Михаил Гринберг (Зеленогорский) - Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)

Разумеется, не следует представлять картину жизни епископа Андрея как прямой путь, свободный от колебаний и отступлений, но основные моменты трансформации его идей были вызваны внешними проявлениями общественной и церковной жизни России, в то время как внутренний мир владыки оставался устойчивым комплексом ранее пережитой и воспринятой им идеи православия. Во всяком случае, со значительной степенью уверенности можно говорить об этом, анализируя духовную и общественную позицию епископа после 1907 года.

Каков же круг проблем, в границах которого трудился сп. Андрей до 1917 года, то есть до того времени, когда события революции глубоко преобразили структуру обшест-

11

венной жизни России и изменили условия приложения активности епископа?

1.

В церковно-общественной жизни русского православия синодального периода епископ Андрей не находил почти ни одного светлого пятна*. Если Церковь еще жива, считал он, то лишь благодаря отдельным личностям из клира и мирян, посвятивших свою жизнь религиозному подвигу служения христианским идеалам. В середине прошлого века — это славянофилы, в первую очередь А.Хомяков и И.Аксаков, в конце XIX — начале XX вв. Иоанн Кронштадтский. Среди современников епископ выделял также архиепископа Антония (Храповицкого), был большим почитателем архимандрита Кирилла (Васильева) -— настоятеля Воскресенского монастыря близ станции Любань Новгородской епархии. Важное место в деле сохранения духовности православия еп. Андрей уделял единоверию.

Церковь же как единый организм, по мнению епископа, не выполняла своих функций, не была на это способна в силу почти абсолютного разложения ее организации от высшего управления до последнего клирика и полного отсутствия деятельности основной единицы церковно-общественной жизни — прихода.

Источник подобного положения церковной организация церковной организации владыка Андрей видел в реформаторской деятельности Петра, учредившего высшее церковное управление в качестве одного из ведомств государственной власти, ставшее, главным образом, органом подчинения деятельности Церкви интересам гражданского строительства. Суть петровских реформ сводилась, в основном, к учреждению Святейшего Синода, права и обязанности которого были* определены в Духовном Регламенте, составленном архи- |

* «Элемент Божественный в Церкви вечно жив не может быть нарушен, - писал епископ,--но «нельзя не согласиться, что человеческая сторона церковной жизни извращена до самой последней степени" (48, 725).

12

епископом Феофаном (Прокоповичем) и изданном 25 января 1721 года. Институт патриаршества в России упразднялся и устанавливалась власть синодального управления: а) истина гораздо лучше может быть узнана несколькими лицами, чем одним; б) определение и решение власти соборной авторитетнее, чем власти единоличной; в) простой народ, в случае конфликта государственной власти с церковной, может «по невежеству» стать на сторону последней и т.д. В качестве представителя государственной власти в Синоде назначался «из офицеров» обер-прокурор, в обязанности которого входили функции контроля и инструктажа Синода «применяясь к инструкции генерал-прокурора Сената» (343, 2023). Должность учреждена 11 мая 1722 года. Первоначально компетенция обер-прокурора скромно определялась как наблюдательная, но очень скоро он превратился в непосредственного руководителя Ведомства православного вероисповедания, что и было постепенно зафиксировано в законодательных актах первой трети ХГХ века. Обер-прокурору были предоставлены министерские права, он докладывал непосредственно царю и заведовал канцелярией, хозяйственным управлением и прочими вспомогательными синодскими учреждениями. Он же сосредоточил в своих руках права на назначение должностных лиц, распределение пенсий, пособий и наград по духовно-учебному ведомству.

Один из наболее авторитетных русских православных иерархов начала XX века архиепископ Антоний (Храповицкий) — он получил наибольшее количество голосов при выборе кандидата на патриарший престол в 1917 году — неоднократно высказывался о бедственных последствиях петровских реформ, считая, что «государственное управление во времена Петра и после, целями чисто внешней культуры и государственной централизации, сузило, обезличило и даже наполовину затмило религиозное сознание и религиозную жизнь православного народа» (159, 4). Обер-прокуроров архиепископ называл «естественными органами порабощения Церкви и ее подчинения светским интересам жизни» (156,4). Отмену в начале ХУШ века патриаршества

13

он определил как «прямое и ничем не извинительное отступление от основных канонов всей Христовой Церкви» {156, 6). А уже на соборе 1917/1918 гг. архиеп. Антоний высказался еще более определенно и резко: назвав царя Петра «великим разорителем Церкви», утверждал, что «с его времени, наш церковный строй получил уклон к протестантству» (158, 289).

