Оксана Алексеева - Экзамен по социализации

В общем, девятый класс был адом. В конце концов я прекратила все попытки наладить хоть какие-то отношения с одноклассниками. Когда все начиналось, никто и не подумал бы встать на мою защиту. Более того, слабые члены любого сообщества только рады, когда гнобят кого-то другого. Даже и сами принимают участие в травле, лишь бы оказаться тем самым на стороне сильных. Так что мне еще повезло, что дело ни разу не дошло до серьезного вреда здоровью. Физическому — не моральному. Потому что морально я была раздавлена: ревела ночами в подушку, не находя уже в себе сил на то, чтобы продолжать сопротивляться этому бесконечному психологическому насилию. А потом, в очередной раз сцепив зубы и повторив себе, что учеба в лучшей школе нашего города стоит этих издержек, шла на уроки, чтобы продолжать терпеть. К концу девятого класса меня отучили тянуть руку на уроках, есть в общей столовой, обращаться к кому-то за любой помощью и даже здороваться с одноклассниками. Меня чурались, как проказы, даже те, кто не был так же агрессивен, как сам Костя. Кстати говоря, учителя, случайно ставшие свидетелями некоторых неприятных эпизодов, никакого участия в моей судьбе тоже не принимали. Я иногда даже мечтала о том, чтобы Костя или кто-то из его друзей меня избил до синяков, чтобы они сделали нечто такое, что руководство школы уже не смогло бы проигнорировать. Но этого не происходило, а значит, все продолжало идти своим чередом. Была, правда, учительница, среди школьников получившая прозвище Снежная Королева. Что-то было в ней такое… какая-то внутренняя сила, с которой все считались. Даже Костя перестал меня донимать после ее равнодушной фразы «Слышь, Белов, не фони. Не подходи к Николаевой ближе, чем на два метра, а то… меня это раздражает». Сказано это было без малейшего раздражения, но с тех пор занятия по английскому для меня стали единственным временем, лишенным нервотрепки. Но потом наша Снежная Королева ушла в декретный отпуск, чем и прекратила даже эти редкие эпизоды спокойствия.

В десятом классе ад продолжился. Теперь уже никто толком и вспомнить не мог, с чего все началось. Меня травили по привычке, от скуки, словно исполняли ритуал. Некоторым это надоело, но и они даже не помышляли о том, чтобы разговаривать со мной — для них это тоже могло обернуться неприятностями. В этот период я нашла себе моральную гавань: да, все сложилось именно так, но я буду выживать в этих условиях. Мне никто из них не нужен. Главное — чтобы родители и друзья из старой школы не узнали о происходящем. Физическое насилие практически полностью прекратилось, а до насмешек мне уже дела почти не было. К концу десятого класса я даже улучшила успеваемость, которая еще недавно катилась в пропасть, подобно Ниагаре. С устными ответами до сих пор было сложно, но зато на основании письменных работ мои оценки опять подтянулись. Самое важное — я перестала себя чувствовать виноватой, потому что давным-давно с лихвой расплатилась за собственную ошибку. Гонения шли уже не из-за того случая, а просто потому, что это любимое развлечение для шакалов.

В одиннадцатом классе все резко изменилось, но, как это ни парадоксально, стало еще хуже. Прямо первого сентября Костя во всеуслышание заявил, что я его девушка и «мы любим друг друга давно и сильно», что вызвало только взрыв хохота. Ну конечно, после «морды очкастой», «эй, зануды» и «пятерочной жопы» это звучало как очередное издевательство, чем, по сути, и являлось. Теперь игра шла по другим правилам — Костя обнимал меня и смачно целовал в щеку, несмотря на сопротивление, обматывал мою голову пыльным тюлем, называя «невестой», отвешивал сомнительные комплименты типа «О, шкура, а ты сегодня голову помыла? Прямо красавица!» или «Дашенька, душа моя, пойдем, отсосешь мне за углом?». Справедливости ради надо заметить, что за стенами школы никаких преследований не было, чего я всегда подспудно боялась. Поэтому после звонка с последнего урока у меня ежедневно начиналась нормальная жизнь — хорошая семья, старые друзья и знакомые, никто из которых не был в курсе моих школьных проблем. Я никому не рассказывала об этом по одной простой причине — мне было стыдно стать в их глазах таким ничтожеством.

Костя уже отвешивал очередную колкость в мой адрес, дабы ежедневное представление для зрителей произвело ожидаемый эффект, но конец его фразы утонул в звонке, знаменующем начало урока. С появлением в аудитории учителя мой личный садист все же вел себя несколько сдержаннее. На этот раз Николай Степанович, наш учитель русского языка, зашел не один, а в сопровождении классной руководительницы и незнакомых парня и девушки.

