Максим Карпенко - Вселенная Разумная

Бурное развитие астрономии, стремительно раздвигающей горизонты наблюдаемого мира, преподносит одну загадку за другой, но, право, складывается впечатление, что теоретические рассуждения по поводу природы наблюдаемых, феноменов почти столь же таинственны, как и сами небесные тайны. И на самой Земле наблюдалось и наблюдается немало необычных явлений, объяснения которых при помощи имеющегося теоретического аппарата порой весьма малодоказательны и, к сожалению, очень часто носят высокомерно-менторский характер.

Мы живем в вероятностном мире, и человечество прошло трудный путь познания этого, крайне непривычного факта от детерминистского мира Аристотеля, управляемого жесткими причинно-следственными связями, до размытого, размазанного микромира, где частицы обладают «тенденцией к существованию», а события имеют «тенденцию происходить».

С древних времен ученые с недоверием относятся к понятиям «случай», «неопределенность», «вероятность», считая эти понятия отражением нашего непонимания мира. Математическая статистика и квантовая механика допустили закономерность случая в науке. Постепенно зреет и укрепляется убеждение в том, что многое, если не все, в этом мире случайно, что сам наш мир по своей внутренней, физической сущности имеет вероятностный характер.

Человечеству предстоит мучительная перестройка мышления, ибо та дискретная логика, которую оно разрабатывало и которой пользовалось на протяжении веков, должна будет уступить место логике вероятностной, где, по меткому выражению, приведенному в одной из статей С. В. Мейеном и В. В. Налимовым, Фигаро, который по правилам дискретной логики либо здесь, либо там, следует представлять размазанным по всей сцене.

Вероятностность как физическая характеристика нашего мира является причиной того, что любое, пожалуй, научное исследование дает некоторое количество сиротских данных или точек, не укладывающихся на теоретические кривые. И виной тому не только методические погрешности — это есть характеристики нашего мира в данном месте и в данный момент времени, полученные данным наблюдателем.

Исследования распределения вероятностей явлений в самых, казалось бы, разнообразных областях естествознания, таких, как физика, биология или социальная психология, показали, что вероятность любых явлений, происходящих в нашем мире, описывается, как правило, весьма похожими плавными волнообразными кривыми, область под пиком которых показывает долю процессов, наиболее часто встречающихся, высоковероятных. Нисходящие же ветви таких кривых определяют долю событий маловероятных.

Но если подобный волнообразный вид кривой распределения присущ явлениям нашего мира, то, по-видимому, закономерным будет вывод о том, что и все множество явлений нашего мира или наш мир в целом может быть описан такой кривой. Здесь не имеет принципиального значения точный вид кривой распределения вероятностей и математически строгое формализованное описание этой кривой — гораздо важнее качественный вывод о том, что чем выше вероятность событий, тем больше их количество, и наоборот. Причем необходимо еще раз подчеркнуть справедливость этого положения для окружающего нас мира, поскольку принципиально возможны миры с другими типами распределения вероятностей и причинно-следственных связей.

Вероятность осуществления того или иного события может рассматриваться и в качестве мерила прочности причинно-следственных связей. Если мы знаем, что событие А со стопроцентной вероятностью, или вероятностью, равной единице, служит причиной события Б, которое тогда будет называться следствием, то в этом случае можно говорить о жестком детерминизме или абсолютной прочности причинно-следственных связей между событиями А и Б. В случае, когда событие А никогда не может привести к реализации события Б, говорят о нулевой вероятности или полном отсутствии причинно-следственных связей между этими событиями. Наибольший интерес представляют промежуточные случаи, когда событие А может быть причиной Б с некоторой, отличной от нуля и единицы, вероятностью.

В рассматриваемом аспекте исторический прогресс науки можно определить как постепенное продвижение по кривой вероятности, как углубление познания в сторону явлений и процессов, все менее вероятных, все менее детерминистских, все труднее воспроизводимых.

Наука нашей цивилизации, начав с детерминистских воззрений древних, движется по асимптотическим ветвям кривой вероятностного мира, что, кстати, вполне закономерно совпадает с материалистическими представлениями о бесконечном, асимптотическом процессе познания истины.

