Джозеф Чилтон Пирс - Биология трансцедентного

Эта потребность в модели - в действительности явление новой и неизвестной формы разумного, подобной той, которую показывают четвертая доля мозга и разум сердца. Разительный контраст между обычным человеческим поведением и действиями титанов истории (Иисус, Кришна, Лаоцзы, Будда, Экхардт, Джордж Фокс, Пилигрим Мира и длинный список других гениев) делает этих людей гениями на все времена, либо двигающими саму историю вперед, либо искажающими ее. Все наши великие предшественники появились тем естественным путем, который мы исследуем в данной книге. Хотя этот процесс происходит на фоне бесконечного упадка, омрачающего его движение. Они приходят в жизнь как образцы новых возможностей природы, пример следующего этапа эволюции, который уже провозглашен новейшей нервной структурой, предназначенной преобразить жестокость в новую, жизнеспособную, реальность.

В каждом отдельном случае, однако, упомянутые великие исторические личности не столько развивали данные им возможности, сколько демонстрировали их на практике; человечество претворяло в жизнь эти возможности и создавало модели, которые им демонстрировали. Так мы неизменно выстраиваем религиозные структуры вокруг наших духовных гигантов или используем их для поддержания религии с тем, чтобы предупредить резкое переключение сознания и разложение культуры, носителями которой выступают эти редкие личности. Парадоксально, эти переключения сознания мы воспринимаем как угрозу выживанию и потому инстинктивно отрицаем. Новые явления в развитии биокультуры, однажды случившись, начинают самовоспроизводиться. Мы воспринимаем придуманные нами же модели поведения, показанные великими, в качестве внешних сил, объектами воздействия которых мы являемся, а не в качестве таящихся внутри нас возможностей.

Наш четвертый мозг - это средство, с помощью которого разум сердца уводит наш интеллект от древних стратегий выживания к новым, более великим формам разумного. Однако неразрешимой загадкой для природы, а потому и для нас, ибо мы, по сути, и есть природа, является вопрос стабилизации новой и весьма неопределенной формы разума в мощной нервной среде, чей возраст исчисляется миллионами лет. Хотя природа и предоставляла нам, по мере возникновения новых возможностей, соответствующие модели поведения, заложенные однажды в древности в примитивный мозг первобытного человека, которые тщательно в нем закреплялись, в то время как новые модели, в лучшем случае, являются опытными образцами. И именно из-за этой незначительной неуверенности высшего разума, укоренившейся в нашей системе выживания, возникают дикие контрасты между благородными идеалами и смертоносными проявлениями в поведении человека.

Последующие выводы базируются на точках зрения, появившихся в ходе исследования этого нового явления биологами и нейробиологами. Эти заключения отсылают нас к идеалам и примерам поведения, смоделированным для нас великими историческими личностями, в особенности величайшим, на мой взгляд, примером служит Иисус. Под обложкой этой книги находится на первый взгляд шокирующая пара - Иисус и биолог. Но если мы отбросим мифические и/или религиозные изображения, окружающие фигуру Иисуса, то обнаружим много общего.

Не важно, что мы лично можем отрицать религию и миф, культура выживания, которая сама плодит, а также плодится мифом и религией, все ещё во многом с нами. Поэтому все наши усилия, научные и духовные, используются этой культурой, которая держит нас заточенными внутри примитивных моделей сознания. Образец нового эволюционного мышления, Иисус, сражался и продолжает сражаться с неумолимым роком этого культурного влияния. Однако крест, инструмент его казни, символизирует как смерть, так и трансцендентность; смерть в культуре и трансцендентность за её пределами. Если мы приподнимем с символики креста мифическое покрывало государственной религии и библейской сказки, - что, к слову сказать, могло бы спасти Иисуса от христиан, - то крест окажется "трещиной" в космическом яйце цивилизации.

