Михаил Бахтин - Эстетика словесного творчества

«Проблема текста…» — характерные в особенности для поздней поры творчества Бахтина лабораторные разработки к предполагавшимся большим исследованиям, которые не были осуществлены. В этих и подобных материалах особенно обнажена органическая внутренняя связность главных тем, интересовавших автора на протяжении десятилетий и тяготевших к философско-филологическому синтезу, который автор представлял как особую и новую гуманитарную дисциплину, образующуюся «в пограничных сферах», на границах лингвистики, философской антропологии и литературоведения. Очертания этого целого, специфического бахтинского контекста тем и идей просматриваются особенно открыто именно в этих лабораторных материалах. В то же время, по-видимому, не случайно Бахтин не оставил систематического изложения своей философско-филологической концепции; присущая ей своеобразная «внутренняя незавершенность», о которой говорил сам автор как о свойстве своей мысли (см. с. 360 настоящего издания), отвечает его пониманию предмета исследования как открытого целого, не подлежащего внешней систематизации.

Наиболее общий предмет своих разработок автор определял как философские основы и методологию гуманитарно-филологического мышления. «Текст» и рассматривается в заметках как «первичная данность» всякой гуманитарной мысли. Можно заметить в то же время двойственное отношение автора к категории текста. Предмет его внимания — «текст как высказывание»; но уже в этих заметках свое понимание текста он отграничивает от понимания «текста» в строго лингвистическом смысле, заявляя, что высказывание «только как текст… реально не существует». В позднейших материалах более очевидно критическое отношение к термину «текст» как не отвечающему «существу целого высказывания», как не равного «произведению в его целом (или „эстетическому объекту“)». В системе основополагающего в эстетике Бахтина разграничения «эстетического объекта» и «материального произведения» понятие «текст», очевидно, соответствует этому последнему.

Одним из стимулов для настоящих заметок, несомненно, послужила книга В. В. Виноградова «О языке художественной литературы» (М., 1959); реакции на положения этой книги рассеяны в заметках (критика понятия «образ автора», выдвинутого в книге Виноградова, тезиса о приближении средств изображения к предмету изображения как признаке реализма); замечание о привнесении «контрабандным путем» в ходе лингвистического анализа литературного произведения того, что «из чисто лингвистического анализа не вытекает», также относится к Виноградову и перекликается с критикой его лингвистической поэтики в статье: Волошинов В. Н. О границах поэтики и лингвистики. — В кн.: В борьбе за марксизм в литературной науке. Л., 1930, с. 212–214.

Внелингвистический характер того понимания слова, на котором настаивал Бахтин с первых и до последних своих работ, в настоящих заметках закреплен в термине «металингвистика». Вскоре термин этот получит обоснование в новых частях переработанной книги «Проблемы поэтики Достоевского» (с. 309–316). В этой связи существен в настоящих заметках отказ признать высказывание как речевое целое «единицей последнего, высшего уровня или яруса языковой структуры (над синтаксисом)» и уподобление высказывания слову в том укрупненном, металингвистическом осмыслении, в котором категория слова была использована уже в книге о Достоевском (1929).

(78) Коммутация — термин структурной лингвистики, введенный Л. Ельмслевом, виднейшим лингвистом копенгагенской школы (так называемой глоссематики), и означающий существенную зависимость между аланом выражения и планом содержания в языке.

(79) «Анна Каренина», ч. 4, гл. IV.

(80) Фонология — лингвистическая дисциплина, созданная русским языковедом Н. С. Трубецким (Трубецкой Н. С. Основы фонологии. Прага, 1939; М., 1960). Исходя из соссюровского разграничения языка и речи, Н. С. Трубецкой различает фонетику — науку о звуках речи как материальном явлении, изучаемом методами естественных наук, и фонологию — учение о звуке языка, несущем определенную смыслоразличительную функцию в системе языка.

(81) См. примеч. 1 к данной работе [В электронной версии — 78]. Глоссематика предприняла попытку создания общей лингвистической теории, предельно абстрагированной от материала конкретных языков и служащей «для описания и предсказания любого возможного текста на любом языке» (Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка. — В кн.: Новое в лингвистике, т. 1, М., 1960, с. 277). Лингвистическая теория глоссематики перерастает в общую теорию знаковых систем.

(82) См. примеч. 2 к статье «Проблема речевых жанров» [В электронной версии — 67]. О «вербальных реакциях» в понимании бихевиористов со ссылкой на статью Л. С. Выготского «Сознание как проблема психологии поведения» см. в кн.: Волошинов В. Н. Фрейдизм. М.Л., 1927, с. 31–32 (основной текст книги принадлежит М. Бахтину).

(83) См. примеч. 15 к публикации «Из записей 1970–1971 годов» [В электронной версии — 130].

