Виктор Смирнов - Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья

Иван III не любил Новгород, с которым у него были связаны тяжелые личные воспоминания. Этот город когда-то приютил мятежного Дмитрия Шемяку, который ослепил его отца и хотел утопить как щенка его самого. Но главное, этот город был полной противоположностью того государства, которое строил великий князь. В то время как новгородцы строили свое государство снизу, выбирая всю власть от уличного старосты до посадника и архиепископа, Иван III истово верил в то, что всякая власть должна строиться только сверху.

Чтобы вытравить ненавистный дух вечевой республики, великий князь воспользовался способом столь же простым, сколь и жестоким. Он приказал просто-напросто …заменить население Новгорода! Это была первая в отечественной истории (но, увы, не последняя) массовая депортация жителей целого города. Многие тысячи самых дееспособных и состоятельных горожан силой были вывезены в низовые земли, а отобранные у них дома и земли заселялись приезжими служилыми людьми. Разоренный, обезлюдевший Новгород покидала тогдашняя творческая интеллигенция: иконописцы, храмостроители, ювелиры, переписчики книг.

В свите великого князя отъехали в Москву и тайные еретики Денис и Алексей. Ивану Васильевичу так понравились эти двое, что он решил доверить им Успенский и Архангельский соборы столицы. Чем же покорили еретики недоверчивого князя, ненавидевшего все новгородское? Вряд ли своими богословскими познаниями. Иван Васильевич был прагматиком до мозга костей и все свои действия подчинял главной цели — строительству монолитного Русского государства, целиком подвластного его воле. Возможно, Державный решил, что два понятливых новгородских священника, обязанные ему своим возвышением, могут пригодиться в еще малозаметном, но исподволь нарастающем конфликте с московским митрополитом Геронтием. К тому же оба умели понравиться сильным мира сего, они не обременяли свою паству строгостями и нравоучениями, но при этом производили впечатление людей образованных и политичных. Можно также предположить, что кто-то влиятельный составил протекцию новгородским священникам, не исключено, что это были московские наместники, знавшие о промосковских симпатиях еретиков. Факт остается фактом: по юле государя настоятелями двух главных русских храмов, один из которых был кафедральным собором митрополитов московских, а второй — родовой усыпальницей Рюриковичей, сделались два новгородских еретика. Вслед за Алексеем и Денисом перебрались в Москву и некоторые другие их единомышленники, а вместе с ними перекочевала в столицу и сама ересь…

Так наметился этот странноватый союз «жидовствующих» с носителем высшей государственной власти, и этот союз станет едва ли не главной отличительной особенностью ереси, во многом объясняющей ее редкую живучесть и грядущие головокружительные успехи.

В начале восьмидесятых годов пятнадцатого века на необозримых русских просторах случилось много перемен. С присоединением новгородских земель Московское княжество превратилась в самое большое государство Европы. «Стоянием на Угре» закончилось монгольское иго. Вчерашняя Московия становилась Россией.

Завоевав новгородские земли, Иван III нуждался во времени для того, чтобы переварить эту громадную добычу под завистливыми взорами соседей, с опозданием осознавших, какую роковую ошибку они допустили, позволив ему расправиться с вечевой республикой. Теперь границы Московского государства распространились аж до Финского залива, войдя в прямое соприкосновение с европейскими странами.

Соседи не спешили принимать новое государство в свое сообщество. По выражению одного историка, Европа в ту пору повернулась к России «могучим литовским задом». Со своей стороны Литва всячески противилась усилению Москвы, стремясь удержать за собой южнорусские земли, захваченные ею после того как Киевская Русь пала под натиском монголов.

Поскольку русская армия была недостаточно сильна, чтобы противостоять всем врагам одновременно, Москве потребовалась новая дипломатия. Ее главная задача заключалась в том, чтобы предотвратить формирование каких-либо коалиций противников, а когда такая коалиция все же складывалась, разрушать ее сепаратным соглашением с одним из ее участников, противопоставив вражескому блоку блок собственный. Одновременно следовало избегать опасных альянсов. Москва всячески уклонялась от настойчивых попыток папы римского и германского императора вовлечь ее в войну с Турцией, с которой она постаралась установить дружеские отношения, видя в османах союзника против Золотой Орды.