— А у нас пополнение! — звонко защебетала Анна Ивановна, до сих пор почему-то вечно заполошная. — Знакомьтесь, это новенькие. Перевелись к нам из Москвы, — последнее прозвучало как научная фантастика. К нам из Москвы? Это какими же перипетиями судьбы кого-то могло закинуть к нам из Москвы?

Девушка улыбалась доброжелательно, а на лице парня вообще невозможно было прочитать эмоции — он равнодушно окинул взглядом весь класс и будто бы просто ждал, когда приветственные обряды закончатся. Тем временем учительница продолжала:

— Это Мира и Максим Танаевы. Прошу любить и жаловать!

— Мира и Макс, — девушка поправила учителя, произнеся это без злости, но с каким-то расслабленным нажимом, при этом продолжая улыбаться.

Анна Ивановна, вероятно, немного растерялась, потому что повторила:

— Мира и Макс, конечно… Ну, прошу любить и жаловать…

— Можно не жаловать, — на этот раз сказал парень и прошел к свободной парте, которая оказалась как раз перед моей.

Мира слегка пожала плечами и продефилировала вслед за ним. Белов присвистнул. Да что там, даже я, не будучи парнем, не могла не отметить великолепие этой девушки. И даже не в чертах лица и длинных каштановых волосах, а в самих движениях. Грациозная кошка — высокая, худенькая, но источающая уверенность.

Пока учитель раскладывал свои пособия, чтобы начать занятие, новенькая повернулась ко мне — секундная оценка взглядом, приведшая меня в смятение, затем вопрос:

— Тебя как зовут?

— Даша, — ответ получился неуместно сдавленным.

Она улыбнулась точно так же, как до этого всем присутствующим.

— Привет, Даша. Мы тут с братом ничего не знаем. Покажешь на перемене? Правила расскажешь. Ну, если тебе не сложно.

— Д-да, конечно, — возможно, я немного покраснела, а Белов рядом только хмыкнул. Я уж было подумала, что это первый случай, когда моему тирану нечего сказать, как и он подал голос:

— А я — Костя, — услышав это, девушка снова повернулась к нам. — Могу предложить и свою помощь… в экскурсии.

Мира снова замерла на секунду — было похоже на то, что она проводит какую-то внутреннюю диагностику, а только потом улыбается и отвечает:

— Привет, Костя. Спасибо. Но я уже договорилась с Дашей, — сказано это было так, будто меня рядом и не было. После Мира скользнула взглядом по уже законченному Костей рисунку в моей тетради. Она наклонила голову и посмотрела на моего соседа по парте с чуть большим интересом: — Ты нарисовал? Это мужской половой орган? Твой? Очень красиво. Ты художник?

Белов отвесил челюсть, потому что прозвучало это не как шутка. И именно поэтому было в десять раз смешнее, чем если бы в тоне проскользнул сарказм.

Внутри что-то дрогнуло. Больно-больно, резко, но приятно до слез. Конечно, новички не знают о моем статусе в классе, и конечно, Белов не позволит мне просто так сорваться с поводка. Но интуиция вопила о том, что теперь все изменится! Эти двое — точно не из тех, кто пойдет на поводу у общественного мнения. Они — другие, это видно с первого взгляда — как они говорят, как уверенно ведут себя, как выглядят. А значит, я найду в себе силы предпринять новую попытку выбраться из своей ямы, перестать быть такой жалкой.

Я перевела взгляд на брата Миры, который нам никакого внимания так и не уделил. Если они учатся в одном классе, то, скорее всего, близнецы. Внешне совсем не похожи. Макс тоже очень симпатичный, но черты лица совсем другие, насколько я успела заметить еще в самом начале. Волосы у него темнее, без той блестящей рыжины, что есть у Миры. Хотя нет. В них есть кое-что общее, которое не так бросается глаза, но очевидное, если хотя бы раз обратишь на это внимание — эта кошачья грация. А теперь оба сидят с прямой спиной, при этом никакого напряжения и никаких лишних движений, будто замороженные. Да, они точно близнецы.

Я знаю, почему так сложно разрушить устоявшиеся правила! Почему любая моя попытка проваливалась — люди привыкают себя вести определенным образом и не прилагают усилий, чтобы изменить ситуацию. Надо мной смеялись. И если бы я закатила истерику, попыталась обратиться к кому-то серьезно, нажаловалась учителям или сделала бы хоть что-то еще — надо мной бы просто продолжали смеяться. Устоявшиеся правила невозможно изменить одному человеку. Но если вдруг… появится кто-то извне, тот, кто не примет сложившихся традиций, то ситуация станет другой. Это мой шанс! Если мне удастся хотя бы в глазах Миры и Макса быть человеком, то уже этого будет достаточно, чтобы снова начать в себя верить.