В. Анишкин - Быт и нравы царской России

Нестор, а за ним и иностранные писатели, говоря о нравах и обычаях славян, отмечали, что родовой быт вызывал между ними вражду; у них не было устава, который нужно было выполнять, не было и власти, которая могла бы заставить выполнять устав.

Согласно Н.М. Карамзину, через несколько веков народное правление славян превратилось в аристократическое. Первыми правителями стали вожди, т. е. люди, которые отличились воинским искусством и личным мужеством. Но вожди были лишь первыми среди равных. Дружина говорила: «Мы избираем тебя в вожди, и куда поведет тебя твоя судьба, туда пойдем и мы за тобою; но что будет приобретено общими нашими силами, то должно быть разделено между всеми нами, смотря по достоинству каждого».

Власть у славян получила названия боярин, воевода, князь. «Боярин» происходит от «боя» (если слово «боярин» производить от слова «болярин», то оно должно значить «большой»), и вначале просто обозначало храброго воина, а потом превратилось в достоинство[5].

В договоре Олега с греками в 911 г. упоминаются уже великие бояре русские как достоинство, как знак воинской славы, которое было введено в России не варягами, а древними славянами. Воеводами раньше назывались только воинские начальники, позже это приобрело более широкое значение.

Слово «князь», по предположению Н.М. Карамзина, могло произойти от «конь» или от немецкого König. По крайней мере, известно, что кони у славян считались дорогой собственностью и тот, кто, например, имел 30 лошадей, считался человеком богатым.

В противоположность князю все остальное население называлось «смердами». Слово «смерд» означало простого человека. Простой человек назывался также «людином». Народные дела судились в собрании старейшин, часто в лесу, поскольку славяне представляли, что бог суда, Прове, живет в тени старых густых лесов. Эти места, так же как и княжеские дома, считались священными, туда никто не имел права войти с оружием, и даже преступник мог спокойно скрываться там, не опасаясь быть пойманным.

Славяне соблюдали закон своих отцов, а также древние обычаи, которые имели для них силу писаных законов.

Согласно греческим летописям, у славян не было одного постоянного полководца, они выбирали вождей на частный случай.

Первое время они избегали сражений на открытых пространствах, но поняв, что быстрой и смелой атакой можно было легко расстроить и привести в замешательство ряды легионов, впредь уже не отказывались от сражений. Сражались славяне не стройными рядами, а рассеянной толпой и всегда пешие, пренебрегали осторожностью и полагались только на свою храбрость.

По свидетельству византийских историков, славяне особенно искусно бились в местах непроходимых, в ущельях, прятались в траве. Они любили сражаться также в лесах, куда заманивали противника, как бы убегая от него, а потом внезапно нападали и брали неприятеля в плен. Тот же Маврикий (см. выше) советовал нападать на славян зимой, когда они не могли скрываться за голыми деревьями, а снег препятствовал бегу.

Славяне также могли прятаться в воде, дыша через полую камышину или выдолбленную тростину. Оружием древних славян служили мечи, дротики и стрелы, наконечники которых смазывались ядом, а также большие тяжелые щиты. Прокопий, на которого ссылается С.М. Соловьев, пишет, что славяне в VI в. не имели лат и сражались без кафтанов, некоторые даже без рубах в одних портах.

Когда славяне не могли спасти добычу, преследуемые римскими легионами, они сжигали ее, оставляя врагам только кучу пепла. Вызывает интерес то, что те драгоценности, которые они добывали, не щадя своих жизней, им были не нужны. Они не пользовались ими, а просто зарывали их в землю.

Торговля у языческих славян была преимущественно меновая и сводилась только к обмену вещами; они не пользовались деньгами, а на чужеземное золото смотрели как на товар.