Одним из главных архитекторов новой русской дипломатии стал Федор Курицын. Федор Васильевич Курицын и его брат Иван по прозвищу Волк были посольскими дьяками. Род Курицыных происходит от легендарного Ратши, которого считал своим предком Пушкин. («Мой предок Ратша мышцей бранной святому Невскому служил».) Один из дедов братьев был боярином матери Ивана III Марии Ярославны. Помимо семейных связей, братья обладали блестящими умственными способностями и талантом ловких царедворцев, многие годы пользуясь исключительным доверием великого князя, всегда отличавшегося подозрительностью в отношении своих ближних. Именно им Иван III давал самые ответственные и деликатные поручения.

В 1482 году Федор Курицын отправился с посольством к венгерскому королю Матвею Корвину, имея наказ от Ивана III заключить договор «о братстве и любви против вопчего недруга» польско-литовского короля Казимира. Заодно он должен был договориться о присылке венгерских горных инженеров для разведки месторождений металлов на Руси.

Успешно уладив дипломатические дела, Федор Васильевич с головой окунулся в европейскую жизнь. Королевские придворные не уставали удивляться диковинному послу, который разительно отличался от тугодумных, медлительных московитов, которых им доводилось видеть раньше. Курицын свободно изъяснялся на пяти языках, знал античную историю, наизусть цитировал Вергилия и Данте. Под высокой горлатной шапкой посольского дьяка скрывался гибкий ум ученого. Он дневал и ночевал в богатейшей королевской библиотеке, ездил по университетам, встречался с учеными.

Правление короля Матвея Корвина было золотым веком венгерской истории. Блеск его двора притягивал образованных людей со всей Европы. Сюда докатывались мощные волны раннего итальянского Возрождения. Бурный рост городов, Великие географические открытия, книгопечатание, успехи в науках развернули новые горизонты перед западноевропейским миром и произвели коренной переворот в его умственной и религиозной жизни.

Традиционный католический культ стал вытесняться так называемым гуманизмом. Это, в сущности, тоже был культ, но культ человека, признание законности любых устремлений его духовной и телесной природы. Все авторитеты пали перед человеческим разумом. Люди вообразили себя титанами, призванными разбить вдребезги старый мир и на его развалинах построить новый. Но в поисках нового человек далеко не всегда сразу находит верный путь. Его часто увлекают псевдорелигии и псевдознание. Рядом с истинными подвижниками науки развелось несметное количество шарлатанов, именовавших себя великими алхимиками, астрологами и магами, а кризис прежней веры вызвал к жизни множество сект и тайных обществ, которыми изобиловала тогдашняя Европа: Божьи друзья, Вальденсы, Бегарды, Братья и сестры свободного духа, Фратичеллы, Пастореллы, Танцоры, Прыгуны, Спиритуалисты, Анабаптисты, Розенкрейцеры, братство Трех роз и т. п. По дорогам Европы странствовали бродячие проповедники, самозванные святые и чудотворцы. Надвигался самый грандиозный раскол в истории христианства, получивший название Реформации.

Видную роль в интеллектуальной жизни эпохи Возрождения играли евреи. Институт придворных евреев существовал тогда в большинстве стран Европы и Азии. Монархи приглашали на службу еврейских врачей и финансистов. (Вспомним роман Фейхтвангера «Еврей Зюсс».) Короли и королевы пользовались услугами врача-иудея, чьи интересы далеко выходили за пределы медицины. Бородатые раввины, известные своей ученостью, стали обычной фигурой в кружках флорентийских гуманистов. Наиболее известным был Элия дель Медиго Критянин, славившийся как врач, переводчик и философ. Он был учителем выдающегося мыслителя-гуманиста Пико делла Мирандолы и обучал его тайнам иудейской каббалы. Каббалой увлекались многие тогдашние интеллектуалы. Известный философ и богослов Иоанн Райхлин, изучив древнееврейский язык, изобрел христианскую каббалу. Ее приверженцами стали впоследствии философы Томмазо Кампанелла и Джордано Бруно, а Пико де Мирандола на основе каббалы даже попытался создать новую религию, так называемое универсальное христианство — своеобразный синтез иудаизма и христианства.