Этьен Кассе - Туринская плащаница

Все присутствующие с удивлением пока­чали головами.

—    Но самое удивительное то, — продолжала тем временем баронесса,— что на пелене из льна отчетливо виден оттиск тела Господа нашего Иисуса Христа. Все тело Его изранено во время пути к месту казни.

—    Значит, эта плащаница схожа с той пе­леной, которой святая Вероника утерла лицо Иисуса, покрытое потом и кровью? — спросила старшая дочь баронессы Жанна.

—    Да, именно так, — ответствовала баро­несса,— только эта плащаница находится не так далеко от нас, а пелена святой Вероники далеко, хранится в Риме и выставляется на всеобщий показ крайне редко. Я надеюсь, что очень скоро мы сами сможем увидеть плаща­ницу в Лирее.

—    Но где же тогда находилась все эти века удивительная пелена?— не скрывая скепсиса, спросил барон Жан-Пьер де Вуази.— И каким образом очутилась она в Лирее? И кто владе­ет ею?

—    Святая плащаница,— объяснила баронес­са, — принадлежит графу Жоффруа де Шарни. Откуда она у него, он предпочитает молчать. Или же отвечает, что пелену ему великодуш­но подарили. Вот только не говорит кто. Из­вестно наверняка лишь одно: не так давно он писал письмо папе Клементу VI, в котором просил дозволения выставить плащаницу с отображением Господа нашего на людское обо­зрение. Папа тут же отправил из Авиньона в Лирей множество ученых мужей. Те проверили пелену, и вот плащаницу уже являют всем лю­дям лирейским. Так что Лирей ныне сделался крупнейшим местом паломничества. Пилигри­мы со всех уголков Франции собираются в нем. Жоффруа де Шарни уже приказал чеканить памятные медали. Эти серебряные талеры изображают Иисуса, каким Его можно видеть на плащанице.

—    Но отчего ж тогда не разъясняют, где граф держал до того эту плащаницу?— упря­мо повторил свой вопрос Жан-Пьер де Вуази.

—    Рассказывают,— произнесла баронесса,— что Жоффруа де Шарни получил пеле­ну от францисканцев. А те обрели ее в свою очередь много десятилетий назад у одного из своих орденских братьев, некоего Гюго де Бульо.

—    Гюго де Бульо?— прошептал барон Жан-Пьер де Вуази.— Да, я знал его в молодые мои годы... в Святой земле...— И проговорил уже во всеуслышание: — Все верно, сей фрадре Гюго тогда странствовал по всему миру, всюду разыскивая древние реликвии. И многое нашел он, особенно в Святой земле. Неужели же Гюго разыскал истинную плащаницу Иисуса?

—    Так ты знал его? Беседовал с ним? — вски­нулся Жеро, старший в семействе, пятнадцатилетний мальчик с зелеными глазами и рыжими кудрями.

—    Да, беседовал...— задумчиво отозвался ба­рон и смолк. Лицо его несколько омрачилось.

Баронесса продолжила свой рассказ:

—   Неудивительно, что святая плащаница была отдана Гюго де Бульо и орденом фран­цисканцев в Аирей. Граф Жоффруа де Шар­ни всегда покровительствовал ордену святого Франциска. А вот епископ Труа, Генри де Пуа­тье, отчего-то усомнился в подлинности рели­квии. — Баронесса подалась вперед к своим слушателям.— Но на плащанице кровь, старая, древняя даже! И эта кровь бесценна, благодаря ей мы были спасены!

—   А когда мы сможем увидеть плащаницу?— закричали дети баронессы.

—   Весной, вероятно, ныне слишком холодно,— улыбнулась та.

—   Фрадре Гюго де Бульо...— вновь прошеп­тал Жан-Пьер де Вуази.— Неужели же он на­шел плащаницу Иисуса?— И решительно произ­нес:— Я тоже отправляюсь с вами в Лирей...

—   Но дедушка!— ахнула баронесса.— Это путешествие может стать погибельным для вас. Я боюсь, что вы не выдержите всех тягот пути!

—   Дело решенное, я еду,— по голосу стар­ца было ясно, что никаких возражений он не потерпит.— Я хочу увидеть лицо человека из Назарета — если, конечно, оно и в самом деле принадлежит ему...

В начале марта 1349 года семейство де Вуази отправилось в паломничество в Лирей.

Опираясь на плечо слуги, Жан-Пъер де Вуази вышел во двор замка. На нем был длиннопо­лый темно-зеленый костюм пилигрима и плащ такого же цвета. Через левое плечо старика была перекинута кожаная сумка паломника, как то предписывали обычай и традиции: сума должна быть малой, а содержимое ее скудным, ибо в пути паломникам следует полагаться на милость Бога и возвращаться в родные края просветленными и освобожденными духовно и материально. Сума всегда должна быть от­крыта, дабы пилигрим мог добровольно жертвовать. В правой руке старый барон держал посох пилигрима — можно было не только за­щищаться им от волков, змей, одичавших со­бак и прочих врагов, но и использовать его как третью ногу.

Много было прозваний у тех, кто отправ­лялся в паломничество: пилигримов в Святую землю называли «пальмиери», так как в той земле они могли сорвать себе пальмовую ветвь. «Перегрини» назывались те, кто отправлялся к гробу святого апостола Иакова, потому что они и в самом деле странствовали по чуже­дальним краям, а не плыли на кораблях, как паломники в Палестину. «Ромеями» назывались странствующие в Рим.

«Ежели отправляешься ты в Иерусалим, не­си пальмовую ветвь как символ твоего три­умфа. Ежели отправился ты в Сантьяго к святому Иакову, то неси раковину как сим­вол доброго твоего деяния», — говорила старая книжица паломников о специфических знаках, которыми пользовались пилигримы во время своих странствий. Один из таких знаков ба­ронесса Матильда прикрепила на грудь старо­му де Вуази — экземпляр той самой медали с изображением плащаницы Лирейской, которую велел отчеканить граф Жоффруа де Шарни.

...На восьмой день своего паломничества еще затемно они приближались к желанной цели — Лирейскому собору.

Скромный свет ущербной луны и туман, стелющийся по земле, придавали окружающе­му их пейзажу— оголенным деревьям и пустым полям — вид несколько зловещий и диковатый. Небо в то утро, правда, было безоблачным, и, если повезет путникам, вскоре должно было появиться солнце.

То здесь, то там по дороге им встреча­лись большие и маленькие группы пилигримов, пешком или в телегах тянущиеся к новому месту поклонения. Чем ближе становилась цель пути, тем более вырастало количество пилигримов, со всех сторон доносились конское ржание, скрип телег и карет. На большин­стве верующих были бесформенные темные плащи.

Площадь в Лирее, в центре которой возвы­шался собор, была уже переполнена. Жану-Пье­ру де Вуази и членам его семейства пришлось выйти из кареты и продвигаться далее пеш­ком. Двое слуг помогали старику.

Церковь еще была закрыта. Между пилигри­мами, то негромко шепчущими молитвы, то столь же негромко беседующими друг с дру­гом, пробежал высокий и очень худой молодой монах-францисканец в развевающейся сутане. Пронзительным, голосом он оповестил толпу, что храм Божий вскоре откроют и людей сра­зу же допустят.

—    Именем Спасителя, мужи и жены, вы­сокородные господа и нищие, грешники и пра­ведники... — раздался внезапно над площадью голос приора собора.— Вы пришли в Лирейские владения, дабы увидеть Того, на Кого снизошел свет горний, Свет Света, Кто стал нашим Спасителем и Исцелителем от скверны. Мы верили в него и были спасены Его кровью. Но ни­когда до сих пор не могли мы и мечтать о том, чтобы узреть его божественно-человеческий об­лик, истинный облик его, не описанный в четы­рех святых Евангелиях... — приор чуть понизил голос, что еще более возбудило волнение в лю­дях. А потом продолжил: — Однако настало время! Мы можем видеть облик Богочеловека. Скрываемый столько столетий, Христос ос­тавил нам свое отображение на плащанице. И вы пришли, чтобы узреть нашего Господа и Спасителя уже сейчас, в земной своей юдоли. Вы жертвовали многим, дни и ночи проводили в молитвах, постились, чтобы подготовить себя к величайшим этим мгновениям. И вот все ближе ваша встреча с Господом Нашим в обличье человеческом, откройте же сердца ваши... Ибо нечто столь пугающе прекрасное заключено в том изображении...