Гари Маркус - Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

В то же время сетчатка глаза, воспринимающая свет (ретина), расположена задом наперед и обращена к задней части головы, а не вперед. В результате все предстает перед нами особым образом, в частности, в каждом глазу человека есть слепые пятна – области, не чувствительные к свету.

Другой хорошо известный пример эволюционного клуджа – одна интимная деталь мужской анатомии. Выводные протоки от семенников к уретре куда длиннее, чем это необходимо: они идут вперед, разворачиваются в противоположную сторону и делают поворот на 180° обратно к пенису. Бережливый дизайнер, заинтересованный в экономии материалов (или эффективности их доставки) связал бы семенник непосредственно с пенисом короткой трубкой. Только оттого, что биология строится на том, что уже было раньше, она так бессистемна. Или словами одного ученого: «Человеческое тело – это набор несовершенств с… бесполезной выпуклостью над ноздрями, с гниющими зубами и вызывающими проблемы зубами мудрости, с больными ногами, ноющей спиной, оголенной нежной кожей, беззащитной перед порезами, укусами и солнечными ожогами. Мы плохие бегуны и в три раза слабее шимпанзе, хотя они меньше нас по размеру».

К этому перечню типично людских несовершенств мы можем добавить десятки других, присущих всему животному миру, например, это предательская система разделения нитей ДНК до репликации ДНК (ключевого процесса в делении клетки). Одна молекула полимеразы ДНК выполняет свою работу нормально, но другая делает это совершенно непредсказуемым образом, способным свести с ума любого здравомыслящего инженера.

Природа склонна создавать клуджи, так как ей нет дела до того, насколько совершенно и прекрасно ее произведение: если оно работает, то размножается. Если не работает, то умирает. Гены, которые ведут к успешным результатам, передаются по наследству, гены, создающие недееспособных существ, исчезают. Суть в адекватности, а не в красоте.

Все это ни у кого не вызывает сомнений, когда речь идет о теле, но почему-то, когда говорят о мозге, многие считают иначе. Хорошо, мой позвоночник – клудж, моя сетчатка тоже, но мой мозг! Одно дело согласиться с тем, что несовершенно наше тело, но совсем другое – принять мысль, что и мозг – тоже.

На самом деле традиционно все считают наоборот. Аристотель видел в человеке «мыслящее животное», а экономисты, если вспомнить Джона Стюарта Милля и Адама Смита, исходят из того, что люди принимают решения на основе собственных интересов, стараясь везде, где только можно, купить дешевле, а продать дороже и извлечь как можно больше пользы.

В последнее десятилетие некоторые ученые начали доказывать, что все дело в байесовской вероятности[1], которая математически оптимальна. Один престижный журнал недавно посвятил целое эссе этой теме, где высказались трое известных ученых из Массачусетского технологического института, Калифорнийского Университета в Лос-Анджелесе и медицинского колледжа Лондонского университета. Они доказывали: «Представляется все более вероятным, что человеческое сознание можно объяснить с точки зрения рациональных представлений… в основных проявлениях человеческое сознание приближается к оптимальному уровню исполнения».

Вопрос оптимальности – тоже постоянно повторяющаяся тема во все более популярной области эволюционной психологии. Например, Джон Туби и Леда Космидис, создатели этого научного направления, писали: «Поскольку естественный отбор – это прогрессивный процесс, когда выбираются лучшие варианты и существует огромное число альтернатив, возникающих на протяжении длительного периода эволюции, то естественный отбор обычно приводит к накоплению в высшей степени функционально спроектированных объектов».

Им вторит Стивен Пинкер, утверждая, что «части мозга, позволяющие нам видеть, на самом деле хорошо сконструированы, и нет оснований считать, что качество инженерной мысли катастрофически ухудшается, когда информация доходит до уровня способности интерпретировать то, что мы видим, и реагировать на это».

Книга, которую вы читаете, отстаивает прямо противоположную точку зрения. Хотя ни один разумный ученый не сомневается в том, что естественный отбор может создавать в высшей степени функциональный дизайн, ясно и то, что превосходное инженерное решение никак не гарантировано. В отличие от большинства экономистов, байесианцев и эволюционных психологов, я доказываю, что человеческий мозг являет собой такой же клудж, что и тело. И если это правда, то наши представления о самих себе – о человеческой природе – необходимо пересмотреть.