(84) «Да, как видишь, нежный муж, нежный, как на другой год женитьбы, сгорал желанием увидеть тебя, — сказал он своим медлительным тонким голосом и тем тоном, который он всегда почти употреблял с ней, тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так говорил» («Анна Каренина», ч. 1, гл. XXX).

(85) Жуковский В. А. Две были и еще одна (1831). Третья быль — переложение в стихах прозаического рассказа И. Гебеля «Kannitverstan» о немецком ремесленнике, который, будучи в Амстердаме и не зная голландского языка, на свои вопросы получал один и тот же ответ: «Каннитферштан» («Не могу вас понять»), принимая его за имя собственное, породившее в его сознании фантастический образ Каннитферштана.

(86) Диалог стилей в сознательно многостильном произведении Бахтин исследовал на примере «Евгения Онегина» (см.: Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики, с. 410–417). В более поздних заметках автор стремится отмежевать свое понимание многостильности «Евгения Онегина» от методологии ее анализа в работах Ю. М. Лотмана (см. с. 339 и 372 настоящего издания).

(87) Hirzel R. Der Dialog. Ein literaturhistorische Versuch. T. 1–2. Leipzig, 1895.

(88) Возможно, имеется в виду книга: Spitzer L. Romanische Literaturstudien. 1936–1956. Tubingen, 1959.

(89) Разнообразные формы передачи чужой речи в конструкциях русского языка — предвосхищенной, рассеянной, скрытой, овеществленной и замещенной прямой речи, наконец, несобственно-прямой речи (которой посвящена отдельная большая глава) — были детально описаны автором еще в 20е гг. в книге «Марксизм и философия языка» (с. 109–157).

(90) Из статьи Пушкина «„Об обязанностях человека“, сочинение Сильвио Пеллико» (1836): «… разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе; но книги, поминутно появляющиеся, не суть повторение лексикона» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10ти т., т. 7. М.Л., 1964, с. 472).

(91) Манн Т. Доктор Фаустус, гл. XXV. — Собр. соч. в 10ти т., т. 5. М., 1960, с. 319–320. В беседе с Адрианом Леверкюном черт дает описание ада как «глубокого, звуконепроницаемого, скрытого от божьего слуха погреба». Комментируя его в своей «Истории „Доктора Фаустуса“», Т. Манн сказал, что оно «немыслимо, если не пережить в душе все ужасы гестаповского застенка» (Там же, т. 9, с. 274).

(92) См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 29.

(93) Основательной доработкой своей книги 1929 г. о Достоевском для нового издания (Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963) Бахтин занимался во второй половине 1961 — первой половине 1962 г. Настоящий проспект, датируемый 1961 г., непосредстственно предшествовал этой работе. Проспект был опубликован в книге «Контекст1976» (М., 1977, с. 296–316; публикация В. В. Кожинова). В настоящем издании озаглавлен составителем.

В работе автора над новой редакцией книги было несколько основных направлений: 1) был введен вопрос о новой целостной авторской позиции в полифоническом романе Достоевского (акцент на этой теме выразился в изменении заглавия второй главы: «Герой и позиция автора по отношению к герою в творчестве Достоевского» вместо «Герой у Достоевского» в издании 1929 г.); 2) разработан тщательнее вопрос о диалоге у Достоевского; именно в издании 1963 г. появилось разграничение «внешнего композиционно выраженного диалога», «микродиалога» и «объемлющего их большого диалога романа в его целом» (с. 459); 3) широко введены темы исторической поэтики и жанровой традиции, заново, по существу, написана четвертая глава; 4) поставлена проблема металингвистического изучения слова (с. 309–316).

Эти темы, хотя и в разной степени, отражены в разработках проспекта, особенное же внимание уделено самому принципиальному в концепции Бахтина и вызвавшему наибольшие споры вопросу об авторской позиции. В письме В. В. Кожинову от 30 июля 1961 г. сообщается о намерении углубить анализ особенностей позиции автора в полифоническом романе, так как «последнее больше всего вызывало возражений и недоумений». Объяснение этих особенностей исследователь находит в «новом предмете и новой логике этого предмета», открытого Достоевским. Достоевский открыл личность как другое «живое и полноправное сознание», «чужую правду», оказывающую сопротивление завершающей ее авторской активности. В издании 1963 г. подчеркнута «положительная активность новой авторской позиции в полифоническом романе» (с. 116); обоснование этой «диалогической активности» в проспекте связано с общими мировоззренческими темами (противопоставление «активности вопрошающей» в отношении к личности и «активности завершающей» в отношении «безгласного материала»), которые особенно концентрированное выражение получили в наброске конца 30х или начала 40х гг. «К философским основам гуманитарных наук» (см. примеч. к заметкам «К методологии гуманитарных наук» [В электронной версии — 141]). Тесно связаны обсуждаемые в проспекте темы с проблематикой ранней работы об авторе и герое.