Гарольд Гринвальд - Знаменитые случаи из практики психоанализа

"Так как в реальной жизни у Эрны не было братьев или сестер, ее бессознательный страх и зависть к ним, которые играли такую важную роль в ее психической жизни, обнаружились и оживились именно вследствие анализа. Это еще раз доказывает важность ситуации перенесения в анализе детских неврозов.

[9]В моей статье «Ранние этапы Эдипового комплекса» (1928) я указывала, что у детей в сексуальных отношениях между собой, осо­бенно если они являются братьями и сестрами, есть фантазии, где они объединяются против своих родителей, и часто такое убеждение помогает им уменьшить свою тревогу и чувство вины.

[10]Многие дети лишь создают видимость, что возвращаются к действительности после окончания своих игр. На самом деле они все еще охвачены своими фантазиями.

[11]Как я позднее обнаружила в ходе моей аналитической работы, страх ребенка перед отравленными экскрементами усиливает его фик­сацию на прегенитальном уровне, заставляя ребенка постоянно убеж­дать себя, что эти экскременты — и его собственные, и объекта стра­ха — являются не вредными, а «хорошими». Именно поэтому Эрна предлагала, чтобы мы делали друг другу «хорошие» анальные подарки и любили друг друга. Но состояния депрессии, за которыми следовали эти игры предполагаемой любви, показывали, что в глубине сознания она испытывала сильный страх и полагала, что мы — т.е. ее мать и она — преследовали и отравляли друг друга.

"Постепенно я пришла к убеждению, что чрезмерный оральный садизм вызывает ускоренное развитие «Я», а также ускоряет развитие либидо. Таким образом, конституциональные факторы в неврозе Эрны, о которых шла речь, — ее необычайно сильный садизм, слишком быстрое развитие ее «Я» и преждевременная активность ее генитальных импульсов — оказываются связанными между собой.

[12]3десь мы можем проследить интересную аналогию со случаем, описанным Фрейдом в «Истории детского невроза» (1918). Когда Эрне было пять лет, то есть восемнадцать месяцев спустя после того, как она последний раз видела половой акт между родителями, она вместе с ними навестила свою бабушку и короткое время спала с ними в одной комнате, но не имела возможности видеть их коитус. Тем не менее, каждое утро Эрна удивляла бабушку, говоря: «Папа лежал в постели с мамой и возился с ней там». Рассказ девочки оставался необъяснимым до тех пор, пока ее анализ не показал, что она пред­ставила то, что видела в возрасте двух с половиной и забыла, но это событие, тем не менее, оставило отпечаток в ее памяти. Когда ей было три с половиной года, эти впечатления возобновились, но снова были забыты. Наконец, восемнадцать месяцев спустя похожая ситуация (она спала с родителями в одной комнате) возбудила в ней бессозна­тельное ожидание увидеть те же самые события и пробудила преды­дущие переживания. В случае Эрны первоначальная сцена претерпела Полное вытеснение, но впоследствии она была реактивирована и мгно­венно всплыла в сознании, из-за резкого увеличения таких деструктивных тенденций. В случае Эрны именно возросшая ненависть, вызвавшая тревогу, и привела к болезни.

*Анализ также вскрыл сильную склонность к меланхолии, свя­занную с ее болезнью. Во время анализа она все время жаловалась на странное чувство, которое ее посещало. Она говорила, что иногда сомневается, не животное ли она. Было доказано, что это ощущение определялось ее чувством вины за каннибальские побуждения. Ее депрессия, которую она обычно выражала словами «Что-то мне не нравится в жизни», как было показано в ходе анализа, оказалась подлинным taedium vitae (отвращением к жизни (шт.). - Прим. ред.) и сопровождалась идеями о самоубийстве. Она коренилась в чувстве тревоги и вины, возникавшей в результате орально-садистской интро- екции объектов ее любви.

**Ср. Абрахам, «Краткий очерк развития либидо» (Abraham, A Short Study of the Development of the Libido, 1924), часть II.

[13]Я подчеркнула в другом месте, что анализ ребенка, как и взрос­лого, должен проводиться с осторожностью, но критерии должны быть другими. Например, принимая участие в играх и фантазиях ребенка, аналитик на самом деле доставляет ему большее удовлетворение, чем взрослому пациенту, хотя вначале это кажется не так. Ибо игра — это естественная форма самовыражения ребенка, так что участие аналитика в ней не отличается по характеру от того внимания, с которым он следит за словесным самовыражением взрослого пациента, описывающего свои фантазии. Более того, необходимо помнить, что удовлетворение, которое дети получают в своем анализе, является большей частью воображаемым. Эрна на самом деле регулярно мас­турбировала во время сеансов на протяжении определенного периода времени. Но она является исключением. Мы не должны забывать, что в ее случае навязчивая мастурбация присутствовала в том же объеме, в каком она обычно мастурбировала все время, иногда даже в присутствии других людей. Когда принуждение существенно уменьшилось, аналитическая ситуация привела к прекращению мас­турбации во время сеансов и свелась к простому воображению мас­турбации в фантазиях.

*Под этим я подразумеваю прекращение у нее чрезмерной мас­турбации и мастурбации в присутствии других людей, коренившейся в принуждении, а не прекращение мастурбации вообще.

[14]Когда Эрна была настолько оторвана от действительности, я имела возможность лишь анализировать материал, связанный с ее фантазиями; но я постоянно прослеживала какую-то нить, хоть и слабую, которая могла связывать эти фантазии с реальностью. Бла­годаря этому по мере постоянного уменьшения ее тревоги, мне удалось постепенно укрепить ее связь с реальностью. В латентный период аналитик очень часто должен заниматься большей частью материалом подобного рода фантазий на протяжении долгого времени, пока он не сможет получить доступ к реальной жизни ребенка и инте­ресам «Я».

"Наблюдения даже за очень маленькими детьми доказывают, что они полностью схватывают природу ситуации переноса и понимают, что уменьшение их аффектов произошло в результате интерпретации первичной ситуации и связанных с ней аффектов. В таких случаях, например, Петер часто делал различие между мной, которая «была как бы его мамой», и своей «настоящей мамой». Например, заводя и выключая свой мотор, он плевал в меня, и хотел побить, называя меня «капризной бестией». Он яростно отрицал мое истолкование, но каждый раз он снова становился спокойным и нежным и спрашивал: «Значит, я хотел сказать "Бестия" моей настоящей маме, когда папин этот самый входил в маму?»

[15]В другом случае анализа я также обнаружила, что нападки на мой нос, ноги, голову и т.п. никогда не относились просто к этим частям тела как таковым; они были также направлены против них как символических заменителей отцовского пениса, прикрепленного ко мне или заключенного внутри меня, т.е. внутри матери.

[16]Из кн.: Навязчивое стремление к признанию.

Перевод С. Степанова.

[18]теа culpa — моя вина (лат.).— Прим. перев.

[19]Из кн.: Два эссе по аналитической психологии.

[20]Из кн.: Проблемы невроза, гл. VI (1939).

[21]Боязнь открытого пространства. — Прим. ред.

[22]Из кн.: Самоанализ.

[23]Из «Книги психосоматических случаев».

[24]Более подробно об этом лечении и его результате см. The Practice of Group Therapy, ed. S.R.Slavson (New York, International Universities Press, 1947), p. 197 - 218. В этом отчете Глория названа Лилией Слоэйн, однако оба имени являются вымышленными.