Однако было бы, по-видимому, ошибкой считать единственной физической причиной существования необычных явлений только вероятностность нашего мира. В качестве источника описываемых далее в этой книге феноменов можно трактовать и гипотетические высшие пространственные измерения, и параллельные миры, и миры с иным течением времени. Более подробно об этих гипотезах будет рассказано в последних главах книги.

Наконец, нельзя исключить воздействие на наш мир каких-то разумных сил. Я не хочу призывать на помощь для объяснения непонятных явлений божественный промысел, как не имел его в виду и К. Э. Циолковский, писавший: «…Факты эти указывают на присутствие каких-то сил, каких-то разумных существ, вмешивающихся в нашу человеческую жизнь. С точки зрения современной науки, известными нам силами природы их не всегда можно объяснить, не предположив существования особой разумной силы. Скажу откровенно, до последнего времени, пораженный ярким светом науки, я отрицал таинственные явления и объяснял их то известными законами природы, то галлюцинациями, обманом, фокусничеством, забывчивостью, невежеством, болезненностью и т. д… Но не все… Какая-то малая часть их, хоть и естественна, но не может быть объяснена без вмешательства разумных сил, исходящих от сознательных и неизвестных нам существ. Одни из этих существ подобны нам, только более совершенны, какими и мы будем, другие составлены из более легких элементов… Какие из этих существ вмешиваются в нашу жизнь, решить трудно.

Конечно, это нисколько не противоречит известным силам природы, но мы до сих пор не допускали возможность участия иных существ в земной жизни».

Работая над этими заметками, я основное внимание уделил сбору и рассмотрению возможно большего количества фактов. Поскольку же эта информация касалась временами вещей вроде бы совсем уж невероятных, передо мной должна была встать проблема выбора системы интерпретации собранного массива фактов. Путей было несколько. Идя путем сомнения в истинности информации, я, собственно говоря, не отошел бы от стандартной официальной трактовки и моим вкладом могли бы быть лишь еще более изощренная ругань и издевательства в адрес как фактов, так и людей, о них сообщающих. Разумеется, на этом пути самые удивительные факты не могут дать ничего нового. К тому же это амплуа почти монопольно присвоила себе одна наша достаточно многостраничная и очень многословная газета.

Можно было бы углубиться в изучение паспортных данных очевидцев, но это, естественно, послужило бы не изучению феноменального мира, а выяснению личности очевидцев, что может быть интересно только в психосоциальном или криминальном смысле.

Оставалось подойти к необычному так, как оно этого заслуживает — с открытым сердцем, не неся ненужных сомнений. Откровенно говоря, я выбрал последний вариант не колеблясь, и говорю о возможных путях подхода для тех, кто пройдет все сначала, и, дай ему Бог, до конца, которого, впрочем, скорее всего нет.

Подобный подход не имеет большой популярности в науке, ибо он означает включение веры (не в религиозном, разумеется, смысле) в систему научного познания, хотя, определяя понятие веры, самое что ни На есть официальное научное издание утверждает, что «вера — это уверенность в научных гипотезах, предположениях, которые в данный момент еще не могут быть доказаны ни теоретически, ни экспериментально». Можно сослаться еще на один авторитетный источник: «Каждая наука проходит стадию, когда за недостаточностью достоверного знания ученые вынуждены заменять доказательства и опровержения верой и неверием», — писал Резерфорд.

Дальнейшее движение человечества на пути познания потребует коренной ломки не только фундаментальных представлений о мире, но и, одновременно, изменения самого содержания, всей методологии науки. Эту идею сэр Джеймс Фрэзер сформулировал следующим образом: «В конечном итоге и магия, и религия, и наука — это всего лишь способы теоретического мышления, и подобно тому, как наука вытеснила своих предшественниц, в будущем ей на смену может прийти другая, более совершенная гипотеза. Возможно, это будет радикально иной взгляд на вещи, точнее, на их тени на экране ума, взгляд, о котором наше поколение не может составить себе ни малейшего представления». Заслуживает внимания тот факт, что эта мысль была высказана почти за тысячу лет до сэра Джеймса Омаром Хайямом: