Александр Больных - Подлодки в бою. «Топи их всех!»

А вот далее начинается любопытная история, которая является пропагандистской фальшивкой, сочиненной для поднятия духа. Нас убеждают, что активность русских лодок «до известной степени стеснила свободу действий японского флота против Владивостока». Факты говорят о прямо противоположном. Во всяком случае, японцы, совершенно не подозревая о том, что они «стеснены», 15 апреля провели крупную миннозаградительную операцию у Владивостока, причем, учитывая продвижение Второй Тихоокеанской эскадры, операция была проведена в страшной спешке и руководил ею адмирал Камимура. Именно спешкой объясняется то, что отряд был собран «с бору по сосенке», ломая устоявшуюся структуру японского флота. Это были броненосные крейсера «Идзумо», «Токива», «Касуга», бронепалубные крейсера «Касаги», «Титосэ», «Ниитака», «Отова», авизо «Тихая», 4 отряда миноносцев и 4 минных заградителя. Было поставлено 715 мин между острова Аскольд и Корсакова. После этого 18 апреля адмирал Того собрал в районе Корейского пролива все корабли, которые он только имел, не оставив на севере ничего.

28 апреля в бухту Преображения, куда, по имевшимся сведениям, ожидался приход японских крейсеров, были направлены поодиночке лодки «Дельфин», «Касатка» и «Сом». Уже одно это рисует нам в наилучшем свете систему разведки русского флота – грош цена «имевшимся сведениям». И вот, следуя в указанную бухту, 29 апреля «Сом» встретил 2 японских миноносца. Мы не будем обвинять князя Трубецкого в неточностях, командиры лодок допускали и более странные ошибки, мало ли что можно увидеть в условиях ограниченного обзора. Но вот последующим историкам следовало бы сначала думать, а потом уже писать.

«Около 10 часов 45 минут вахтенный увидел пароход, быстро идущий нам напересечку курса, потом из-под берега увидел другой миноносец, по буруну можно было судить, что он имеет большой ход. Пока команда скрылась вниз (в момент появления миноносцев вся свободная команда находилась наверху), я и вахтенный увидели, что пароходы – двухтрубные миноносцы, которые быстро к нам приближаются. Отдал приказание изготовить и поставить мины, задраил броневую рубку и начал накачивать главную систерну. Когда лодка стала погружаться в боевое положение, правый неприятельский миноносец открыл огонь. Звуки выстрела были ясно слышны внутри лодки. Опустился на большую глубину – 40 футов – и взял курс на правый миноносец. Через несколько минут поднялся, осмотрел горизонт в перископ и увидел оба миноносца в кильватерной колонне, идущими на S. Дал полный ход и изменил курс напересечку миноносцам, но скоро потерял их из перископа, хотя осматривал весь горизонт. Выйдя на поверхность воды рубкой, смотрел в иллюминаторы, но не мог ничего увидеть, открыв броневую рубку, увидел, что нашел густой туман. Во время быстрого погружения лодки при появлении неприятельских миноносцев под выстрелами вся команда исполняла свои обязанности чрезвычайно хладнокровно и толково; суеты никакой не было, всякий исполнял свои обязанности, как на учении».

Именно этот эпизод и пытаются выдать за решающее боевое столкновение. Но кого видела подводная лодка и видела ли вообще – вопрос сложный. Посмотрите переизданную недавно книгу «Операции 37–38 годов Мэйдзи» и прикиньте, какие миноносцы вообще могли остаться к этому времени в северных портах. Судя по всему, остаются только совершенно ископаемые 50-тонные миноносцы Нормана, но даже если забыть, что они однотрубные, в самостоятельный поход к русским берегам эти карлики никак отправиться не могли.

С подводными лодками в Порт-Артуре дело обстояло совсем скверно – ничего, кроме легенд и слухов. То туда отправляют две лодки Джевецкого на пароходе «Дагмар», то для перевозки привлекают аж броненосец «Цесаревич». Не менее анекдотичной выглядит история о постройке инженером Налетовым подводного заградителя. Собственно, возникает один, но слишком серьезный вопрос: зачем все это было затеяно? Лодка в 25 тонн водоизмещения могла ставить мины только на внешнем рейде Порт-Артура, где с этим прекрасно справлялись истребители и минные катера артурской эскадры. Разумеется, нельзя не сказать о панике, охватившей поочередно обоих противников после подрыва на минах крупных кораблей. Сначала русские решили, что «Петропавловск» и «Победа» торпедированы подводными лодками, и принялись нещадно расстреливать воды Желтого моря. Потом такая же истерика случилась с японцами при подрыве «Ясимы» и «Хатсусе».

Кстати, о японцах. В июне 1904 года они заказали у того же Голланда 5 подводных лодок, как говорится, наш пострел везде поспел. В декабре она прибыли в Иокогаму в разобранном виде, к концу мая были собраны и испытаны, а к осени введены в состав флота. Но в силу ничтожной боевой ценности и отсутствия к этому времени противника, никаких операций не совершали и в боевых действиях не участвовали. Хотя командир «Олега» капитан 1 ранга Добротворский и утверждал позднее, что видел подводные лодки во время Цусимского сражения.

