Виктор Смирнов - Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья

Надвигающаяся угроза геноцида сплотила караимскую и раввинистскую общины. Перед ними встала задача организовать переселение огромной массы евреев-изгнанников. Один из путей миграции лежал в Малую Азию, где эдиктом султана Баязида II им предоставлялось турецкое гражданство. Баязиду приписывают ироническую фразу, произнесенную в беседе с одним европейцем по адресу испанского короля Фердинанда, изгонявшего из страны евреев: «Не оттого ли вы почитаете Фердинанда мудрым королем, что он приложил немало стараний, дабы разорить свою страну и обогатить нашу». Другой путь вел на восток — в Литву и Польшу, а дальше лежала, неведомая, но, по слухам, богатая Московия, где отношение к евреям было не хуже, чем к другим нациям.

Еврейская диаспора была кровно заинтересована в поддержании европейского мира. Война, как известно, худший враг торговли. Эту истину давно усвоили богатые купцы-караимы. Кроме того, враждебные отношения государств мешали разнообразным связям многочисленных еврейских общин, разбросанных по литовским, польским, южнорусским и крымским землям.

В этом смысле появление в Крыму плененного русского посольства стало для Хози Кокоса настоящим подарком. Перед кафинским купцом открывалось широкое поле для всевозможных комбинаций. Трудно сказать, насколько доверительными были отношения Курицына и Кокоса и как они повлияли на русскую дипломатию. Важнее то, что интересы русской дипломатии и международной еврейской диаспоры на этом этапе объективно совпадали. И те и другие руководствовались старой пословицей: «худой мир лучше доброй ссоры». Такая политика в принципе была выгодна России, но лишь до того времени, пока она не почувствует себя достаточно сильной для того, чтобы попытаться вернуть себе южнорусские земли.

Хозя Кокос был не единственным собеседником Федора Курицына во время его затянувшегося плена. Думный дьяк познакомился в Крыму с еще одной яркой личностью. В архивах Крымского приказа сохранилась переписка между Иваном III и неким таманским князем Захарией Скарой, которого московский государь называет «евреянином», а дьяки, вносившие грамоты в посольские книги, именуют «жидовином». В 1483 году Захария обратился к великому князю с просьбой разрешить ему переселиться в Москву. Прошение он передал через купца Гаврилу Петрова, побывавшего в Крыму. Это письмо не сохранилось, зато сохранился ответ Ивана III: «Божией милостью, великий господарь русския земли, великий князь всея Руси Иван Васильевич …Захарие Евреянину. Писал к нам еси с нашим гостем с Гавриилом Петровым о том, что ты у нас быти. И ты бы к нам поехал. А будешь у нас, наше жалование к себе увидишь. А похочешь нам служити, и мы тебе жаловати хотим, не похочешь у нас быти, а всхочешь от нас в свою землю поехати, и мы тебя отпустим добровольно, не издержав».

Письмо это до Захарии не дошло, о чем государевы дьяки сделали следующую запись: «Сякова грамота послана была в Кафу, к Захарье к Скаре, к Жидовину, с золотой печатью, с Лукою подьячим, с князем Василием вместе; а Скарьи тогда в Кафе не было, был в ту пору за морем, и Лука ту грамоту назад привез». Вполне очевидно, что великий князь считал таманского князя Захарию Скару евреем, и тем не менее он настойчиво звал его к себе. Это свидетельствует о том, что в то время в Москве не было предубеждения против евреев. Магометан и иудеев русские боялись меньше, чем христиан-католиков, угрожавших православной вере.

В 1486 году Захария снова обратился с той же просьбой к великому князю, но уже через купца Сеньку Хозникова, и опять получил любезное приглашение приехать. Через год Захария Скара обратился с третьим письмом к Ивану III. Письмо подписано именем Захарии Гуил-Гурсиса, жившего в городке Копарио, близ Тамани. Захария пишет о своих злоключениях, которые он перенес при попытке перебраться в Москву: «Шел есмь найти господарства твоего, и на пути меня воевода Степан (молдавский воевода Стефан Великий. — В.С.) ограбил да мучил мя, только что не до конца, также мя отпустил нагого, и того ради есмь не мог идти к господарству твоему». Потом Захария спрашивает, приехать ли ему одному «с некими малыми людьми или со всем своим домом».

