Карл Каутский - Происхождение христианства

Причин повышенного интереса к проблемам раннего христианства, его происхождению было несколько.

Как известно, в 1869 г. на съезде в Эйзенахе В. Либкнехтом и А. Бебелем была основана первая в истории политическая партия рабочего класса — Германская социал-демократическая рабочая партия.

С этого момента наступает новый период в истории рабочего движения, потребовавший безотлагательного решения ряда новых проблем программного характера и, в частности, вопроса об отношении рабочей партии к религии и церкви, что в условиях Центральной Европы означало отношение рабочей партии к христианству. В данной ситуации оказалось, что одного только общетеоретического подхода к проблеме религии и церкви недостаточно. Уже это обстоятельство само по себе могло бы объяснить такой интерес теоретиков рабочего класса к христианству.

Другим немаловажным обстоятельством, обусловившим необходимость марксистского изучения раннего христианства, явилось также стремление части рабочих облечь свой социальный протест в религиозные формы. Они следовали уже сложившейся исторической традиции, когда протест трудящихся масс против социальных условий выливался, как правило, в различного рода религиозные движения либо находил свое выражение в религиозных идеях. Такой основной идеей всякого социального протеста было противопоставление идей и духа первоначального христианства современной господствующей церкви. В условиях феодализма, когда религия в ее христианской форме была всеобъемлющей формой идеологии, протест масс ни в какой другой форме не мог быть выражен.

По этому поводу Ф. Меринг справедливо отметил, что повышенный интерес к раннему христианству представляет собой «сопутствующее явление инстинктивного рабочего коммунизма, который в своей теоретической формулировке берет за исходное начало материал, близко ему знакомый», что «в начальных стадиях своей освободительной борьбы современный пролетариат охотно вспоминает о первобытном христианстве».[7]

Справедливость этого замечания Ф. Меринга станет понятной, если учесть, что в Германии и в соседней Франции до распространения марксизма в рабочем классе известное влияние имели такие формы «инстинктивного рабочего коммунизма», как теории Этьена Кабе и Вильгельма Вейтлинга, несвободные от религиозных наслоений.

К тому же надо иметь в виду и то обстоятельство, что христианский социализм, начавший широкую пропаганду своих взглядов, усиливал христианские иллюзии в сознании рабочих, поскольку, как отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, «нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок».[8]

Однако в Германии особую остроту вопрос об отношении к религии и церкви приобрел в связи с политикой «культуркампфа», развернувшегося в 1872 г. Несмотря на название, эта борьба никакого отношения к культуре не имела. Она носила чисто политический характер, поскольку объединение Германии Бисмарком под эгидой протестантской Пруссии поставило католическую церковь и связанную с ней партию центра в оппозицию. Католическая церковь, имея все основания опасаться падения своего влияния, поддерживала антипрусские настроения, способствовала росту сепаратизма.

Ответным ударом со стороны Бисмарка и всего юнкерско-буржуазного блока по католической церкви явились законы (1872–1876 гг.), затрагивавшие ее коренные интересы. Эти законы, как и последовавшие за ними полицейские репрессии и гонения против католических священнослужителей, привели к результатам, прямо противоположным тем, которые имел в виду Бисмарк: возросло количество активных католиков, укрепилось положение партии центра. С 1876 г. «культуркампф» идет на спад. Впоследствии большая часть антикатолических законов была отменена.

Борьба Бисмарка против католицизма привела к тому, что религиозный вопрос оказался одним из наиболее острых в политической жизни Германии не только в период самой яростной борьбы, но и на ряд лет после этого. Стремление господствующих классов натравить трудящихся на католическую церковь как на их главного врага, как первостепенного носителя социального зла и тем самым отвлечь массы от решения своих действительных задач потребовало выработки собственной политики рабочей партии по отношению к религии и церкви.