В обширной литературе по эволюционной психологии мне известны лишь несколько аспектов человеческого мозга, которые считаются нелепыми. Хотя большинство эволюционных психологов признают возможность субоптимальной эволюции в принципе, на практике, когда обсуждаются человеческие ошибки, почти всегда при выяснении, почему что-то явно не адаптивно, оказывается, что на самом деле это хорошо сконструировано.

Возьмем, например, детоубийство. Никто не станет доказывать, что детоубийство морально оправданно, но почему оно случается вообще? С точки зрения эволюции детоубийство не просто аморально, но непостижимо. Если мы существуем как резервуары, где размножаются гены, как утверждал Ричард Докинз, почему родитель способен убить собственного ребенка?

Мартин Дейли и Марго Вилсон доказывали, что с точки зрения гена детоубийство имеет смысл лишь в крайне редких случаях: когда родитель в действительности не связан кровным родством с ребенком (например, приемный отец), когда отец сомневается в своем отцовстве или когда мать не способна обеспечить надлежащий уход за новорожденным и тем не менее в перспективе сможет лучше ухаживать за будущим ребенком (скажем, поскольку настоящий ребенок безнадежно болен). Как показали Дейли и Вилсон, примеры убийства и надругательства над ребенком укладываются в эти гипотезы.

Или рассмотрим не вызывающий удивления факт, что мужчина (но не женщина) систематически переоценивает сексуальные намерения потенциальных партнеров.[2] Это что, просто случай, когда желаемое принимается за действительное? Вовсе нет, доказывают эволюционные психологии Марти Хезлтон и Дэвид Басс. Наоборот, это весьма эффективная стратегия, сформированная естественным отбором, когнитивная ошибка, усиленная природой. Стратегия, которая ведет к растущему репродуктивному успеху, широко распространяемому по всей популяции. И мужские особи, которые были склонны передавать много сигналов потенциальным партнершам, могли иметь больше возможностей воспроизводиться, чем более осторожные представители пола, которые, вероятно, по простоте душевной упускали свой шанс. С точки зрения гена нашим предкам мужского пола имело смысл рисковать преувеличенным восприятием, поскольку получение лишней возможности воспроизведения потомства существенно перевешивает негативы, такие как урон для самооценки либо репутации или обманчивое угадывание возможности там, где ее нет. То, что кажется ошибкой, систематическим предубеждением в толковании мотивов других человеческих существ, в данном случае может на самом деле быть положительной чертой.

Читая подобные умные, тщательно обоснованные примеры, легко прийти в состояние душевного подъема и считать, что за каждым капризом природы или несовершенством стоит стратегия приспособления. Подведение подобных обоснований явно исходит из того, что оптимизация – неизбежный результат эволюции. Но оптимизация – отнюдь не неизбежный результат эволюции, а всего лишь один из возможных.

Некоторые очевидные ошибки могут обернуться преимуществами, но – как свидетельствуют позвоночник и перевернутая сетчатка – некоторые ошибки могут быть поистине субоптимальными и сохраняются лишь потому, что эволюция не нашла лучшего пути.

Естественный отбор, ключевой механизм эволюции, хорош лишь случайными мутациями. Если данная мутация полезна, она передается по наследству, но наиболее благоприятные мутации, которые можно вообразить, увы, не возникают. Как гласит старая пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает»; мутацию, которая не возникает, нельзя выбрать. Если формируется правильный набор генов, естественный отбор, вероятно, обеспечивает широкое распространение генов, но, если такого не происходит, все, что может сделать эволюция, – это выбрать лучший из доступных вариантов.

Для наглядности представим эволюцию как процесс подъема в горы. Ричард Докинз, например, отмечал: маловероятно, чтобы эволюция создавала какой-либо сложный вид или орган (скажем, глаз) одним махом – слишком много удачных мутаций понадобилось бы осуществить одновременно. Но можно достигать совершенства постепенно. Или словами Докинза: