Александр Данилин - Ключи к смыслу жизни

1)  ...и моя интимность,

2)  ...и бесконечность, в коей самый мир — часть». Оказывается, психиатрия с ее понятием «аутизм» была в чем-то

права. Для понимания иерархии нужно прикоснуться к той бес­конечности, в которой, по Розанову, «весь мир — часть». Путь к этой бесконечности проходит через точку концентрации внима­ния на внутреннем мире. Концентрация на внутреннем «сужает воронку» нашего повседневного мировосприятия, заполненного суетой внешнего мира, до точки покоя. А точка покоя открыва­ет путь лучу от Бога, лучу, идущему из бесконечности. Иерархия ценностей, по мнению Розанова, возникает именно таким пу­тем — с помощью луча из бесконечности. Получается примерно такая картинка

«Точка Розанова»

1 — «общественная воронка»;

2 — «воронка индивидуальности»;

3 — «точка Розанова», которую мы в этой главе называем «транс» по М. Эриксону.

(В тексте Розанова схемы нет. Схематическое изображение мое. — А.Д.)

В современной психологии такая точка концентрации на внутреннем называется трансом или особым — измененным — состоянием сознания. Причем измененное состояние сознания важно не само по себе, как некая отдельная ценность: оно лишь дверь, позволяющая почувствовать луч из бесконечности, кото­рый позволяет отстранение с точки зрения бесконечности уви­деть, что в индивидуальной жизни имеет смысл, а что — нет.

Собственно говоря, именно так — сужая воронку общественно­го сознания, создают свою иерархию смыслов и учатся находить задачу своего существования или подлинный смысл жизни все традиционные культуры. Христианскую молитву, буддистскую медитацию, размышления над коанами дзен, медитативное ис­кусство рисования иероглифов и бесконечное вращение суфий­ских дервишей в танце, — все это можно описать розановскими словами о сужении общественной воронки и открытии воронки бесконечности.

Любой, кто бывал в Стамбуле, видел, что танец дервишей пред­ставляет собой графическое изображение этих двух воронок: одна воронка при вращении открывается вверх — над поясом суфия, а другая — вниз, образуя вращающуюся «юбку». Вращение балерины в пачке, с поднятыми вверх руками, создает тот же самый рисунок. Может быть, в этом и скрывается самый древний смысл танца?

Вот тот же образ у Плотина — из III века нашей эры: «Итак, для восприятия того великого, что есть в нашей душе, необходимо, чтобы мы обратили свою способность восприятия внутрь и со­средоточили внимание в этом направлении. Подобно тому, как человек в ожидании желанного голоса отворачивается от других голосов и настраивает свой слух на восприятие звука, который предпочитает всем иным, чтобы услышать его при любой воз­можности, так и нам нужно по мере сил отгородиться от всякого постороннего шума и сохранить в чистоте силу восприятия души, дабы она могла слышать голоса свыше».

Слово «маг» — это название жреца древней Персии. По пред­ставлениям этих жрецов, мир создали два неотличимых друг от друга близнеца: одного из них звали Реальность, а другого — Не­реальность...

Ваджра — один из главных священных символов Индии и Ти­бета — это изображение молнии, того самого начала, с помощью которого Шива вкладывал в человека разум. В наиболее тради­ционном варианте символ ваджры представляет собой... почти точное изображение двух воронок Розанова или двух близнецов персидских магов: две полуоткрытые энергетические воронки с точкой концентрации между ними.

Особенно хорошо это видно на ваджре или пурбе — «кали-ваджре», распространенной на Тибете. Центральная ее точка — между двумя «воронками» — это точка концентрации внима­ния — ради того, что означает эта точка, жители Индии и Тибета носят этот символ с собой.

Впрочем, и там это символ понимают не все.

В книге «Мистики и маги Тибета» Александра Дэвид Ноэль описывает такую историю:

«Тибетцы верят, что не только живые существа восприимчивы к состоянию одержимости, но и неодушевленные предметы могут служить орудием злой воли...

...Не рекомендуется держать в домах мирян или не получивших посвящения монахов предметы, уже использованные для совер­шения магических обрядов, так как порабощенные с их помощью злые существа могут выместить свою обиду на беззащитных хо­зяевах. Этому народному поверью я обязана приобретением не­скольких любопытных предметов. Не раз лица, получавшие такие вещи по наследству, навязывали их мне под видом подарков.

