Иоганн Блох - История проституции

Таково определение проституции в ее существенных чертах и в ее совершенном развитии. В этом смысле ни «связи», ни «содержанки» – как это само собой вытекает из нашего изложения – ни в юридическом и социологическом, ни в биологическом отношении не принадлежат к проституции. Эти формы внебрачных отношений должны быть выделены из понятия «проституция». Но тем самым отнюдь не исключается их тесная связь с проституцией при современных социальных условиях. Как предпосылки, предварительные ступени и переходные формы проституции, они должны приниматься во внимание в описании ее, хотя, согласно строго научному определению, и не принадлежат к ней.

С другой стороны, благодаря подбору слов «вообще доставляя им и удовлетворяя их половое возбуждение и провоцируя его», в общее понятие «проституция» включается также сводничество, к которому в известном смысле принадлежит и способствующее развитию проституции и провоцирующее ее сутенерство. Действительно, и то, и другое можно назвать косвенной проституцией. Римское право, как мы уже видели, тоже причисляло сводниц к проституткам.

Современная проституция по своей организации и по тем общественным формам, в которых она проявляется, представляет в общем пережиток классической древности. Но первичные корни ее уходят в первобытные времена.

Рядом с высшей культурой, с быстро прогрессирующей цивилизацией, с ростом духовного развития отдельных личностей проституция представляет архаически-примитивное явление, в котором ясно заметны остатки свободной и необузданной жизни первобытного человечества, находившейся под исключительным влиянием инстинкта – той элементарной сексуальности, которую Платон (428-348 до н.э.) обозначил как вечно живое «животное в человеке», независимое от культуры и духовного развития.

Первобытная история человека дает скудные сведения о половой жизни, в которой коренится проституция и последний пережиток которой она составляет. Главными нашими знаниями по этому вопросу мы обязаны сравнительной этнологии, объектом которой служат как культурные, так и первобытные народы.

Особенно важный материал для суждения о первобытных условиях половой жизни дает нам сравнительная история нравов и права. Она указывает остатки первобытного состояния в новейших учреждениях, обычаях и нравах и обнаруживает их преемственность в течение тысячелетий. Преемственность же эта, в свою очередь, дает возможность сделать обратные выводы относительно доисторических условий и связять их с немногими фактами, установленными для половой жизни первобытных времен. Таким путем удается доказать непрерывную связь явлений первобытной половой жизни от доисторического периода до наших дней.

Вопрос о первобытных половых отношениях занимал еще поэтов древности, и для нашей темы небезынтересно проследить их поэтические фантазии в этой области. Так, римский поэт Лукреций (I в. до н.э.) в пятой книге своего знаменитого дидактического стихотворения «О природе вещей» дает художественное изображение лишенного еще культуры первобытного человека, который бродит, подобно животным, разыскивая себе пищу, живет в пещерах и влачит свое существование, не зная ни одежды, ни огня:

Люди еще не умели с огнем обращаться, и шкуры,

Снятые с диких зверей, не служили одеждой их телу;

В рощах, в лесах или в горных они обитали пещерах

И укрывали в кустах свои заскорузлые члены,

Ежели их застигали дожди или ветра порывы.

Общего блага они не блюли, и в сношеньях взаимных

Были обычаи им и законы совсем неизвестны.

Всякий, добыча кому попадалась, ее произвольно

Брал себе сам, о себе лишь одном постоянно заботясь.

И сочетала в лесах тела влюбленных Венера.

Женщин склоняла к любви либо страсть обоюдная, либо

Грубая сила мужчин и ничем неуемная похоть,

Или же плата такая, как желуди, ягоды, груши.

(Книга V. Пер. Ф.Петровского)

На заре рода человеческого поэт уже допускает, кроме чисто физической любви между полами (libido), еще и своего рода душевную склонность (cupido) и отмечает также первые намеки на проституцию, продажную любовь.

По Горацию (65-8 до н.э.), вначале не было брака. Происходила только страстная борьба за половые наслаждения, во время которой более сильный оставался победителем и убивал остальных.

…Но смертью те погибали безвестной, которых

При беспорядочном и скотском утолении страсти

Сильный так убивал, как бы это делает в стаде.

(Книга I, сатира 3-я. Пер. А.Фета)

Оба поэта допускают, следовательно, первобытное состояние половой жизни, соответствующее примитивному состоянию человечества. Только с развитием культуры возникло, по их мнению, брачное сожительство. Тем самым они, несомненно, гораздо более приблизились к истине, чем третий римский поэт, высказавшийся на этот счет, – Ювенал (ок. 60 – ок. 127) Он верит в райскую невинность и целомудрие, в мирное брачное сожительство, которые выродились лишь впоследствии, под влиянием культуры. В начале своей знаменитой сатиры, описывающей это вырождение, он следующим образом изображает половую жизнь доисторических времен:

Думаю, что при царе Сатурне долго Стыдливость

Явно жила на земле, когда в пещере холодной

Помещался и крошечный дом, и огонь, и святыня.

И скоты, и хозяева в той же сени заключались:

Как лесную постель у горца жена настилала

Из ветвей и стеблей, да шкур с окрестных животных.

Ни с тобою, о Цинтия, не сходна, ни с тобою,

Коей смерть воробья омрачила блестящие очи!

А приносившая груди кормить детей здоровенных,

И грубее подчас желудьми пресыщенного мужа.

(Сатира VI. Пер. А.Фета)

Далее поэт описывает постепенное исчезновение целомудрия и падение нравов позднейшего времени. В противоположность приведенным выше двум поэтам, Ювенал является, таким образом, типичным представителем сторонников «доброго старого времени» и теории вырождения, полная несостоятельность которой доказана новейшими исследованиями. А потому мы должны считать описания Лукреция и Горация более соответствующими реальной действительности, чем описание Юве-нала. Однако они также представляют лишь плод фантазии, точные доказательства в них отсутствуют.

Закон развития имеет силу и для половой жизни. Насколько велико различие между современным культурным человеком и человеком ледникового периода, настолько же отличается его половая жизнь от половой жизни неандертальца.

Не подлежит сомнению, что в первых своих начинаниях человек действовал как существо, подчиняющееся только инстинкту и что его половой инстинкт еще не обнаруживал тогда никакой дифференциации, никакого разделения на телесное и духовное. Чисто животная течка соединяла оба пола и связана была с известным временем, с периодом течки, которая еще не подвергалась видоизменению под влиянием какого бы то ни было духовного элемента. В существовании периодической течки у первобытного человека тем менее можно сомневаться, что существование ее и теперь еще можно увидеть у таких диких народов, как австралийцы, которые, согласно общему мнению, стоят всего ближе к первобытному человеку.

Поскольку человек принадлежит к стадным животным, можно предположить, что и вызванные периодической течкой спаривания разыгрывались у него в пределах орды, или стада. И так как индивидуальные, душевные отношения еще отсутствовали, то нет основания сомневаться в существовании промискуитета – ничем не ограниченных половых отношений, которые предшествовали установлению в человеческом обществе норм брака и семьи. Его не нужно, разумеется, представлять себе как одновременное дикое смешение полов, а только как свободу половых отношений, естественной предпосылкой которой является недифференцированность первобытного полового инстинкта. Это не исключает, конечно, наблюдающейся у животных «борьбы за самку», которая делает понятной частую смену составляющих пары индивидуумов.

Первобытный человек принадлежит тому времени, от которого до нас не дошло никаких следов человеческой деятельности. В каменном веке он является уже носителем культуры, пережившим богатое по содержанию и объему духовное развитие. В его половой жизни уже совершилось известное разделение между телесным и духовным элементами.