Андрей Кураев - ПРАВОСЛАВИЕ И ПРАВО. ЦЕРКОВЬ В СВЕТСКОМ ГОСУДРАСТВЕ

Как видим, католики привыкли к тому, что законы европейских стран говорят не только об анонимно-безликих, и потому равноправных, "религиозных организациях", но и конкретно именуют - и именно в привилегированном статусе - "традиционной" Католическую церковь. Существуй сегодня Россия в пределах Российской империи, и упоминание католиков в качестве "традиционной религии" было бы возможно - ради польских и литовских подданых Короны. Но в том обрубке, который именуется РФ, называть католичество "традиционным" было бы совершенно необоснованно.

Тем не менее, действительно жаль, что термин "традиционные религии" не вошел в текст законопроекта. Если бы традиционные конфессии достойно и пропорционально присутствовали в этих сферах жизни общества, то не нужно было бы ставить вопрос об ограничении деятельности иностранных миссионеров или вновь возникающих сект.

Нельзя бороться с пустотой, выгоняя ее в форточку. Пустоту можно только заполнять. Секты бесполезно запрещать и почти бесполезно критиковать. Нужно просто помочь традиционным религиям привить людям такой духовный вкус, такие знания о духовной сфере, чтобы никакие спекуляции сект были бы невозможны.

И все же Дума, повинуясь, возможно, еще советскому инстинкту, не пошла на законодательное признание "традиционных религий" и на описание возможностей их взаимодействия с обществом и государством. Отказавшись признать за Православием и другими крупными конфессиями статус традиционной религии, открыто и законно сотрудничающей с государством. Дума сохранила почти что ленинское понимание принципа "отделения Церкви от государства".

Грань между традиционными конфессиями и новыми в принятом Думой законе проводится по иному принципу: первые получили статус юридического лица, вторые - нет.

Мне кажется очень важным подчеркнуть, что вопреки утверждениям прессы этот законопроект не является воплощением пожеланий нашей Церкви. Это вполне компромиссный текст, в котором учтена лишь часть наших предложений. Церковь поддерживает не столько сам текст этого законопроекта, сколько его тенденцию: сделать шаг к защите людей от сект.

В случае окончательного принятия закона возможности для деятельности нашей Церкви в российском обществе не расширяются. А в случае его отклонения наша Церковь ничего не теряет. Те пункты, которые наиболее резко оспариваются противниками этого законопроекта, нас никак не касаются. Это означает, что в начавшейся дискуссии для нас речь идет не о наших правах, а об интересах нецерковного общества. Нам, православным, секты не угрожают. Люди действительно церковные не будут увлекаться Аум Синрике. Для нас защита законопроекта - это защита не наших интересов, а интересов страны и людей.

Но при этом все равно критики закона создают у людей впечатление, будто именно мы, исходя из каких-то корыстно-корпоративных интересов, призвали к ограничению прав людей иных религиозных убеждений.

Впрочем, и слухи о том, что новый закон кого-то серьезно ущемит в правах и вызовет притеснения нетрадиционных религий, появившихся в России за последние годы, совершенно необоснованны.

Основная идея законопроекта о свободе совести, вызвавшая самую серьезную критику, - разделение религиозных объединений на религиозные группы и религиозные объединения. Религиозные группы осуществляют свою деятельность без получения прав юридического лица.

Надо заметить, что появление похожей нормы в законе 1990 г. было большим успехом на пути освобождения религиозной жизни. Это означало, что регистрация религиозных объединений госорганами перестала носить обязательный и разрешительный характер и приняла характер уведомительный. Ряд религиозных групп считает для себя вообще недопустимым получать государственную регистрацию ("катакомбники", "баптисты-инициативники", "свидетели Иеговы" и т.п.). Чтобы не ставить таких людей прямо вне закона и не объявлять их деятельность антизаконной, была предусмотрена возможность существования религиозной группы без получения прав юридического лица.

