее голосу я поняла, она знает, что я вру. Возвращалась и обнимала его во сне. Я надеялась, он проснется и будет ласкать меня. А он провалился в сон. Неподвижный, как мумия. Как тетя, которая лежала на столе, когда приходила врачиха в халате. Раз в неделю приходила девушка. В белом халате. Повязка с красным крестом. На скатерть она клала одеяло. Кусок ткани в клетку. Из чистой шерсти. Только шерсть была чистой. Она никогда ни с кем не совокуплялась. А она оставшаяся в живых. С девственной плевой. Девственная плева в клетку. Она поднимала ее ноги. Сгибала их, как носовые платки. Вращала, как крылья мельницы. Вокруг поля. Пасутся гуси. Тяжелые облака. Голубизна неба спускалась на землю. Тетя задыхалась от усилий, лежа на столе. Дышала тяжело, но сильно и ритмично. Казалось, что между ягодиц ей воткнули вибратор. До самого конца. В какие-то дни мне приходилось укрощать ее конечности. В потолок я ввинтила крюки. Ее лодыжки я привязывала веревками. Поднимала ее бедра. Ее голени. Это мышечное напряжение тела. Все залито ее слюной. Прозрачный студень. Частичное, моментальное подвешивание на бойне для женщин. Она — подвешенная на крюк корова. Я агнец, которого принесут в жертву на Пасху. Джанмария бык без рогов. Я уставала целовать его. Даже если бы я надавала ему пощечин, он не открыл бы глаза. У него был такой крепкий сон, что казалось, что он умер. Мой палец входил в меня. Я надевала наушники. Слушала музыку. Я мучительно страдала.