Именно на эту трещину указывает текст этой книги, как и текст моей первой книги, выпущенной полвека назад. Пусть эта новая книга прольет больше света и поможет нам в новом осознании природы, от чего зависит наше подлинное выживание.==

На 22-ом году моей жизни, пройдя Вторую мировую войну на службе в рядах Военно-воздушных сил США, я испытал три провала в сознании, которые ввели меня в мир тонких, или психических, явлений. Все три события произошли в течение одного месяца, были связаны с одной причиной и развивались по одному сценарию. Все они сильно огорчали моего соседа по комнате, который был свидетелем каждого случая. Начиналось все с того, что на меня словно обрушивался тяжелый груз, буквально выбивавший меня из нормального состояния. В первый раз это случилось, когда я, идя по комнате, вдруг камнем свалился на пол. Тут я вдруг почувствовал, что лежу, не чувствуя своего тела, и при этом вижу руку своей девушки, единственной большой моей любви, которая в действительности находилась тогда в трехстах милях от меня. Она писала мне письмо, в котором объясняла, почему наши четырехлетние отношения должны закончиться. Она писала об этом трижды, каждый раз выставляя различные причины, и каждый раз некая внутренняя сила выталкивала меня из собственного тела, и я видел каждую букву, которую она выводила. Каждый раз, приходя в себя, я погружался в крайне необычное состояние, словно входя в штопор, причем сердце мое сжималось от боли, а сосед был ошеломлен моим странным поведением. Когда настоящее письмо прибыло по почте, сосед приносил его мне. Не читая, я дословно цитировал его содержимое по "копии", как бы выжженной в моем мозгу предшествовавшим видением. При этом, когда сосед вскрывал конверт и читал письмо, он изумлялся: произносимый мною текст был идентичен посланию.

Эти случаи можно было объяснить просто: как провиденье (телепатическое явление) или как другой подобный парапсихический феномен. Но дело в том, что в данном случае в том особенном мире тонких материй, в который я попадал три раза, я как бы находился непосредственно в теле возлюбленной, в её сердце и душе. Я не просто замещал ее, я словно сливался с её бытием. Быть с ней единым целым было самым необычным и немыслимым состоянием. Находясь в этом состоянии, я страстно спорил с ней по поводу её решения, которое представлялось мне подобием смертного приговора. А она говорила со мной мягким и нежным голосом, отстаивая свое решение. Мы оба были отделены от наших тел: я был выбит из своего наружу, а она была занята писанием письма. В то же время мы как бы составляли странное единое целое, наблюдавшее за её рукой, которая писала роковое письмо.

Впоследствии, когда я знакомился с теорией Карла Юнга об anima (душе), я почувствовал, что у Юнга была всего лишь догадка относительно этой мощной и великолепной тайны. Я исследовал свою живую внутреннюю сущность на том уровне, которого во плоти не знал. Годами позже этот тонкий эфемерный мир, находящийся вне материального, показался мне дверью, за которой скрывался самый интенсивный мистический опыт в моей жизни - проявление такого магнетизма, который почти разрушил мой привычный мир.

Среди многих других это событие сорокалетней давности дало мне понять, что человеческая сексуальность, будучи покрыта духовным покрывалом любви, является воротами в высшую трансцендентность. Ранняя форма этого опыта -"потеря сознания" в возрасте 22-х лет - привела к странному, весьма необычному состоянию, для определения которого я позаимствовал научный термин "неконфликтное поведение". Это была череда эпизодов, продолжавшаяся до двадцать третьего года моей жизни. Все эти события послужили основой для моей первой книги - "Трещина в космическом яйце". Хотя я и не дал в этой книге подробного описания главной трещины в скорлупе моего восприятия мира, которая образовалась из-за этого самого неконфликтного поведения, я всё же затронул вопрос, косвенно ставящий под сомнение доверие ко мне со стороны читателей. (Я начал писать эту книгу в 1958 году, в период более консервативный по сравнению с 1970 годом, когда я продал эту книгу и когда над нами разразилась эра Нью Эйдж).

Причина моего неконфликтного поведения кроется в моей убежденности в том, что большая часть меня умерла с потерей моей глубокой любви годом раньше. Мой жизненный опыт вырос из своеобразного псевдо-суицидального опустошения, охватившего меня и граничившего с иррациональным нежеланием продолжения, кратко именовавшегося "это последнее, до чего мне есть дело".

Форсирование до предела этой безудержной энергии привело к прорыву в понимании того процесса, который происходил во мне без подготовки и без переходного периода. Я обнаружил способ преодоления наиболее древних инстинктов самосохранения, в результате чего временно исчезли все страхи и, как следствие, отказ от всяких предосторожностей. Это позволило мне в определенный период времени совершить поступки, казавшиеся невозможными в обычных условиях повседневной жизни.