Арабские писатели[6] оставили описания этой меновой торговли болгар с весью[7]. Болгарские купцы ездили к народу весь на ладьях вверх по Волге и Шексне для закупки мехов. Они приезжали в определенное место, где оставляли свои товары и удалялись. После этого другая сторона (весь) раскладывала свой товар, который считала возможным обменять на болгарский, после чего тоже удалялась. Болгары оценивали товар и, если считали мену выгодной, брали товар племени весь, оставляли свой и, таким образом, мена считалась состоявшейся. Если болгары считали товар неравноценным своему, то снова уходили, давая понять, что их этот обмен не устраивает и что они требуют прибавки. Местные купцы добавляли товар до тех пор, пока это не устраивало болгар.

Летописцы того времени отмечали жестокость славян, которую они проявляли на войне, но забывали, что это еще была и месть за то, что греки беспощадно расправлялись со славянами, которые попадались им в руки. К чести славян, они переносили муки стойко, без стона, не называли численность войск, не выдавали своих планов.

Среди жестоких обычаев славян-язычников существовал обычай, когда мать имела право умертвить новорожденную дочь, если семейство стало слишком многочисленным, но она обязана была беречь жизнь сына, рожденного для воинских дел. Но у славян существовал и еще более жестокий обычай, когда дети также могли умертвить родителей, которые стали тягостью для семьи и бесполезны для общества ввиду старости и болезней. И это при том, что дети славян славились своим почтением к родителям и заботой о них при жизни.

С.М. Соловьев по этому поводу говорит, что такое поведение, приводящее нас в ужас, было обусловлено своеобразными понятиями о родственном сострадании, а не варварской жестокостью. Здесь преобладала чисто практическая сторона: слабый считался человеком несчастным, и умертвить его было естественным актом сострадания. Это больше относилось к племенам воинственным, западным, которые не имели права иметь у себя слабых и увечных, не способных воевать. Подобные обычаи не отмечались у мирных земледельческих народов, так же как и у восточных славян, которые обходились с престарелыми и слабыми родственниками более человечно.

Проявляя жестокость в походах, славяне дома отличались природным добродушием. Своей нравственностью языческие славяне производили на современников-чужеземцев хорошее впечатление, и простота их нравов выгодно отличалась от испорченных нравов других, более образованных народов. И С.М. Соловьев, и Н.М. Карамзин, ссылаясь на историков того времени, отмечают, что древним славянам неведомы были ни лукавство, ни злость; в отличие от греков с пленными они обходились дружелюбно и всегда определяли срок их рабства, давали им возможность или выкупить себя и вернуться домой, или остаться с ними и жить свободно в качестве вольных людей или друзей. Славяне привыкли довольствоваться малым, их одежда и жилища не отличались роскошью, они готовы были покинуть свои жилища при любой угрозе со стороны врагов, и рабы в этом случае только мешали им, поэтому и не имели для них особой ценности. Среди обычаев славян летописцы отмечают редкое для того времени гостеприимство. Любого путешественника они ласково встречали, угощали и провожали с добрым напутствием. Если кто-то не мог обеспечить безопасность гостя и уберечь его от неприятностей, то это считалось оскорблением для всех соседей. Двери домов славяне не запирали и всегда оставляли в доме готовую пищу для странника. Среди славян не было ни воров, ни разбойников, однако, если бедный человек не имел возможности хорошо угостить иностранца, ему было позволено украсть все необходимое для этого у богатого соседа, и это не считалось преступлением, так как долг гостеприимства был важнее.

Древние писатели отмечают целомудрие славян. Причем это целомудрие присуще было не только женщинам, но и мужчинам, которые, требуя доказательства невинности от невест, сами считали себя обязанными свято хранить верность своим женам.

Славянские жены считали бесчестием для себя жить после смерти мужа, добровольно шли на костер и сжигались вместе с их трупами. С.М. Соловьев считает вероятным, что славяне верили в то, что мужчина легче достигал блаженства в загробной жизни, если отправлялся туда в сопровождении женщины. С другой стороны, женщина приходила в чужой род и единственным человеком, который мог дать ей покровительство в иной среде, был ее муж, а после его смерти она лишалась этой своей опоры, и ее положение становилось невыносимым. Этот обычай исчез только с принятием христианства, как варварский.