В новом законопроекте эта норма прописана более подробно. Важно отметить ст. 7,2: "Граждане, образовавшие религиозную группу, уведомляют о ее создании и начале деятельности органы местного самоуправления". Как видим, достаточно едва ли не позвонить в мэрию, чтобы религиозная группа могла начать действовать. Если религиозная организация должна представить устав, сведения о своей истории и вероучении, то религиозной группе даже этого не нужно. Закон не указывает даже форму реакции госорганов на уведомление. И это означает, что от религиозной группы государство не вправе требовать ничего более, нежели "уведомления", совершаемого едва ли не в любой форме.

В принципе это - радикальное отграничение деятельности этих групп от вмешательства и контроля со стороны государства. Целесообразно это или нет - вопрос отдельный. Но нельзя не признать, что это более чем демократично.

Впрочем, при желании и здесь можно увидеть "нарушение демократических принципов". В обращении Российского отделения Международной Академии Религиозной Свободы отмечается, что "иначе, как вмешательством властных структур в дела верующих, нельзя назвать положение, в соответствии с которым граждане, решившие создать религиозную группу, обязаны уведомлять о своем решении представителей местных властей" (Известия, 16.07.97). Между прочим, слова "обязаны" в законопроекте нет. Там стоит просто - "уведомляют". Но разве есть иной путь вступить в контакт с государством, помимо "уведомления"? Разве можно начать партнерскую деятельность, и даже знакомство, не представившись? Если кто-то не захочет иметь дела с государством вообще - пожалуйста. Но если ты хочешь попасть в сферу действия закона, публичного права, - то как минимум надо подойти к этой сфере и назвать свое имя. Закон и не требует ничего большего.

Однако за эту радикальную свободу религиозным группам приходится кое-чем заплатить. А именно - за свою невидимость для государственной власти они платят тем, что "не засвечивают" себя в сфере публичных правовых отношений. Они не получают прав юридического лица и, соответственно, не имеют права приобретать собственность, арендовать помещения, приглашать иностранных миссионеров.

Вообще, из законопроекта не вполне ясно - что же именно могут делать религиозные группы. Так, ст. 7,3 гласит: "Религиозные группы имеют право совершать богослужения, религиозные обряды и церемонии". Исчерпывающий ли это список? Имеют ли право религиозные группы вести религиозную пропаганду?

Однако ст. 6,1-2 признает право на активную проповедь и за религиозными группами: "Религиозным объединением... признается объединение, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры... религиозные объединения могут создаваться в форме религиозных групп и религиозных организаций". Как видим, право на "распространение веры" признается не за религиозными организациями, а за "религиозными объединениями", в число которых входят и религиозные группы. Аналогично и ст. 5,3 признает право "обучать своих последователей религии" за "религиозными объединениями", а не только за религиозными организациями.

Так что вывод О. Мороза о том, что религиозные группы не могут заниматься "вообще какой-либо деятельностью, кроме богослужений" (Литературная газета, 23.07.97), нельзя признать обоснованным.

Для тех, кто желает быть человеком-невидимкой, все эти нормы чрезвычайно благоприятны. Суть проблемы, однако, в том, что такими "невидимками", отсутствующими в сфере публичных правовых отношений, законопроект делает не только тех, кто этого сам желает. Поэтому главный пункт критики законопроекта не в том, что он позволяет существовать религиозным группам без регистрации, а в том, что он еще и не разрешает им регистрироваться до истечения "карантинного срока" в 15 лет.

Критика этого положения законопроекта отличается сугубой недобросовестностью. Она строится на двух подменах.

Первая подмена: законопроект описывает механизм регистрации тех религиозных движений, которые будут возникать в будущем. Не стоит опасаться, равно как и не стоит надеяться на то, что под это ограничение законопроекта подпадут те религиозные организации, в том числе нетрадиционные, которые возникли в России за последние семь лет.

Фундаментальная правовая норма гласит, что никакой закон не может иметь обратной силы (см. ст. 54,2 Конституции РФ). Если вчера я совершил некоторое действие, которое не было преступным с точки зрения того законодательства, что действовало в стране в тот день, а сегодня парламент принял новый закон, согласно которому такие поступки объявляются незаконными и преступными, то меня не могут привлечь к ответственности по этому новому закону. Если завтра парламент примет решение, что за безбилетный проезд в автобусе полагается расстрел, и множество свидетелей расскажут о том, что вчера, за два дня до принятия нового закона, я ездил без билета, - то меня все же придется оставить в живых.