Каутский понимал, что никакого союза между буржуазией и пролетариатом в этом вопросе быть не может. В уже упоминавшейся нами брошюре «Католическая церковь и социал-демократия» он писал: «Вести совместную борьбу против церкви буржуазия и пролетариат не могут, так как классовое положение пролетариата заставляет его держаться в этом вопросе иной политики, чем политика буржуазии».[9] Однако ответить на вопрос, какой должна быть эта политика, можно было только после детального изучения такого феномена, как христианство. Эту задачу исследования христианства, его происхождения и развития ставил перед марксистскими исследователями еще Энгельс.

В 1882 г. он писал, что с религией, которая в течение 1800 лет господствовала над значительной частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться, объявив ее бессмыслицей, состряпанной обманщиками. Он считал, что «необходимо прежде суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства».[10]

Эту задачу и стремился решить Карл Каутский в книге «Происхождение христианства».

Исследование любого идейного явления всегда является сложным делом. Следует понять и объяснить, из каких условий оно возникло, какие идеи прошлого оказали воздействие на его формирование и почему именно они из всего прошлого идейного наследия сыграли эту роль. Но трудности исследования происхождения христианства во много раз большие. Тому есть много причин. Прежде всего, христианство — не обычное идейное явление уже хотя бы потому, что последователями его даже сегодня, спустя многие века его существования, являются сотни миллионов людей во всех без исключения странах мира. Оно представляет особую сложность для исследователя, поскольку в его содержании отразилось влияние многих идей, возникших в разных регионах античного мира, на разной национальной и идейной почве. Наконец, сложность состояла и в том, что до середины XVIII в. безраздельное господство теологических взглядов на христианство, по существу, снимало проблему его происхождения. Согласно этим взглядам, христианство возникло сразу со всем его сложным набором идей. Отсюда особое внимание к личности Христа, который, будучи сыном божьим и в то же время богом, даровал людям свое учение в готовом виде. Просветители XVIII в., подвергшие решительной критике христианство, в противовес теологической традиции многие свои аргументы обратили против историчности Христа, оставив без ответа вопросы о том, почему возникло христианство и каким образом оно превратилось в массовое движение, создав множество религиозных организаций, смогло стать силой, влияющей не только на идейную, но и на политическую и экономическую жизнь общества.

Определение просветителей, что всякая религия есть продукт обмана и невежества, многого не объясняет и, безусловно, не отвечает на вопрос о том, какие исторические обстоятельства вызвали к жизни христианство и каким чаяниям масс оно отвечало.

С развитием исторической науки, с возникновением библейской критики дело существенным образом изменилось. Особенно значительный вклад в объяснение происхождения христианства внес Бруно Бауэр, исследовавший те идеи, которые восприняло христианство, и его связь с развитием современной ему культуры. При этом Бауэр отверг историческое существование Христа, поскольку, как он считал, и без этой детали можно объяснить возникновение христианства.

Каутский пишет, что в исследовании христианства он идет вслед за Бауэром. Но, в отличие от Бауэра, Каутский использует другую методологию исследования, основой которой является материалистическое понимание истории. Он пишет: «Кто стоит на точке зрения материалистического понимания истории, тот может смотреть на прошлое вполне беспристрастно, даже в том случае, если он принимает самое живое участие в практической борьбе настоящего».[11]

Детально исследуя исторические обстоятельства возникновения христианства и следуя традициям библейской критики, Каутский рассматривает свидетельства о мифологичности образа Христа, но в отличие от Бауэра не утверждает, что Христос не существовал, а лишь подчеркивает недостоверность сведений о нем, содержащихся как в евангелиях, так и в исторических трудах. Каутский отмечает, что по своей исторической ценности евангелия и Деяния апостолов стоят не выше гомеровских поэм или «Песни о Нибелунгах». Деятельность исторических личностей изображается в них с такой поэтической вольностью, что их невозможно использовать для исторического описания этих личностей и даже трудно сказать, какие из описанных в них героев являются историческими личностями, а какие являются плодом фантазии. Иначе говоря, Каутский не отрицает возможности исторического существования Христа. (А. Бебель отмечал, что по поводу мифологичности или историчности Христа может быть множество более или менее достоверных гипотез, из которых абсолютно неприемлемой может быть только одна: гипотеза о том, что Христос есть сын божий).