Глубокая характеристика петровских реформ принадлежит православному мыслителю профессору С.Н.Булгакову, выступившему с докладом о правовом положении . Церкви в государстве на Соборе 11 февраля 1918 года; «с Петра же 1-го, когда в отношения между Церковью и Государством вторглась протестантская стихия, в силу которой церковь есть только часть государства, наравне с другими частями государственного механизма... в связи с этим наше церковное самопознание потерпело ущерб, исказилось, приняло уродливый характер, навлекший упрек в цезаропапизме. В основах нашей церковной жизни цезаропапизма нет. Но сами формы церковного управления (подчинение светской власти и синодальный провинциализм, как противоречие вселенскому сознанию Православной Церкви) не соответствует, противны духу Церкви» (173, 11).

Всеобъемлющая зависимость духовенства от государственных органов и Ведомства православного исповедания калечила духовную жизнь, плодила клир, жаждущий должностей и чинов, кормящийся от правительства и стоящий в рабской зависимости от него. Клирики были вынуждены вести поиски дополнительных доходов, способных обеспечить соответствующий уровень благосостояния, что разумеется, отвлекало их от выполнения непосредственных обязанностей руководства паствой. Во-вторых, резко ограничивалось общение пастырей с. при -хожанами вне храма. Священник не жил одной судьбой с паствой, был чужд ее насущным проблемам. Он оказался в подчинении у исправника и в зависимости от помещика. Всякие попытки организации общественной жизни прихода вызывали сопротивление властей, как огня боявшихся

15

любой формы организации народной массы.

Так оценивал состояние церковно-общественной жизни православия еп. Андрей, и, чтобы еще более выпукло выделить трагичность положения, архиерей обращается к примеру старообрядчества: «Почему, действительно, наши раскольники несравненно устойчивее и сильнее в культурном отношении? Именно потому, что раскольники живут приходскою самоопределяющейся общиною, а наша деревня влачит свое существование только по распоряжению начальства. Раскольническую общину объединяет любимый храм или часовня, а нашу православную деревню объединяла до последнего времени казенная винная лавка, а теперь (годы мировой войны и сухого закона — Авт.), кажется, объединяющим началом остался один местный полицейский стражник» ( 52, 410).

Сознание царящего зла и невозможности оказания ему противодействия гасило активность духовенства, вызывало безразличие к нуждам паствы и не могло не повлечь за собой равнодушия к выполнению своих прямых обязанностей в храме. Служба сокращалась, комкалась, теряла свою притягательную и воспитывающую силу. Происходило «обезверивание» (выражение еп. Андрея) прихожан и потеря авторитета клира. Духовная жизнь в рамках официального православия не удовлетворяла верующих и, тем самым, увеличивалась тяга к старообрядчеству и сектанству.

В речи, произнесенной в Уфимском земском собрании 19 октября 1915 года (вследствие цензурных запрещений она была напечатана лишь после революции), еп. Андрей охарактеризовал печальные последствия столь бедственнога положения: «и сверху, и снизу с одинаковой энергией изгонялись все наиболее энергичные, яркие духовные мыслители и деятели... И стали у нас пророчествовать лжепророки, а на Моисеевом седалище, хотя и нет книжников и фарисеев, но зато сидят молчальники, далекие от жизни и не понимающие жизни, а потому и не могущие быть руководителями ее» (52, 409). Таким образом, по мнению епископа, с одной стороны — цезаропапизм,

15

подчинивший Церковь интересам государственной внутренней политики, а с другой — инертность духовенства и отсутствие приходской деятельности, — привели к полному развалу церковно-общественной жизни.

Однако еп. Андрей не ограничивается негативной критикой нынешнего положения Церкви: он выдвигает позитивную программу восстановления ее жизнедеятельности. Его альтернатива заключается в возрождении прихода для охраны в народе нравственных идеалов, церковно-религиозного быта и подъема материального уровня* (60, 633).