Иван III в третий раз присылает приглашение Захарии и одновременно лично пишет русскому послу боярину Дмитрию Шеину, дабы он отрядил из своей свиты татарина, «которого пригоже, чтобы того Захарию привести ко мне». Одновременно великий князь просит крымского хана Менгли-Гирея послать в Черкасию к Захарии двух татар, которые «знают дорогу полем из Черкас в Москву».

Однако и на этот раз переезд Захарии не состоялся, хотя великий князь особой грамотой предупредил его, что проводники будут ждать его в условленном месте. Татары действительно ждали Скару в условленном месте, но тот не явился, а прислал уведомление, что у них большая смута, и он не может подняться, так как «семья его велика».

В последний раз имя таманского князя упоминается в переписке Ивана III в 1500 году. Здесь его уже называют Фрязином (Фрязин — прозвище выходцев из Италии или Франции. — В.С.), ныне служащим у крымского хана Менгли-Гирея. Государь всея Руси уже в который раз настойчиво приглашает его на службу, но Захария, очевидно, к этому времени уже окончательно передумал перебираться в Москву.

Сюжет этот давно волнует исследователей ереси «жидовствующих». Многие из них полагают, что Захария Скара Гуил-Гурсис, которого русские источники именуют то евреянином, то фрязином, то черкасином, и ересиарх Схария, приехавший в 1470 году в Новгород вместе с князем Михаилом Олельковичем, — это одно и то же лицо. Самым веским доказательством данной версии служит свидетельство инока Саввы, насельника Троицкого Сенновского монастыря, принадлежавшего к новгородской епархии.

В 1488 году Савва написал «Послание на жидов и на еретики», адресованное боярину Дмитрию Васильевичу Шеину, который в 1487–1488 годах ходил послом великого московского князя к крымскому хану Менгли-Гирею. Судя по тексту Послания, Шеин встречался в Крыму с ученым евреем Захарией Скарой и явно попал под его обаяние. Встревоженный Савва, уже знавший к тому времени об открытой в Новгороде ереси «жидовствующих», адресовал Шеину следующее предостережение: «И ты, господине Дмитрий, коли был послом и говорил с жидовином Захарией-Скарой и я, господине, молюся тебе: что если слышал ты от него словеса добры или худы, то, пожалуй, отложи их от сердца своего… Аще человек будет украшен всеми добродетелями и примесит к ним мало нечто жидовского семени, то все его житие непотребно перед Господом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его, яко же и новгородских попову учение жидовское приимших».

Инок Савва — это, предположительно, бывший Киевский митрополит и известный церковный писатель Савва-Спиридон, который знал Захарию Скару еще по Киеву. В 1482 году крымский хан Менгли-Гирей захватил и дотла разорил Киев, в Крым перебрались или были угнаны многие киевские евреи. Очевидно, вместе с ними покинул Киев и Скара.

Итак, перед нами свидетельство современника, который прямо и недвусмысленно отождествляет крымского еврея Захарию Скару, с которым русский посол Шеин вел переговоры по поводу его переезда в Москву, с человеком, обратившим в свою веру «новгородских попов, учение жидовское приимших».

Этим человеком и был Захария Скара Гуил-Гурсис, потомок венецианских евреев де Гвизольфи, которые под покровительством Генуэзской республики стали владетелями Таманского полуострова. (Кстати, «Скара» — слово итальянское, в переводе оно означает «жук».) Что касается внешней противоречивости сведений о Захарии, то все они снимаются, если признать, что он был караимом. Не менее естественно в те времена было определять людей по их вере, чем по крови. Как полуитальянца-получеркеса, Захарию звали «фрязином и «черкасином», а по вере — «евреянином» и «жидовином», то есть так, как именовали крымских и литовских караимов. Титул «таманский князь» он мог носить либо как наследный владетель Матреги и Копарио, либо в качестве главы туземных караимов, которого по древней традиции называли «нази», то есть князь. Эту точку зрения разделяют и еврейские историки, которые включили основателя ереси «жидовствующих» Захарию Скару в список самых знаменитых евреев Киевской Руси и Московии.

Итак, перед нами действительно крупная фигура, соединившая деловую хватку крупного негоцианта и традиционную караимскую ученость. Именно такой человек мог привлечь к себе столь настойчивое внимание великого князя Московского. Рискнем предположить, что дело тут не обошлось без Хози Кокоса, который выступал посредником Ивана III во всех крымских делах. Вероятно, Кокос сумел так живописать достоинства своего единоверца, что Иван Васильевич загорелся желанием заполучить себе такого незаурядного подданного.