Но однажды удача выпала на мою долю при таких странных обстоятельствах, что об этом стоит рассказать. Во время одного путешествия нам повстречался небольшой караван лам. Остано­вившись для беседы с ними, как того требует обычай на этих даль­них тропах, где путники встречаются очень редко, я узнала, что они везут «пурба» (заколдованный кинжал), бывший уже при­чиной многих бедствий. Ритуальный предмет принадлежал их главе, недавно преставившемуся ламе. Кинжал начал свои козни еще в монастыре — из троих прикоснувшихся к нему монахов, двое умерли, а третий упал с лошади и сломал себе ногу. Затем один из больших храмовых стягов, предназначенных для благо­словения верующих, укрепленный во дворе гомпа, вдруг сломал­ся, что было очень плохим предзнаменованием. Перепуганные монахи, не осмеливаясь уничтожить «пурба», чтобы не накликать еще худших бед, заперли его в шкаф, где после этого стал раз­даваться страшный шум. В конце концов, было решено отвезти злокозненный кинжал в маленькую уединенную пещеру, посвя­щенную одному божеству. Однако кочующие в этой местности пастухи воспротивились. Они напомнили, что другой такой же «пурба» — никто не знал, где и когда это было — при подобных же обстоятельствах, перемещаясь без посторонней помощи по воздуху, убил и поранил множество людей и животных. Несчаст­ные носильщики зловещего кинжала, тщательно завернутого в бумагу с напечатанными на ней заклинаниями и запрятанного в специальный ящик, выглядели очень удрученно. При взгляде на их скорбные лица у меня пропало желание посмеяться над ними. Кроме того, я хотела посмотреть на заколдованное оружие.

— Покажите мне «пурба», — сказала я, — может быть, я найду средство вам помочь.

Они боялись достать его из футляра. Наконец, после пере­говоров мне позволили вынуть его из ящика собственноручно. Это была старинная, очень редкая вещь. Только самые большие монастыри обладают такими «пурба». Во мне проснулась страсть коллекционера.

Мне очень хотелось его иметь, но я знала — ламы не продадут его ни за что на свете. Нужно было что-нибудь придумать.

— Остановимся на ночлег вместе, — предложила я, — и пусть «пурба» останется пока у меня. Я подумаю, как вам помочь.

Я ничего не обещала, но перспектива хорошего ужина и воз­можность отвлечься от тревог в беседе с моими слугами их со­блазнила. Когда стемнело, я удалилась в сторону от палаток, де­монстративно захватив с собой кинжал, так как оставить его в лагере во время моего отсутствия, да еще без футляра, значило бы еще больше напугать доверчивых тибетцев. Решив, что отошла от лагеря уже достаточно далеко, я воткнула в землю оружие, явив­шееся причиной стольких волнений, и уселась на одеяло, разду­мывая, как бы уговорить лам уступить его мне. Я просидела так несколько часов. Вдруг поблизости от магического кинжала мне почудился силуэт какого-то ламы. Я видела, как он приблизился, осторожно наклонился; из-под складок тоги, окутывающей не­четкий в темноте стан человека, медленно высвободилась рука и потянулась к кинжалу. С быстротой молнии вскочила я и, опере­див вора, выхватила из земли оружие.

Значит, не одна я хочу завладеть кинжалом! Среди мечтающих от него отделаться кто-то менее наивный знает ему цену и желает продать его украдкой. Он думал, что я заснула, и был уверен, что я ничего не замечу. А завтра утром исчезновение кинжала объясни­ли бы вмешательством оккультных сил, и родилась бы еще одна легенда. Даже жаль, что такой прекрасный план провалился. Но кинжал был у меня. Я так крепко его зажала, что мои возбужден­ные приключением нервы среагировали на ощущение впившихся в ладонь выпуклых узоров кожаной рукоятки, и мне почудилось, будто она слегка зашевелилась в моей руке!.. Но где же вор? По­крытая ночной мглой равнина была пустынна. Бродяга, должно быть, убежал, когда я наклонилась, чтобы вытащить кинжал из земли. Я поспешила в лагерь. Тот, кто в лагере отсутствует, или вернется после меня и есть вор. Я застала всех бодрствующими за чтением священных текстов, ограждающих от нечистой силы, и вызвала Ионгдена к себе в палатку.

— Кто из них отлучался? — спросила я.

—      Никто, — ответил он, — они едва живые от страха. Я сердил­ся на них — они ходят по своим надобностям возле самых пала­ток.