Вот с этих позиций стартовала подготовка флотов к следующей войне, которая, на всеобщую беду, оказалась мировой. К ней оказались в равной степени не готовы все подводные флоты, только эта неготовность выражалась по-разному. Прежде всего в этом следует обвинить самих адмиралов, которые видели в подводных лодках сугубо оборонительное оружие прибрежного действия, все ту же самую самоходную мину заграждения. Правда, иногда сумрак озаряли вспышки теоретической мысли, но лучше бы их не было. Например, английским адмиралам была противна сама мысль об обороне, поэтому не удивительно, что идея «эскадренной лодки» родилась именно в английских умах. Более того, англичане даже попытались реализовать ее на практике, хотя уровень техники этого совершенно не позволял. Кстати сказать, не позволял он это очень долго, до появления атомных подводных лодок, реанимировавших, казалось бы, умершую идею.

А пока ключевым моментом, определявшим все бытие подводных лодок, было их отвратительное техническое состояние и ничтожная боевая эффективность. Но когда на это накладывались еще и конструкторские ошибки, становилось совсем тяжко, как, например, русским морякам. Именно с русских лодок мы и начнем рассмотрение того оружия, с которым вступили флоты в Первую мировую войну.

Рассказывать о подводных лодках начала века, наверное, не имеет смысла, они полностью утратили свое военное значение к 1914 году и могли рассматриваться в лучшем случае как учебные корабли, но скорее всего – лишь как музейные экспонаты. При таком подходе вполне резонно будет даже исключить из рассмотрения лодки типа «Акула», которые явились базой для последующих проектов, но сами серьезной роли в ходе военных действий не сыграли. Зато следует более серьезно поговорить о знаменитых «Барсах» И. Бубнова и альтернативных проектах фирмы «Голланд», а также о подводном заградителе «Краб».

Конструктор русских лодок И. Бубнов за основу брал, чаще всего, абсолютно правильные идеи, но вот реализация их была очень далека от совершенства. Характерным примером является установка в качестве главных двигателей мощных дизелей. Они оказались настолько громоздкими, что свободных проходов у двигателей со стороны бортов не осталось. После установки всех вспомогательных устройств нормальное обслуживание и ремонт дизелей из-за страшной тесноты в машинном отделении тоже были невозможны.

Крупным недостатком этих лодок явилось большое время заполнения концевых цистерн главного балласта – около 3 минут. Между прочим, отсюда следует грустный вывод: приводимое в справочниках время погружения лодок, мягко говоря, не верно. Если за 3 минуты заполняются цистерны, это не значит, что лодка погрузится за 3 минуты. Вдобавок при заполнении цистерн помпами вверх поднимались 2 фонтана воды высотой около 10 метров, которые демаскировали лодку.

Решетчатые аппараты Джевецкого, благодаря которым «Барсы» имели неслыханно мощное торпедное вооружение, можно расценить двояко. Вроде бы их меткость не уступала меткости обычных трубчатых аппаратов, но русские лодки провели слишком мало атак, чтобы это можно было утверждать наверняка. Они ограничивали предельную глубину погружения, так как давление воды могло деформировать торпеды, но у «Барса» рабочая глубина составляла 50 метров, поэтому такое ограничение было несущественным. На лодках Балтийского завода эти аппараты располагались слишком низко над ватерлинией, поэтому и сами аппараты, и торпеды легко повреждались волнами и тем более льдом, даже мелкобитым. На лодках, строившихся на верфи Ноблесснера, этот недостаток исправили, разместив аппараты на верхней палубе, но стали аппараты от этого эффективнее – не известно. Можно заподозрить Бубнова в нездоровом пристрастии к этой системе, использованной еще на «Дельфине».

Но самым крупным недостатком конструкции лодок типа «Барс» было отсутствие водонепроницаемых переборок. В результате непотопляемость лодки оказалась совершенно не обеспечена. Наглядным доказательством абсолютно ничтожной живучести бубновских лодок послужил трагикомический эпизод, случившийся 31 мая 1931 года. Две подводные лодки типа «Барс» – № 4 (бывшая «Леопард») и № 9 (бывшая «Ерш») – находились в совместном плавании в Финском заливе. Ночью начался шторм, и лодки потеряли друг друга из вида, хотя продолжали следовать предписанным курсом. Командир лодки № 4 попытался найти лодку № 9 и пристроиться к ней в кильватер. Он увеличил скорость, но в темноте не заметил головную лодку, в результате чего произошло столкновение. Ограждением носовых рулей лодка № 4 ударила лодку № 9 в левый борт с кормы. Пробоина в прочном корпусе была просто ничтожной по размерам – не более ладони. Однако она находилась в недоступном для заделки месте: ее закрывали главная судовая и дифферентовочная магистрали, расположенные по левому борту. В этом же месте находилась соединительная муфта левого дизеля с электродвигателем.