Юлия Серебрякова - Четвероевангелие

Понятие о новозаветной экзегезе[7]

И Евангелия, и послания апостолов являются внутренним документом Церкви – в том смысле, что они адресованы верующим и правильно поняты могут быть только в Церкви (см. приложение 1).

Задача библейской науки по определению русского библеиста XIX века Н. Н. Глубоковского: «Признав их [Писаний] богодухновенное происхождение, восстановить литературную историю этих памятников по сохранившимся известиям, чтобы сделать сами памятники более доступными для человеческого восприятия. Что до содержания, то задача еще уже и определеннее. Мы должны лишь в возможной мере постичь мысль священного писателя, приблизиться к ней и уловить ее во всей первоначальной чистоте, не привнося ни малейшего призвука со своей стороны»[8]. Узость и определенность не делают задачу постижения «мысли священного писателя» простой и легкой. Церковная традиция утверждает, что основное правило толкования Писания заключается в признании, что сообщенное от Бога может быть только Богом и раскрыто: понимание Писания есть Божий дар. «Испытающим [Писание] потребно озарение свыше, чтобы и найти искомое и сохранить найденное», – предупреждает блж. Феодорит Кирский.

Для верного постижения всякого предмета требуются соответствующие ему силы и способности; применительно к изучению Нового Завета – необходимо некоторое духовное сродство, так как «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия». Возникает вопрос, озвученный апостолом Павлом: «Кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?» (Рим. 11: 34). Сам апостол мог ответить: «Мы же ум Христов имеем» (1 Кор. 2: 14–16), людям же с более скромным духовным опытом следует обратиться туда, где этот ум находится, – в Церковь, в Которой Христос пребывает и будет пребывать, по обетованию, до скончания века[9]. Церковь (именно потому, что содержит в Себе Христа) знает, что Она приняла в качестве священных памятников своей веры и как их нужно понимать, чтобы не уклониться и не внести в них что-то свое. В отличие от протестантской экзегезы, опорой православному исследователю служит не личная свобода и субъективная критика, а голос вселенской Церкви и авторитет отеческого Предания.

Свт. Филарет (Дроздов) выделял следующие этапы изъяснения Священного Писания: при изучении отдельных тем следует сначала рассмотреть изучаемое событие или беседу в едином пространстве текста Священного Писания: в евангельском контексте, в соотношении с данными Ветхого Завета и книг апостольского корпуса, в которых данная тема имеет параллели. Кратко это правило выражено им так: «От темных мест священного писания надобно обратиться к ясным местам того же писания»[10] (святитель в этом правиле следует сложившейся церковной традиции и, в частности, ссылается на слова свт. Иоанна Златоуста: «Возьми в руки Библию, прочитай всю историю и, содержа в памяти понятное, чаще пересматривай непонятное и неясное»). Следующие этапы: обращение к тексту Писания на языке оригинала[11] (этот вид библейской критики, а критика в первую очередь означает анализ, употребляют святые отцы и другие православные богословы, а также библеисты других конфессий)[12], обращение к святоотеческим толкованиям[13], к церковным правилам и богослужебному Преданию.

Согласно церковной традиции, Священное Писание может толковаться как буквально, так и иносказательно (аллегорически). При буквальном толковании выясняется прямой смысл текста (например, описанные в нем исторические события). При иносказательном толковании за некоторыми библейскими образами выявляется иной, неявный смысл, который, как верит Церковь, был вложен в Писание Богом для научения людей высшим тайнам Царствия Божия. Желающим простого ответа на вопрос, как понимать то или иное место Писания, приходится смириться со множеством смыслов, вплетенных Богом в ткань Писания. Часто иносказательное толкование у святых отцов называется духовным или созерцательным[14]. Иносказательное толкование может применяться для выявления этического смысла Писания (это так называемое тропологическое или морально-аллегорическое толкование) и для раскрытия догматических истин, относящихся к тайнам Божественного бытия и к тайнам Божественного домостроительства (анагогическое[15] толкование). Но для выявления этического и догматического смыслов может применяться и буквальное толкование, если тексты имеют непосредственно нравственное или догматическое содержание[16].

В Новом Завете термин «Евангелие» встречается как по отношению к искупительному подвигу Иисуса Христа (Мф. 9: 35; Мк. 4: 23), так и по отношению к устному или письменному изложению христианского учения о спасении (Мк. 16: 15; Рим. 10: 16), отчего сами проповедники получили наименование евангелистов.

Говоря о названии известных нам Евангелий от апостолов Матфея, Марка, Луки и Иоанна, следует отметить, что само по себе Евангелие как благая весть не является собственностью апостолов, они не авторы благой вести как таковой. Благая Весть едина, она от Господа и о Господе, но была, по внушению Святого Духа, изложена, интерпретирована четырьмя апостолами.

Первые три канонические Евангелия в библейской науке принято называть синоптическими[17]. При сопоставлении этих трех текстов можно заметить, что Евангелия от Матфея, от Марка и от Луки содержат совпадающие по содержанию эпизоды («параллельные места»). Кроме того, последовательность отдельных повествований (законченных отрывков текста, называемых перикопами[18]) также совпадает для двух и порой даже для трех этих Евангелий. Евангелие от Иоанна почти не имеет параллелей с первыми тремя Евангелиями. Если расположить Евангелия в четыре столбца, увидим, что когда говорят синоптики, обычно молчит евангелист Иоанн, и наоборот.

В научной среде поиск причин, вызвавших, с одной стороны, сходство первых трех Евангелий, а с другой стороны, отличия в изложении общего для них материала, привел к постановке так называемой синоптической проблемы, то есть комплексу вопросов, возникающих при сравнении синоптических Евангелий[19]. О сновная гипотеза сводится к предположению о существовании неких письменных или устных источников (-ка) для евангелистов.

Какое бы решение ни нашла синоптическая проблема в научной среде в будущем, важно помнить, что в Церкви есть четыре свидетельства, принятые церковным сознанием как богодухновенные: у всех Евангелий один источник – Дух Святой. Эти свидетельства по действию Духа Божия написаны четырьмя апостолами, двое из которых были очевидцами служения Христа. Отличие и сходство Евангелий, безусловно, побуждает верующего думать о том, для чего Бог дал четыре свидетельства и почему три из них так близки. Но ответ на эти вопросы должен учитывать по крайней мере два момента. Во-первых, вера, по определению, связана с признанием того, что есть область непознанного и непознаваемого для человеческого разума. Дела Божии не подчиняются человеческой логике и не всегда постигаются ею. И, во-вторых, пытливость разума должна сочетаться с уважением к церковной традиции и руководствоваться ею.

Кратко рассмотрим особенности четырех Евангелий в известном нам порядке (в древней Церкви именно последовательность считалась указанием на порядок написания; об этом говорят Папий Иерапольский и блж. Августин).

Писателем первого Евангелия был св. Матфей – один из Двенадцати апостолов, носивший до призвания к апостольству имя Левия Алфеева. Он был мытарем, то есть сборщиком податей, поэтому евангелисты Марк и Лука, описывая призвание Матфея, называют его прежним именем (Мк. 2: 14, Лк. 5: 27), а в списках Двенадцати – Матфеем (Мк. 3: 18; Лк. 6: 15). Сам Матфей всегда называет себя апостольским именем, добавляя указание «Матфей мытарь», смиренно показывая, кем он был до призыва Христа.

Блж. Иероним Стридонский и свт. Иоанн Златоуст говорят, что ап. Матфей, побуждаемый и руководимый Духом Святым, написал свое Евангелие по нужде и просьбе уверовавших иудеев[20]. Многие из древних и новых толкователей выражали уверенность, что это Евангелие и написано первоначально было именно на еврейском языке и только несколько позже неизвестно кем, может быть самим же ап. Матфеем, переведено на греческий язык. Об этом свидетельствует св. Папий Иерапольский: «Матфей на еврейском языке беседы Господа изложил, а переводил их каждый, как мог»[21], это показывают и современные филологические исследования текста Евангелия[22].